цугом в шесть коней.
Когда запрягалась и подавалась для выезда одиночка, иногда приличная, а иногда и совсем невозможная, с рваной сбруей на тощей кляче, то все в доме знали, что князь едет 'чудить' по Москве. Впрочем, два кучера, выезжавшие с барином на тележке, молчали, как немые, когда их расспрашивала дворня о том, где князь был и что делал. Это был строжайший приказ барина — не болтать. Зато толстый и важный кучер Гаврила, выезжавший с князем в карете с гербами, получал менее жалованья и был менее близким и доверенным лицом князя, чем кучера Игнат и Семён, выезжавшие с тележкой, иногда в драных кафтанах и шапках. Они были очевидцами 'чудес' барина и были поэтому любимцами. Князь поехал на этот раз далеко от себя, поблизости от палат фельдмаршала Разумовского, на Гороховое поле. Здесь в глухом переулке он вместе с Семёном разыскал дом по данному адресу, а в глубине грязного топкого двора нашёл и мужика.
— Где у вас тут живёт вдова Леухина? — спросил он, пока молодец и ражий детина Семён остался ждать барина на улице. Во дворе можно было утопить коня.
Мужик указал на лачугу, куда князь поднялся по тёмной и грязной лестнице и очутился в смрадной комнате. Молодая женщина, худая, болезненная на вид, встретила его, недоумевая. Двое детей-оборвышей, девочка и мальчик, дико таращили глазёнки на незнакомого господина.
Оглядевшись, князь обратился к женщине с вопросом:
— Ваша как фамилия, сударыня моя?
— Леухина.
— А это ваши дети?
— Да-с.
— Вы, сказывали мне люди, в нужде большой?
— Да-с… Совсем плохо приходится, и если…
— Почти есть нечего?..
— Чёрным хлебом обходимся, милостивый барин. Когда есть. А то и хлеба нет. Мне бы самой одной…
— Погодите. Не расписывайте. Отвечайте только на вопросы, — перебил князь.
— Слушаю-с.
— Горничная есть у вас?
— Нету-с… Было и трое холопов, да когда…
— Прошу вас, сударыня, вторично не болтать, а отвечать кратко и толково на то, что я буду у вас спрашивать… Стало быть, всякое прислужническое дело и себе и детям вы сами справляете.
— Точно так-с.
— Давно ли вы в эдаком положении?
— Вот уже скоро год… Сначала было…
— Чего бы вы желали?
— Как то есть?
— Я спрашиваю, чего бы вы желали себе теперь?
Женщина глядела удивлённо.
— Неужели, сударыня, нельзя ответить на такой простой вопрос? Чего бы вы желали себе?
— Дети совсем впроголодь, и если можно…
— Получив немного денег, — продолжал за неё князь, — вы бы прежде всего озаботились их накормить?
— Да-с.
— Прекрасно. Деньги сейчас будут… Погодите, помолчите… Бельё и платье есть у вас?.. Или вот только то одно, что на вас теперь?
— Одна перемена белья и у детей, и у меня…
— Прекрасно. Квартира сырая…
— Теперь ничего, а зимой — беда…
— Ну-с. Желали бы вы иметь должность с жалованьем? Или вы ленивы и предпочитаете бедствовать и жить подачками?
— Я была бы счастливейшим человеком! — воскликнула Леухина. — Если бы я могла работать и иметь пропитание для детей… Но я дворянка… Я не могу идти в ключницы… Воля ваша… Стыдно.
— Верно, сударыня. Верно. Но должность и занятие подходящие — примете?
— Счастлива буду, сударь… Мы уже третий день голодаем совсем.
Мальчик смело приблизился к князю, дёрнул его за сюртук и, закинув назад головку, чтобы видеть его лицо, сказал:
— Дяденька. Дай хлебца.
— Сейчас, сейчас будет и хлебец и варенья, — улыбнулся князь.
— Какое варенье, — отозвалась женщина. — И есть нечего. И надеть нечего.
— Всё это сейчас будет, — сказал князь. — Всё это немудрёно устроить. Потихонечку, понемножечку всё наладится. А покуда собирайтесь-ка со мной! Пожитков и рухляди у вас, как я вижу, немного, почти ничего нет!
— Какие же пожитки? — отозвалась Леухина. — Что и было — продала, а то бы мы совсем с голоду померли.
— Так самое лучшее, сударыня моя, не берите ничего. Всё, что я вижу, лучше оставить тут.
Князь высунулся в окошко и крикнул Семёну через двор:
— Поезжай и приведи извозчика!
Семён вместо того, чтобы двинуться, обернулся и начал махать рукой. Далеко послышалось громыхание дрожек, и у ворот показался извозчик.
— Ну-с, пожалуйте! Забирайте ребятишек — и поедемте!
— Куда же-с? — отчасти робко спросила женщина.
— Это, моя сударынька, не ваше дело! Ведь не резать же я вас повезу Я приехал помочь. Коли желаете из беды выкарабкаться, то и повинуйтесь!
И через минут пять князь садился на свои дрожки, а Леухина с детьми и с узелком садилась на извозчика.
— В Тверскую гостиницу? — спросил кучер, когда князь сел.
— Вишь, какой умный, сам догадался!
— Мудрёное дело. Как же не догадаться, — отозвался Семён, — завсегда ведь этак же!
И тихой рысью, чтобы не дать извозчику отстать, князь двинулся и только через час был на краю Тверской, где начиналась Ямская слобода. Он остановился у крыльца большого двухэтажного постоялого двора, рядом с ямским двором вольных ямщиков, нанимаемых во все ближайшие к Москве города. С этого двора съезжали постоянно на 'вольных' в Тверь, в Калугу, во Владимир, в Рязань и во все города, которые были не далее двухсот вёрст расстояния.
Князь вышел первым и спросил:
— Где Спиридон Иванович?
Но едва он назвал это имя, как пожилой мужик вышел к нему навстречу с поклоном.
— Господину Князеву наше почтение! Комнаты нужны-с?
— Верно-с! — отозвался 'господин Князев', то есть князь.
— Прикажете те же самые две, что прошлый раз брали?
— Отлично, давайте! Хотя можно и одной обойтись. Видите, всего одна барынька с двумя ребятишками.
И через несколько минут Леухина с детьми была уже в простой, но чистой комнате постоялого двора, который величался гостиницей.
Через четверть часа новым постояльцам подали обедать.
— Ну, вот-с и ваше помещение! Спрашивайте, что вам нужно, кушайте на здоровье и помните одно: всё, что нынче или завтра к вам доставят сюда, всё то будет ваше собственное. Сегодня вам доставят бельё.
Выйдя и садясь в дрожки, князь сказал провожавшему его хозяину:
