Том 5. Критика и публицистика 1856-1864

требующие этого действия…» (стр. 110): «Действие полиции, как оно до сих пор представлялось в понятиях народа, есть нечто не успокаивающее, но даже производящее результаты совершенно противоположные…»

Вряд ли можно сомневаться, что слова эти не попали в печать по причинам цензурного характера.

Обнародование Положений 19 февраля, начатое 5 марта в Петербурге и Москве, сразу же вызвало крутую волну крестьянских волнений в стране. Крестьяне были разочарованы «волей» и считали манифест царя о грабительской реформе поддельным документом, сфабрикованным помещиками. Уже в марте волнения происходили, по далеко не полным официальным данным, в восьми губерниях, а в апреле они охватили двадцать восемь губерний[142]. Наибольшую известность приобрело выступление крестьян в с. Бездна Казанской губернии 12–19 апреля, при подавлении которого 70 человек было убито, 21 человек получил смертельные ранения, а руководитель крестьян Антон Петров расстрелян. Хотя сообщение о безднинских событиях появилось (в официозной «Северной пчеле») только 15 мая, известия о кровавой расправе в Бездне сразу же широко распространились по России. Нет сомнения и в том, что по своему положению вице-губернатора Салтыков очень скоро узнал о событиях в Бездне, так же как о расстреле 18 апреля крестьян в селе Кандеевка, Пензенской губернии, из источников официально-служебной информации.

Насколько удалось установить, статья «К крестьянскому делу» была первым в подцензурной русской печати откликом на крестьянские волнения, вызванные обнародованием манифеста и Положений 19 февраля.

В своей статье Салтыков не только энергично протестует против полицейской расправы, но и проводит мысль о необходимости серьезных уступок крестьянству со стороны помещиков. Там, где крепостники искали «подстрекательство», Салтыков видел закономерное недовольство масс.

При оценке этой, как и других газетных статей, Салтыкова следует учитывать, что писатель, занимавший в то время видный административный пост тверского вице-губернатора, выступая под своим полным именем, должен был особенно тщательно «конспирироваться» в цензурном отношении. Так, вряд ли отражают действительные взгляды Салтыкова упования на благотворную роль губернских присутствий и надежды, что помещики сами позаботятся об уничтожении смешанной повинности. Практика проведения реформы даже в славившейся своим «либерализмом» Тверской губернии учила иному. Статья «К крестьянскому делу» опубликована 30 апреля, а 11 мая Салтыков пишет Е. И. Якушкину: «Губернское присутствие, очевидно, впадает в сферу полиции, и в нем только и речи, что об экзекуциях… Крестьяне не хотят и слышать о барщине и смешанной повинности, а помещики, вместо того чтоб уступить духу времени, только и вопиют о том, чтобы барщина выполнялась с помощью штыков».

Одобрительный отзыв о статье «К крестьянскому делу» содержится в выступлении «Современной летописи» (1861, № 20, от 17 мая, стр. 17) по поводу безднинских событий.

…смешанная повинность… — то есть сочетание барщины (обработка помещичьей земли трудом крестьянина) и оброка (денежные взносы, которые крестьяне делали помещикам взамен барщины).

…число рабочих дней достигает 50 с тягла в год… — В крепостном хозяйстве единицей, с которой насчитывались повинности, было тягло — семья, состоящая из двух работников: мужчины (от 17 до 55 лет) и женщины (от замужества до 50 лет).

Несколько слов об истинном значении недоразумений по крестьянскому делу

Впервые — в газете «Московские ведомости», 1861, 11 июня, № 128. Подпись: «М. Салтыков». При публикации текст подвергся цензурному вмешательству (см. А. Попельницкий. Специальная цензура книг и статей по крестьянскому вопросу в 1861–1862 гг. — «Русская старина», 1916, № 2, стр. 301).

«Материалы…» К. К. Арсеньева содержат следующие варианты доцензурного текста:

После слов: «назовет его сиятельством» было продолжено: «и поцелует у него руку».

Вместо слов: «учинит дебош, о котором долго, между гаваньцами, будут переходить из рода в род преувеличенные рассказы» было: «… учинит дебош. Я даже не прочь от мысли, что он напьется пьян и что-нибудь напаскудит мимоходом».

Вместо слов: «не предъявить чего-нибудь лишнего» было: «не попривередничать малость».

По-видимому, после слов: «А между тем люди, предъявляющие относительно крестьян, ожидания и требования буколического свойства, выискиваются нередко» в рукописи следовал текст, приведенный Арсеньевым без кавычек, то есть, возможно, в пересказе: «Они ужасно волнуются при мысли, что душою крестьянина чувство благодарности за дарованные права владеет не всецело. Отсюда те дикие вопли, которые нередко слышатся в так называемом образованном обществе; отсюда неистовые воззвания к насилию, как единственному убежищу против черной неблагодарности и единственному средству для насаждения надлежащих чувств в черствой душе крестьянина».

Вместо слов: «Не на завладение ферулой, а на искоренение понятия о необходимости ее — этих учреждений» было: «Не на завладение ферулой, а на исторжение ее из рук прочих административных мест и на предание ее всенародно сожжению должно быть обращено ревнивое внимание крестьянских учреждений».

После слов: «а дядя Корней записывается в книжечку, как будущий зачинщик и подстрекатель» следовало продолжение: «Кстати, о зачинщиках. Одна дама спрашивала некоторого глубокомысленного администратора, хвалившегося, что он в таком-то случае взял столько-то зачинщиков и поступил с ними по всей строгости (есть такие плоскодонные головы, которые и этим хвалятся!): «Скажите, пожалуйста, каким образом Вы умеете отличать зачинщиков? — Администратор вытаращил глаза и, по-видимому, изумился, как это ему никогда не приходил в голову подобный вопрос. — Вы, может быть, отличаете их по волосам: один раз зачинщики — белокурые, другой раз — брюнеты?» Администратор побагровел от злости, но удовлетворительного ответа не дал. Увы! Я и сам до сих пор не знаю, какие отличительные наружные признаки зачинщика. Мне все сдается, что зачинщик — время и что его-то именно и следует подвергнуть полицейскому взысканию. Очень может быть, что я ошибаюсь».

В изложении Арсеньева статья заканчивалась отсутствующим в печатном тексте предложением, чтобы особые мнения, подаваемые членами губернских присутствий, доводились до сведения центральной власти.

Настоящая статья, как и предыдущая, «К крестьянскому делу», написана в связи с происходившими в марте и апреле 1861 г. почти по всей Европейской России крестьянскими волнениями, вспыхнувшими в связи с разочарованием в реформе 19 февраля.

14 февраля 1861 г. был введен новый порядок публикации статей по крестьянскому делу: все одобренные цензурой статьи допускались к напечатанию только с разрешения государственного секретаря (см. «Сборник постановлений и распоряжений по цензуре», СПб. 1862, стр. 457). После первых крестьянских волнений государственный секретарь В. Бутков дал указание цензуре не допускать в печати каких-либо рассуждений «о печальных событиях». Однако московский цензор, аттестуя статью Салтыкова как написанную «в тоне умеренном и хорошем направлении», просил в порядке исключения разрешения В. Буткова на ее опубликование, которое и было получено (см. А. Пепельницкий. Специальная цензура книг и статей по крестьянскому вопросу в 1861–1862 гг. — «Русская старина», 1916, № 2).

«Главный предмет» статьи состоит в том, чтобы, с одной стороны, убедить «проницательного читателя» в естественности и обоснованности тех «недоразумений», которые вызывают крестьянские волнения, а с другой, указать пути устранения причин этих «недоразумений» и рекомендовать такие средства к предупреждению и прекращению волнений, которые бы начисто «исторгли» из административной практики «ферулу» политического насилия. К всенародному сожжению этой «ферулы» Салтыков смело призывал в доцензурной редакции статьи (см. выше, вариант к стр. 115). Несмотря на вмешательство цензуры, Салтыков сумел провести в статье мысль, что причиной крестьянских волнений