направлении Золотых ворот. Ехали молча, понимая, что всякое может случиться. Однако вот и Золотые ворота, стража пропускает их, не обращая внимания, как и многих других, отправляющихся в дорогу по своим делам. И тогда Феофания приблизилась к Олегу и, приподняв сеточку, проговорила радостно:
– Олег, мы вместе! Мы свободны!
Он привлек к себе ее худенькое тельце, поцеловал и, задохнувшись от переполнявших его чувств, ответил горячо:
– Я восхищен твоим мужеством, Феофания!
Дорога прошла спокойно, и к обеду они были в имении. Это было двухэтажное ажурное строение на берегу реки, со всех сторон его окружали кущи деревьев. Поистине райский уголок!
Отдохнув, отправились в близлежащее селение. Слуги Феофании нашли двух свидетелей, священник небольшой церквушки обвенчал их. Переночевав, утром следующего дня они отправились в Константинополь. Феофания молчала, но Олег чувствовал, что она побаивается встречи с родителями.
Когда вошли во дворец, Феофания оставила Олега в зале, а сама пошла в их покои. Олег напрягся, ожидая услышать громкие крики и проклятия. Однако этого не случилось. Через некоторое время вышли отец, Феодор Музалон, полный сил мужчина, и мать, женщина увядающей красоты.
Отец внимательно, с ног до головы осмотрел Олега черными живыми глазами, сказал с усмешкой:
– Что ж, князь, если случилась такая большая любовь у вас с дочерью, то мы с матерью противиться не будем. Намерения твои серьезные, это похвально, только перед венчанием надо было поговорить с нами. Мы – родители, первыми должны были узнать о вашем решении вступить в брак.
– Мы виноваты перед вами, – ответил Олег, не зная, имеет ли он право называть его отцом, как это принято на Руси, или в Византии другие обычаи. – Но мы не хотели перекладывать свою ответственность за случившееся перед императором на ваши плечи.
– Тогда вдвойне похвально твое мужество. Проходи и располагайся. Теперь мой дом – твой дом.
Неделя ушла на подготовку свадьбы. Гости собрались в воскресенье, в середине дня. Род Музалонов был одним из самых знатных и богатых в столице, и пришли люди только из высшего света. Начались поздравления, посыпались богатые подарки. Молодые своей красотой вызывали непритворное восхищение присутствующих, и они не жалели хвалебных слов.
В самый разгар свадьбы в залу неожиданно явились пять стражников, прошли к жениху и невесте и встали по обе стороны от них. Начальник стражи призвал всех к тишине и тут же зачитал указ императора, который гласил, что за нарушение его воли князь Олег и Феофания Музалон навечно ссылаются на далекий остров Родос. От себя он добавил, что на сборы дается час времени, после чего их препроводят на корабль, который отправит к месту отбывания ссылки.
В зале установилось гробовое молчание. Потом гости стали потихоньку выходить из залы и разъезжаться по домам. Мрачный хозяин и его заплаканная жена бестолково тыкались в разные углы, стараясь собрать Олега и Феофанию в далекий путь. Наконец слуги набили чемоданы и большие узлы, погрузили на телеги и в возок и отправились в порт. Там их ждала быстроходная императорская триера. Короткие прощальные слова, неутешные слезы и последние объятия, и триера, хищно выставив острый нос, медленно отошла от пристани и заскользила по ровным водам залива Золотой Рог…
Едва вышли из пролива Дарданеллы, прихватил шторм. Ветер свистел в реях, снастях, завывал в надстройках. Волны глухо били в корму, с треском резали планширь, стремительно пролетали от кормы до носа. За что ни возьмись, все мокрое; какие-то предметы метались по палубе, чуть зазевался – и сам поехал по ее мокрой, скользкой поверхности; в воздухе крутилась соленая водяная пыль.
Олег за время пиратской жизни успел привыкнуть к буйству морской стихии, но Феофания переносила ее с трудом. Морская болезнь измотала ее, и она, обессиленная, лежала в гамаке, отказываясь от еды. Только на третий день, когда установилась хорошая погода, перекусила кусочком соленой рыбы со ржаным хлебом. Но потом погода наладилась, и Феофания повеселела.
Родос встретил их первозданной тишиной. Возле пристани ютился небольшой старинный городок, на холме примостился монастырь, где Олегу и Феофании были отведены каморки для жилья. Они были заняты сами собой и не особо скучали. В первые дни им большое удовольствие доставляли прогулки по острову, где все было для них ново и интересно. Они бродили по горам, изрезанным руслами рек, по которым текли ручейки воды, а порой виднелись лишь песок и галька. В долинах располагались деревни, где крестьяне занимались земледелием и разведением тонкорунных овец и коз. В больших количествах здесь произрастали оливковые деревья и смоковницы. Жители были очень доброжелательны, поили их молоком, предлагали вино, овощи, баранину и козий сыр. С наступлением ночи они часто выходили из каморок и садились на ступеньки крыльца, вдыхали прохладный морской воздух, слушали пение цикад и любовались высоким небом с большими южными звездами.
Событием в жизни городка было прибытие очередного купеческого судна. Когда-то Родос был крупным торговым центром, куда сходились морские пути и из Византии, и из Египта, и из стран Европы. Но теперь рядом оказались турки-сельджуки, они порой совершали нападения, ввиду чего торговля захирела и купеческие суда не часто баловали своим посещением этот остров, оказавшийся на окраине Византийской империи. Поэтому, когда через пару месяцев их пребывания в ссылке неожиданно причалил торговый корабль, жители потянулись на пристань; среди них был и Олег; Феофания занемогла и осталась в монастыре.
Олег спускался к морю, думая о чем-то своем, как вдруг его остановил удивленный голос:
– Олег, это ты или мне показалось?
Он оглянулся. Рядом с ним стоял Мехос, с которым ему однажды пришлось сойтись в смертельной схватке на пиратском судне. Тот стоял и улыбался, приветливо и даже радостно. К своему удивлению, и Олег не почувствовал к нему ни ненависти, ни вражды; наоборот, ему было даже приятно встретиться на этом уединенном острове с соратником по морскому разбою.
– Здравствуй, Мехос, – ответил Олег и протянул руку. Мехос обрадованно ее пожал. – Ты на этом корыте прибыл? Нанялся моряком?
– Бери выше! Теперь это мой корабль. Я на нем мотаюсь по свету и торгую разными полезными людям товарами.
– Вон как! Значит, купцом заделался?
– Угадал. Остались кое-какие сбережения от прошлой жизни, я их не стал пропивать, а купил, как ты говоришь, это корыто.
– Молодец! Скажу честно, не ожидал от тебя такой прыти. Тем более рад за тебя, что занялся полезным делом.
– Я доволен! И по-прежнему в море, и от властей не надо прятаться. Хотя, – он жуликовато прищурился и приблизился к уху Олега, – старую закваску никуда не денешь, нет-нет да и забродит. Плывем как-то, а навстречу купчик плюхает, из какой-то Генуи. Так я его тряхнул по старой привычке, товар забрал, а посудину отправил ко дну… А ты-то что тут делаешь?
Олег рассказал. Мехос задумался, сказал задумчиво:
– Сгниешь среди этих голых скал… Бежать не собираешься?
– С собой возьмешь?
– А почему бы и нет? Только скажи, куда плыть. В Константинополь тебе заявляться нельзя, да и в другие порты Византии тоже…
– И не надо! Отвезешь прямиком на Русь, в Тмутаракань, век обязан буду. Не только щедро уплачу за услугу, но и получишь право без пошлины торговать в моем княжестве.
– Решено! Чего не сделаешь для друга! – Мехос хлопнул Олега по плечу. – Будь готов к отплытию. Проскочим мимо столицы и уйдем в Черное море. Кто нас сможет остановить?
– Когда собираешься отчалить?
– Поторгую с неделю, а потом только нас и видели!
Олег потихоньку сообщил обо всем Феофании. Чтобы обмануть бдительность монахов, которым было поручено следить за каждым шагом ссыльных, они по-прежнему совершали прогулки по острову и ни разу не приблизились к кораблю. Только в день отплытия, прихватив драгоценности, вошли на судно и закрылись в каюте. Тотчас Мехос приказал отдать концы, и судно вышло в открытое море. Долгое время не могли прийти в себя, веря и не веря в свое спасение…
В Тмутаракани пристали поздним вечером. Оставив Феофанию на корабле, Олег пошел к своим друзьям
