— Не знаю, — ответил Ришко. — И конца-краю ему не видно. Помолчали.
— Придется в объезд, — сказал он. — Куда в объезд?! По целине, через саванну?
— А больше делать нечего… Сворачивай.
Я свернул влево, и мы тихо покатили сквозь шелестящую солому, лавируя между деревьями.
— Смотри внимательно, могут быть термитники.
— Я знаю, — ответил я, напряженно всматриваясь в частокол высохших стеблей. — Хорошо, что солома здесь невысокая.
Термитники могли быть двух видов: остроконечные конусы выше человеческого роста, которые видны издалека, и низенькие, примерно полуметровые, грибообразные, представляющие для нас действительную опасность, поскольку твердости они необыкновенной и спрятаны в соломе, как грибы в траве, налететь на такой — хуже, чем на камень.
Через сотню-другую метров мы одновременно ощутили неладное.
— Стой! — сказал Ришко в тот момент, когда я уже выключил зажигание.
Выскочив наружу, мы и выругались одновременно — он по-русски, я по-чешски. Левое переднее и правое заднее колеса стояли уже на ободах.
Передо мной на столе и сейчас лежит эта колючая ветка — африканский образчик. Стальной твердости, острые, как сапожное шило, восьмисантиметровой длины и полусантиметровой толщины у основания правильные конические шипы расположены на ней регулярно через пять-семь сантиметров во все стороны и способны с легкостью проткнуть автопокрышки любого грузовика, а не только нашего несчастного фургона.
— Да… — произнес Ришко, даже не заглядывая в кузов и опять употребив несколько сильных русских непечатных слов. — Как в том анекдоте про африканского вождя, есть две новости — плохая и хорошая.
— Начни с плохой, — отозвался я, рассеянно пиная колесо.
— Я забыл дома аппарат для вулканизации камер.
— Ага… А хорошая?
— Я взял два запасных колеса.
— Давай менять, — сказал я, вздохнув с облегчением. — Тащи домкрат.
Пока мы меняли колеса, стемнело, и саванна сразу наполнилась треском цикад, перещелкиванием и пересвистом ночных птиц, какими-то вздохами, хрюканьем, шорохами и прочими странными и загадочными звуками.
— Вот что, Ришко, давай-ка мне топор, включай дальний свет и ползи за мной. Да держи карабин поближе.
— Не бойся! — засмеялся он. — От шума движка и от газовой вони все живое разлетается, разбегается и расползается мгновенно. Фары светят далеко, а ты пойдешь близко.
Он включил мотор, потом полный свет, и я пошел вперед этим световым коридором, в плавках, кедах и с топором на плече, раздвигая солому, огибая деревья и кусты, сбивая обухом попадавшиеся по дороге маленькие термитники, рубя при необходимости ветки, выискивая малейшие, даже единичные колючки, буквально вылизывая дорогу нашей механической букашке, зная, что запасных колес нет у нас больше. Таким манером мы двигались почти пять часов.
Около полуночи, выехав на маленькую, уютную, чистую от соломы поляну, мы остановились на отдых. Небо очистилось от облаков, луны не было, разноцветились махровые звезды, сияние млечного пути давало возможность различить темную массу близких кустов.
— Я заметил там, правее, тропинку, — сказал Ришко. — Пойдем в разведку, по моим расчетам, дорога уже недалеко, я старался держать направление.
Он закинул за плечо карабин, включил фонарь и, нашарив лучом тропинку, устремился к ней, а я за ним, плохо соображая, куда идти, не выпуская из рук топора, который, по-моему, к этому времени стал просто частью моего тела. Прошли мы по тропинке минут пятнадцать.
Дороги не было.
— Наверное, она дальше, чем я думал. Пойдем обратно. Мы зашагали обратно и остановились через двадцать минут. Ни поляны, ни машины не было.
ГЛАВА 11
— Так, — сказал я. — Приехали.
— Развилка где-то, что ли? — размышлял вслух Ришко. — По времени мы точно уже прошли поляну.
— Не видел я никакой развилки, прямо колдовство? Куда теперь пойдем?
— Пойдем обратно на десять минут, — предложил он.
Мы прошли по тропинке обратно и остановились — нет поляны.
— Теперь снова обратно на пять минут, — сказал он. Повернули, пошли назад, внимательно вглядываясь в темноту по сторонам.
Через пять минут замерли — нет машины.
— Давай нюхать запах нагретого металла, бензина, масла, — серьезно предложил он.
— Что я, собака, что ли? — засмеялся я. — Да и ветра нет.
Тем не менее, стали нюхать, поворачиваясь на месте, но, конечно, ничего не унюхали. Страшно нам не было, просто очень досадно оказаться в такой дурацкой ситуации.
— Она не должна быть далеко, — говорил Ришко, — мы все время крутимся на месте.
— Если с самого начала не попали поперек, — отозвался я. — Знаешь, что мне интересно?
— Что? — спросил он.
— Мы с тобой голые, а комары не кусают, и не слышно их и не видно. В городе уже давно бы заели. — Они или у воды, или около людей, здесь же ни того, ни другого.
— А мы с тобой кто?
— Мы призраки саванны.
— Не знаю, как мы, а вот автомобиль наш точно стал призраком. Летучим Ситроеном.
— О!.. Есть одна мысль, — сказал он.
— Жаль, что только одна… Какая?
— Мне кажется, мы недалеко отсюда прошли мимо холмика.
— Ну?!
— Пойдем посмотрим!
— Пойдем, — равнодушно согласился я, — не знаю, что нам это даст, хотя идти, конечно, лучше, чем стоять.
Мы начали тихонько продвигаться по тропинке, Ришко все время подсвечивал фонариком влево.
— Вот он!
Действительно, холмик. Невысокий, может быть метров шесть или семь, не очень заросший, с валунными боками.
— Полезли! — сказал он.
— Давай, — ответил я без особого энтузиазма, потому что пока не понимал его замысла. — Однако если еще и тропинку потеряем, то будет как в анекдоте про парашютиста.
Уточнять не было нужды, так как Ришко знал наших анекдотов больше, чем я. Мы довольно легко вскарабкались по валунам на верхушку холма.
— Становись рядом, — сказал он. — и внимательно смотри по лучу.
К счастью, фонарь был очень мощным. Ришко начал медленно раскручивать световую спираль от подножия холма к периферии, все дальше и дальше. Мы крутились за лучом, вглядываясь в саванну до боли в глазах.
— Есть! Стоп! — заорали мы одновременно, когда среди кустов и низкорослых деревьев вдруг вспыхнули отраженным светом фары и лобовое стекло нашего автофургона.
