идти в больницу. У нее небось будет получеловек-полуконь. Я боюсь, гарантия на фен только год. Спорим, коню понравилось?
Когда сверху спускался кто-нибудь из мужчин, они все отвечали на телефонные звонки одновременно, опустив головы, шикарными голосами. А я возвращался к номерам меньше 160 тысяч, приберегая хорошие на потом.
Через неделю я разгреб бумажную кучу всего на треть. В обеденный перерыв заходил в скобяные лавки и ощупывал мотки веревки.
Обнаружив, что в «Ивнинг стандард» ежедневно публикуют объявление «Приятная работа на свежем воздухе, беседы с женщинами», я понял, что с карьерой канцелярского служащего покончено.
Глава двадцать шестая
После изгнания Барри из школы я с ним почти не виделся. Он, наверное, все занимался переездом и обустройством с миссис Мамфорд, а на меня свалилось окончание семестра. Кроме того, мне было неудобно ему звонить. Может, остатки чувства вины, не знаю.
Да и все равно я не знал номера телефона его новой квартиры. Разговаривать с чужими родителями я всегда терпеть не мог, но когда начал работать в страховой компании «Леньтрест», скука меня так одолела, что я все же заставил себя позвонить. Трубку снял отец, и разговор у нас получился очень неловкий. Он дал мне новый номер Барри, а я ухитрился выдавить: «У вас, должно быть, разрыв сердца случился, когда вы узнали об этой женщине». Замечание особенно бестактное, если вспомнить, что случилось с отцом Барри через несколько недель. Правда, думаю, в тот момент он мог и не заметить.
Мы поговорили с Барри, и он, похоже, на меня не сердился, так что наша дружба мгновенно вернулась на круги своя. Чему не стоит удивляться: Барри ведь не догадывался, что я намеренно довел миссис Мамфорд до слез и вывернулся через задницу, придумав все так, чтобы он на каникулы поехал со мной. И все же я был рад, что он снова мне доверяет, и опять мог разговаривать с ним без неприятного привкуса.
Во время длительной и успешной канцелярской карьеры я проводил в Ноттинг-Хилле почти все вечера. Уютные, приятные вечера. Дошло даже до того, что у меня появилось утешительное эдипово чувство к миссис Мамфорд. Сиськи у нее действительно были убийственные. И выглядела она теперь плюс-минус презентабельно, поскольку перестала носить хипповскую одежду.
Вообще-то я ее ужасно жалел. И понимал, как ей полезно какое-то время пожить без семьи. Смехотворно, да, – но полезно. Честное слово, с ее стороны было очень клево взбунтоваться. В конце концов, единственное, что хуже кризиса среднего возраста, – это его отсутствие. Потому что если его нет, значит, о тебе забыли, и с тем же успехом ты вполне можешь оказаться жмуриком.
Размышляя об этом, я вдруг понял, какой я восприимчивый парень, и впервые до меня дошло, что следует избрать карьеру психотерапевта. Барри в тот момент готовил ужин на кухне, так что я решил попробовать.
– Маргарет? – спросил я. Теперь ее имя давалось мне легко.
– Да? – отозвалась она.
– Какие у вас были отношения с матерью?
– М-м... хорошие. А что?
– Просто интересно.
– А.
– Она вас в детстве когда-нибудь предавала?
– Нет.
Отлично. Она лежала на диване, поэтому я встал и незаметно переместился так, чтобы сидеть у нее за головой, как обычно делают, чтобы не видеть выражения лиц друг друга.
– А если хорошенько вспомнить, вы абсолютно уверены?
– Несомненно.
– Она была хорошей матерью? Она вас кормила грудью? – Теперь я подбирался к самой сути.
– Да, она была очень неплохой матерью, но вообще-то насчет груди не помню – я тогда была довольно невелика. – Ага... сарказм как защитный механизм. Интересно.
– Понятно. То есть вы не чувствуете себя покинутой?
– Нет – конечно, нет.
– Вы уверены?
– На самом деле... я вот сейчас думаю, был один случай... да... боже, мне тогда было лет, наверное, двенадцать. Отец вернулся домой пьяный и начал меня странно трогать. Мама попыталась меня защитить, и он ее ударил. Да, я сейчас ясно это помню. Кулаком ударил ее по носу – я помню, как кровь брызнула мне на платье. Она закричала, схватила большую кастрюлю и стукнула его по голове. Он потерял сознание и упал на пол, прямо на меня. Я не могла двинуться, но мама меня вытащила, – ноге было больно, и, помню, у меня порвалось платье. Маленькая дырка над талией. Черт! Невероятно!
– Она вывела меня из дома – шел сильный дождь – и мы просто побежали – не знаю куда – мне было страшно – мы просто бежали. Мы уже были на полпути к станции, когда она вспомнила про моих сестер, так что мы вернулись.
Господи боже! Немыслимо! Это все объясняет. Мне не терпелось рассказать Барри. Она уже начала плакать – я видел, как она содрогается всем телом.
– С тех самых пор, – сказала она дрожащим голосом, – я давила в себе мучительную боль – страх перед миром взрослых – перед материнством. Я всегда знала, что хорошей матери из меня не выйдет.
Блестяще! Я был на седьмом небе. Какая власть! Наклонившись, я вгляделся в ее лицо.
Тут-то я понял, что содрогалась она от сдерживаемого смеха, а не от слез. Увидев, что я заметил, она разразилась истерическим хохотом и скатилась с дивана на ковер.
– Ох, Марк, какой ты доверчивый, – сказала она, наконец успокоившись. – Никогда бы не подумала, что ты такой остолоп.
Я? Доверчивый? Остолоп? Чтоб тебя – так она просто врала. Врала, твою мать!
Она поднялась и вздохнула, вытирая глаза.
– Это мило, – сказала она, – ты такой прозрачный. Люблю юношей.
Она взлохматила мне волосы, словно ребенку, и побрела в туалет, бормоча что-то про «чуть не обмочилась».
– Неправда! – заорал я ей вслед. – Я не идиот.
Вот же сука.
Глава двадцать седьмая
Мое собеседование при устройстве на «приятную работу на свежем воздухе, беседы с женщинами» оказалось странным по двум параметрам. Во-первых, происходило в группе из десяти человек, во-вторых – от соискателя вовсе не требовалось говорить.
На самом деле напоминало это скорее лекцию, чем интервью. Коренастый мускулистый мужчина в полосатых брюках, с подтяжками, в белой рубашке и голубом галстуке вышагивал по комнате, вертя в пальцах сигарету, и рассказывал, как выполнять работу, которую все мы, очевидно, уже получили. Странно, что обошлось без процедуры отбора, но он подчеркнул, что мы вольны уйти с работы, как только захотим.
– А если она вам не понравится, отваливайте, – вот так он это и сформулировал.
Я начал понимать, почему объявления о приеме на эту работу публикуются ежедневно. Непохоже, что я и девять моих коллег вступили на территорию пожизненного найма.
