— Это да, — согласился я с ним.
Дежурным по полку заступал старший лейтенант Лаврушкин, любимый всем полком за свое чувство юмора и за то, что не «застроил» ни одного солдата. Ему не было необходимости это делать: в мотострелковом полку он командовал взводом химической защиты аж из трех человек: он сам, его заместитель и водитель БРДМки. Ввиду малочисленности вверенного ему личного состава служба его была медом и он ходил по полку всегда готовый пошутить, подколоть или посмеяться чьей-то шутке. У него даже усы были какие-то несерьезные — светлые, «а-ля гусарский эскадрон». Помдежем шел лейтенант Плащёв, которого за глаза звали «Палачев» и неизвестно за что. Может, за характер?
Первым делом Лаврушкин подошел к караулу:
— Кто не может нести службу?
Службу нести могли все.
— Еще раз спрашиваю: кто болен или нехорошо себя чувствует?
Все чувствовали себя совершенно здоровыми.
— Кто получил из дома плохое письмо? Кто хочет сегодня в карауле застрелиться?
Никто плохих писем из дома не получал: сегодня вообще не было почты.
— Ну, тогда несите службу бодро, бдительно, ничем не отвлекаясь в соответствии с Уставом Гарнизонной и Караульной службы.
Лаврушкин перешел к суточному наряду:
— А из вас кто-нибудь болен или опять все здоровы?
У нас тоже все были здоровы.
Тут Лаврушкина осенило, он будто сейчас вспомнил об этом:
— А кто у нас на этой неделе убирает командирский туалет? Саперы? Ну-у-у, мужики! Так не годится. Я вечером зашел поссать, а на меня из очка триппер — как выпрыгнет! Чуть с ног не сбил. Убрать ночью в туалете. Утром приду — проверю. И вторую лампочку ввинтить. А то командир полка зайдет, вляпается еще во что-нибудь в темноте. Тогда утром всем полком будем его отчищать. Вопросы?
— Сделаем, товарищ старший лейтенант, — успокоил Лаврушкина дежурный по саперной роте.
— Добро. Наряд, равняйсь!
Рано он хотел окончить развод: из штаба пока на плац вышел замполит Плехов. Курин толкнул меня в бок и шепнул:
— Сейчас концерт будет.
Плехов подошел к караулу:
— Больные, хромые, косые — есть?
Караул поспешил заверить замполита, что таковых в его рядах не имеется.
— Кто из молодых хочет свести счеты со старослужащими? В кундузском полку в прошлом месяце молодой солдат, доведенный стариками, застрелил в карауле своего сослуживца. Его будут судить. Две семьи сделались несчастными. Одна получит сына в цинковом гробу, другая — своего дождется лет через восемь.
Плехов внимательней посмотрел на строй, выискивая глазами старослужащих. Наконец, отыскал своего старого знакомого:
— Мамедов, ты? — он удивленно всплеснул руками, будто и в самом деле встретил старинного друга, которого не видел по меньшей мере лет пять, — смотри, какой ты стал! Чистенький, ушитый, важный. Молодыми командуешь. А ты забыл, Мамедов как год назад ты на этом самом плацу плакал, жаловался, что тебя старослужащие притесняют? Прямо в голос рыдал перед строем. А теперь ты что вытворяешь? Дед — на хрен одет.
Замполит неприязненно посмотрел на Мамедова и продекламировал:
— Чик-чирик, звездык, ку-ку! Скоро — дембель старику. Как вы там молодых заставляете чирикать?
Мамедов и все старослужащие караула принялись разглядывать свои сапоги.
— Это у него кличка такая — Чик-чирик, — шепнул мне Курин про Плехова.
— Запомните, — грохотал замполит, — дед здесь — я!
Он стукнул себя кулаком по тельнику и лицо его уже не было добрым.
— Вы служите второй год, а я — шестнадцатый. Вы все — духи передо мной. И если я узнаю, что вы притесняете молодых, то вы все вместо дембеля поедете в Термез, в тюрьму номер восемь. Я вам это устрою.
Старослужащие еще внимательней уставились в свои сапоги.
— Обращаюсь к молодым, — голос Плехова потеплел и тон сменился на отеческий, — если вас притесняют, если вас загоняют в петлю или вам захочется застрелиться — не делайте глупостей. Идите прямо ко мне. Будите меня ночь-полночь. Все знают в какой комнате я живу? То-то.
Плехов еще минут десять погремел, поклеймил дедовщину, погрозил нарушителям карами небесными и разрешил Лаврушкину окончить развод.
— Сань, а он что? Дурак? — спросил я Курина про замполита, когда мы возвращались в палатку.
Курин без осуждения за столь скоропалительную и резкую оценку посмотрел на меня и спокойно ответил:
— Может и дурак. Только на операциях он одевает на себя пятнадцатикилограммовый бронежилет, честно тащит на себе тяжелый рюкзак, в который уложено все, что положено иметь при себе пехотинцу, ни у кого не клянчит воду и не проверяет чужие фляжки.
Я вспомнил плеховское брюхо, доброе лицо Деда Мороза, представил его с рюкзаком за спиной и с автоматом наперевес и зауважал его. Зауважал, но про себя решил, что беспокоить такого уважаемого человека своими жалобами я не стану ни днем, ни ночью.
В палатке Кравцов отдал мне ключи от оружейки и красную повязку, на кирзовой основе.
— Корми людей, — бросил он мне и отправился в каптерку.
— Ты в первый раз сегодня дежуришь, — сказал мне Курин, — давай я помогу тебе на заготовке?
— На какой заготовке?
— Сахар ты получать думаешь на ужин или хлеборезу оставишь?
Мы пошли на заготовку. