Всеволод весело подмигнул:
– Ничего. Скоро подрастет. Вот ему и подарим северные земли Руси!
На другой день вернулось посольство, направленное к половецкому хану женой Всеволода, Анной. Послы рассказали, что к ногам властителя степей были положены золотые и серебряные сосуды, паволоки, узорочье и чернь, ковры и драгоценные шкурки. Было обещано, что к этому богатству тесть, великий князь Киевский, добавит еще больше различного богатства, только половцы не должны трогать границы Руси. Хан осведомился о здоровье своей дочери, великой княгини Руси, и обещал сохранить клятву о вечном мире с северным соседом.
Не успели уехать русские послы, как в стан хана прискакал тмутараканский князь Роман Святославич. Соскочив с загнанного коня, он влетел в шатер и стал выкрикивать в лицо хану:
– Где твое слово, данное мне? Почему ты нарушил свою клятву и не идешь на Русь?
Хан даже не взглянул на невоздержанного князя, только дал незаметный знак своим телохранителям. Сверкнули в полутьме шатра кривые половецкие сабли, и Роман, обливаясь кровью, упал на ковер. Уже через месяц в Тмутаракань прибыл Ратибор, наместник великого князя Всеволода. Тмутаракань стала частью Всеволодова удела.
Итак, двое братьев-Святославичей – Глеб и Роман – были убиты, а последний, Олег, внезапно пропал где-то в Тмутараканском княжестве. Прошел слух, что его захватили в плен хазары и продали в рабство.
VI
Великий князь Всеволод наградил своего сына Владимира Мономаха сразу тремя богатыми и обширными княжествами – Черниговским, Смоленским и Ростово-Суздальским. Мономах взялся за их обустройство. В первую очередь надо было обновить крепостные стены, башни, ворота, чтобы обезопасить себя от половецких набегов. Завершив эту работу, он приступил к строительству храма Спаса в Чернигове.
Мономах все чаще и чаще задумывался над осложняющимся положением как внутри, так и на границах Руси. Неумолимым валом накатывались одна за другой феодальные смуты. Пользуясь ими, половцы совершали разбойничьи набеги на русские земли. В этих условиях нужен был неприступный город-замок, где можно было бы отсидеться от врагов внутренних и внешних, откуда можно было грозить своим недругам. Такие города-замки он видел во время похода в Чехию, знал, как трудно было их брать приступом. И у него созрела мысль построить подобное сооружение в своих владениях.
Во время частых перемещений по Руси Мономах давно заприметил старинный город Любеч, расположенный на Днепре, на полпути между Смоленском и Киевом. На берегу днепровского затона была пристань, где собирались торговые суда разных стран, а недалеко от города раскинулась сосновая корабельная роща. Над городом круто поднималась Замковая гора со стареньким детинцем, который брал боем еще Вещий Олег. Тут-то и замыслил Мономах построить новый неприступный замок.
Крепость была возведена в точном соответствии с желаниями и намерениями князя. По тем временам она была по сути неприступной. Если бы враг попытался ее захватить, то ему сначала пришлось бы преодолеть сухой ров и мостовую башню; затем он оказывался в узком проезде между двумя стенами, где негде было развернуть свои силы. Зато их поражали бы оборонявшиеся воины, расположенные на уступах стен.
Далее на их пути вставала главная башня с окованными железными листами дубовыми воротами. Преодолев их, противник попадал на маленький дворик. Следующие ворота с двумя башнями, стоящими по бокам стены, пройти тоже было непросто. В глубине двора возвышалось самое высокое здание замка – башня (вежа). Это отдельно стоящее, не связанное с крепостными стенами сооружение, могло служить последним прибежищем защитников.
За башней располагался большой княжеский дворец. Он был двухъярусным с тремя высокими теремами. Нижний ярус был разделен на множество мелких помещений; здесь находились печи, хранились запасы, жила челядь. На втором ярусе имелось большое помещение – «сени» или «гридница» для пиров и большая княжеская палата, украшенная майоликовыми щитами и рогами оленей и туров. В замке была также небольшая церковь.
