– Я поднимаю бокал за князя, славного воина Олега Святославича, благодаря находчивости и безрассудной смелости которого нам так быстро удалось взять эту крепость. Многие ему лета!
И тут все стали дружно хвалить Олега. А он сидел прямой, устремив взгляд куда-то поверх голов, щеки его зарделись, на губах играла едва заметная улыбка. Он мельком взглянул на королеву Ядвигу. Она с восторгом смотрела на него.
Королю захотелось поохотиться, Мономах поддержал его, и с большой свитой они отправились в близлежащие леса. Олег был оставлен в городе, принимал выборных от купцов и ремесленников, разбирал жалобы и заявления.
И тут к нему подошла пожилая женщина, закутанная в платок, сказала, наклонившись к его уху:
– Князь, тебя ждет моя госпожа в одном доме. Дом недалеко, я провожу.
– Кто такая? – встрепенулся Олег.
– Ее имя я не могу назвать, но ты должен догадаться сам.
И Олег понял, о ком идет речь. Здесь могла быть только одна дама, которая хотела увидеть его.
Неизвестная привела его к небольшому, красивому дому, отворила калитку и впустила во дворик. Приложив пальчик к губам, заставила ждать, а сама скрылась в помещении. Через короткое время выглянула, поманила к себе.
Олег вошел в комнату, освещенную слабым светом, лившимся из небольших окон, и увидел сидящую в кресле королеву Ядвигу. Она большими блестящими глазами смотрела на него. Он кинулся к ней в ноги, проговорил страстно, с надрывом:
– О пани! Я без ума от счастья снова лицезреть твое прекрасное, словно ослепительное солнце, обворожительное личико!
– Встань, князь, – сказала королева мягким грудным голосом. – Я тоже рада видеть тебя.
– Не смею, моя госпожа. Я твой раб и могу находиться только у ног твоих!
– От всего сердца идут твои слова, князь, или только от притворства?
– Верь, верь мне, богиня! С первого раза, как только увидел тебя, ты покорила меня своей красотой!
– Так сядь же рядом со мной. Я приказываю! – нарочито строго произнесла Ядвига, не сводя влюбленного взгляда с Олега.
Он покорился, примостился рядом с ней.
– Знаю, князь, что ты проявляешь чудеса храбрости на поле боя. Скажи мне, кому ты посвящаешь свои подвиги? Кто эта счастливая женщина, которая может гордиться своей властью над тобой?
– Ты, моя прекрасная избранница! Только ради тебя я кидался в самую пучину сражений!
– Неужто у тебя не было до этого возлюбленной?
– Нет! Никого я так не любил, как тебя. Ты у меня первая, пламенная любовь!
– Ах, князь, ты совсем околдовал меня и своей красотой, и своими словами! Я чувствую себя перед тобой слабой и беззащитной!
Так поворковали они еще некоторое время, потом королева стала прощаться. Олег спросил:
– Когда мы снова свидимся, ясновельможная пани?
– Моя служанка известит тебя, – ответила она, подарив на прощание ласковый, обнадеживающий взгляд.
Олег вернулся в купеческий дом, в котором поселился вместе с Мономахом. Тот только что прибыл с охоты, разоблачался возле вешалки. Олег схватил его в охапку и закружил по комнате, восторженно выкрикивая:
– Знал бы ты, с кем я был на свидании! Какая женщина влюбилась в меня!
– Задушил, совсем задушил, чертяка, – шутливо отбивался от него Владимир. – Не боишься в чужой стране доверяться женщине?
– Она меня любит! А любовь хоть в своей, хоть в чужой стране всегда остается любовью!
– Не скажи! Чехи только что отчаянно обороняли свой город. Из-за ненависти к захватчикам подошлют девицу, которая может и отравить, и еще что угодно сделать. Все-таки ты – князь!
– А она не чешка! Она – полячка!
– Стой, стой, какая полячка? Город же чешский.
– Ну и что? А она совсем другого рода-племени!
Мономах немного подумал, спросил серьезно:
– Уж не с польской ли королевой ты шашни завел?
– А хотя бы!
– Ты что, сдурел? С огнем шутишь!
У Олега холодно блеснули синие глаза, рот ощерился.
– А я люблю с огнем шутить! Чтобы искры из глаз летели!
– Искры искрами, но большие неприятности можем нажить из-за тебя, братец!
Олег весело отмахнулся:
– Небось!
На другой день к Олегу подошла служанка королевы, оглянувшись, пошептала:
– Госпожа ждет тебя, князь, в том же доме…
Олег не стал медлить, тотчас отправился на свидание. Все было как накануне, только Олег действовал уже более смело и напористо. После коротких слов приветствия он обнял Ядвигу за пояс, нежно прижал к себе, стал горячо шептать на ушко:
– Я всю ночь не мог уснуть, думая о тебе! Ты меня свела с ума! Для меня нет женщины прекрасней тебя, моя повелительница!
Королева повернула к нему пылающее лицо, невольно качнулась всем телом, и он стал целовать ее в горячие губы.
– Князь, князь, – шептала она, – с тобой я впервые узнала, что такое настоящая любовь! Мой муж, он такой старый, так с ним скучно и тошно! Я готова бежать с тобой хоть на край света!
Он говорил ей еще какие-то страстные слова, не слишком вникая в их смысл, она отвечала ему столь же пламенно и пылко.
Неожиданно в комнату вбежала служанка, проговорила испуганно:
– Идут охранники с королем! Что делать, королева?
Олег вихрем выскочил во двор. Там уже стояло человек пять вооруженных, преградили путь. Выкрикнув: «Вот я вам!» Олег кинулся на них, по пути раздавая кулаками кому по голове, кому по лицу…
Мономах сидел за столом и перекусывал, когда в комнату ворвался Олег. Глаза сполошные, весь взъерошенный, взбудораженный, проговорил срывающимся голосом:
– Король меня прихватил!
– Только этого не хватало! – в сердцах произнес Мономах. – Ты хоть на глаза ему не попадался?
– Видел он меня! Он в калитку входил, а я в сад сиганул!
Мономах задумался, потом проговорил озабоченно:
– Это хуже. Может и сюда заявиться, твоей выдачи потребовать.
– Как выдачи? Зачем я ему?
– Под суд отдаст. За прелюбодеяние. За такое преступление судят очень строго!
– Но никакого прелюбодеяния не было! Мы только целовались…
– Не все ли равно. Отрубят голову – и дело с концом!
– Шутишь? В «Русской правде» о прелюбодеянии не говорится ничего. Неужели поляки более жестоки?
– Да, я слышал, они не прощают ни жене, ни любовнику.
В это время в комнату вошел гридень, сказал, поклонившись:
– Князь, гетман Пшебыльский пришел. Требует, чтобы ты его принял!
– Зови!
И – Олегу:
– Может, скроешься в какой-нибудь комнате?
– Еще чего! – высокомерно ответил князь. – Буду я прятаться от какого-то полячишки!
