Прошло множество блаженных минут.
Потом она внезапно распахнула глаза.
– Слушайте – слушайте – я заслуживаю чуточку счастья. Я сыта по горло... всем этим дерьмом. С меня хватит работать здесь вдвое больше, чем остальные учителя – мужики-лентяи, разумеется. С меня хватит вечно убирать этот чертов бардак, который мой муж-кретин оставляет за собой в нашем тоскливом доме. Я по горло сыта занудными детьми, которые жалуются на занудные, идиотские проблемы, так что к чертовой матери. К чертовой матери все. На этот раз я хочу получить то, что заслуживаю, – ради всего святого, я это заработала и больше ничье дерьмо жрать не намерена. Да – я по-прежнему буду проверять ваши сочинения, но не собираюсь разукрашивать их комментариями, которых вы даже не читаете. Да – я буду заниматься детьми, но не собираюсь готовить каждую долбаную ложку, которую они хватают жирными избалованными губами. И нет – мой муж может идти на хер. Поэтому я переехала и живу с Барри, которого люблю и который ко мне добр.
Она замолчала, снова закрыла глаза, глубоко вдохнула и медленно выдохнула через нос. Краска постепенно сбежала с ее щек. Член у меня начал опадать.
Потом она вновь заговорила – на этот раз обычным голосом:
– Простите, я не хотела вдаваться в подробности. Надеюсь, я не поставила вас в неловкое положение, но, думаю, вы понимаете, о чем я. А сказать я хотела вот что. В конце концов, впервые в жизни у меня есть что-то, чего я хочу, и я не чувствую, что тону в непрерывном потоке чьих-то требований. Первый раз я сама отвечаю за свою жизнь и способна сама решать, чего я хочу и чего не хочу. Никогда в жизни со мной не случалось ничего важнее. Так вот – да, у меня роман с Барри, и если слухи об этом дойдут до администрации, меня уволят. Поэтому я хотела бы попросить вас об одолжении. Я хочу, чтобы вы, мой любимый класс, убили эти слухи в зародыше. Сейчас знают лишь несколько человек, и я уверена, что вы-то в курсе, кто именно. Я прошу вас объяснить им мое положение – рассказать им то, что я рассказала вам. За всю свою жизнь я не говорила такой правды. Я и подумать не могла, что буду так счастлива.
И ушла.
Ебаный карась!
Глава двадцать вторая
Через два часа тысяча триста парней знали все подробности половой жизни миссис Мамфорд, включая форму ее сосков, когда она возбуждена, и через неделю ее уволили.
Версия, которую вы только что прочитали, почти точно воспроизводит ту историю, которая разошлась по школе и стоила миссис Мамфорд работы. Хотя это не
То, что миссис Мамфорд выкинули из школы, не было большой трагедией, но когда я узнал, что исключили Барри, у меня внутри все перевернулось. Я чуть не решил, что это моя вина.
В ближайшие выходные я отправился к ним в Ноттинг-Хилл, и миссис Мамфорд... Маргарет... была, по понятным причинам, очень зла. Я сказал, как ужасно, с моей точки зрения, что история разошлась так быстро, и мы сочувственно поговорили о том, сколь недостойны доверия мужчины.
Она все твердила, какая она идиотка, а я пристально ее разглядывал, изо всех сил стараясь сохранить непроницаемый вид. Потеряв работу, она радикально переменилась. Исчезли прямые юбки, модные блузки, пояски, ожерелья, строгие туфли и толстый слой макияжа – вместо всего этого осталась одна странная, мешковатая, мрачная... штука. Я не спец в вопросах моды, но она была чем-то вроде гибрида пончо, саржевых брюк и коврика. Макияж, дорогие побрякушки и даже прическа – все исчезло. Подозреваю, на ней даже белья не было. На ней, по-видимому, оставалась только эта
Она угадала, о чем я думаю, и попыталась объяснить:
– Я всю одежду оставила у мужа. Не хотела ничего с собой брать. Хотела устроить ритуальное сожжение одежды, которую надевала в последний день, но не нашла подходящего места, так что просто бросила в кучу на Портобелло-роуд. Теперь вот по лавкам Ноттинг-Хилла собираю новый гардероб.
Более гибельного плана я и вообразить не мог, но сказал, что ее оптимизм «восхитителен». Я где-то читал, что жертвы кризиса среднего возраста хотят слышать нечто подобное.
– Правда же, она теперь красивая? – спросил Барри.
– Да, она... э... восхитительна.
– Спасибо. – Судя по выражению лица, она хотела, чтоб ей льстили дальше.
– Да, – сказал я. – Вы... Э... (Ну, выдавлю я из себя уже что-нибудь?) – Вы выглядите... (Тужься – тужься.) ...на двадцать лет моложе.
– Ты правда так думаешь?
О нет! Чудовищный ответ! Я был истощен. Ничего больше я изобразить не мог.
Слава богу, за меня вступился Барри:
– Ну разумеется – тебе же все об этом говорят.
Настала пора сменить тему.
– Вы теперь опять будете искать работу в школе? – спросил я.
– На хер школу, – ответила она. «На хер» у нее прозвучало как-то неправильно. По-моему, она чуть- чуть перестаралась, чтобы это слово вышло у нее без усилий. – Мы с Барри... (Как можно ставить рядом «мы с Барри» и «на хер»? Все не так.) Мы собираемся летом поработать на сборе фруктов в самых интересных районах страны, а потом я пущу свои сбережения на нашу поездку в Индию. Туда ехать лучше всего в октябре – сразу после сезона дождей. Может, останемся на зиму – будем жить в грязных гостиницах, дешево питаться...
– А что потом?
– В смысле – что потом?
– А что потом – что вы будете делать?
– Ох, ради бога, не будь таким обывателем. (Она начинала надо мной измываться.) «Что потом» и так превратило мою жизнь в кошмар.
Я притворился, что не понял.
– Что потом превратило вашу жизнь в кошмар?
– Нет – «что потом?» превратило мою жизнь в кошмар.
– Что «что потом?» превратило вашу жизнь в кошмар?
– Да нет – «что потом?». Из-за вопроса «что потом?» я всю жизнь занималась такой скукотищей.
– Понятно. «Что потом?» превратило вашу жизнь в кошмар.
– Именно.
– Но что вы будете делать, когда из Китая вернетесь? – Я нарочно ошибся. – На что будете жить?
– Из Индии, а не из Китая.
– Но на что будете жить? Как же учеба Барри?
– О господи! – закричала она. – Что ж ты такой старичок?
И вот тут мое сочувствие испарилось. Мало того, что она украла у меня лучшего друга. Эта