Замок был снабжен множеством клетей-кладовых и складов для продуктов, бочек с вином и медом, были вырыты колодцы для хранения зерна и получения воды. В нем 200–300 защитникам можно было просидеть только на своих припасах более года. Судя по летописям, в ХI–XII веках осада никогда не велась долее шести недель. Следовательно, любечский замок Мономаха был обеспечен всем с избытком.
Князья вели себя смирно, поэтому и соседи не решались трогать рубежи Руси. Только в 1080 году восстали переяславские торки. Долгие годы они жили в мире и согласии с Киевом, стерегли русские границы, помогали в войнах с половцами. Но вновь назначенный на правление в Переяславское княжество Ростислав повел себя с ними грубо и надменно, перестал платить уложенную за охрану границы дань. И тогда они заратились. Пришли в движение все торкские станы и двинулись на Киев.
Великий князь тотчас послал гонца в Чернигов к Мономаху. Тот не стал медлить, не стал собирать большие силы, а кинул на торков свою дружину. Он воспользовался тем, что противник разбросал свои отряды от Переяславля до Киева, и начал бить их по частям. Скоро торки запросили милости и пощады и вновь вернулись к прежней пограничной службе.
Потом отец бросил его против вятичей. Славянское племя, проживавшее в междуречье Волги и Оки и верховьях Дона, когда-то имело свою государственность. Из поколения в поколение передавалось среди них предание о княжестве Вантит со столицей Корьдно на правом берегу Оки, и свободолюбивый народ не хотел подчиняться Киеву. Вятичи воевали с князем Святославом и Владимиром Святым, а теперь вновь отказались служить Всеволоду. Тогда великий князь бросил против них войско Мономаха.
Первые два похода закончились ничем. Дружина прошла сквозь леса, так и не встретив неприятеля. Лишь во время третьего похода князь настиг и разгромил вятичского племенного вождя Ходоту, но тот сумел скрыться.
Ко второй зиме князь готовился по-иному. Прежде всего он заслал своих лазутчиков в вятичские поселения, занял основные из них и завез туда всякого припаса. И когда ударили морозы, Ходота вынужден был пойти отогреваться по избам и землянкам. Мономах настиг его в одной из зимовок. Дружинники вырубили всех, кто попался в этом сражении.
Не так часто приходилось видеться с Гитой. Она родила ему еще двух сыновей – Святослава и Романа. Встречи их больше напоминали свидания двух друзей. Мономах оценил ум и выдержку супруги. Ни жалоб, ни упреков. Только душевность и стремление помочь советами или добрым участием. Он никогда не задавал себе вопроса, любит ли ее. Он свыкся с ней, она стала необходимостью в его неспокойной и наполненной постоянными опасностями жизни.
Как-то, будучи в гостях у своего отца, на улице встретил Белославу. Будто кто-то бросил ему в лицо горсть жара, так запылали щеки, перехватило дыхание. У Белославы тоже неестественно заблестели глаза. Они долго смотрели друг другу в глаза, пытясь справиться с волнением. Наконец она спросила:
– Надолго прибыл в стольный град?
Он проглотил комок в горле, ответил хриплым голосом:
– Нет. Дел много. Снова в поход иду.
– Как ты живешь? Все ли ладно в семье?
– Да. Трое сыновей народилось. А ты как?
– Замуж вышла за боярина Могуту. Только…
– Что – только?
Она пожала плечами, ответила уклончиво:
– Нашла я для себя увлекательное дело. Ходят ко мне в терем девочки из окружающих домов. Обучаю я их писанию, ремеслам, пению и иным полезным им занятиям. Наведывается монах Василий из Печерского монастыря, обучает девочек ритории и врачебной хитрости. Ни с чем не сравнима любовь и привязанность детей, тем и живу…
Не мог Мономах, вернувшись в Чернигов, в тот день появиться перед Гитой, а сразу с дороги отправился в леса, где и пропадал неделю. Любил он охоту и риск, связанный с поединками с дикими зверями. С гордостью писал впоследствии в своих воспоминаниях: «А вот что я в Чернигове делал: своими руками вязал я в пущах десять и двадцать живых коней, а кроме того разъезжал по равнине, ловил своими
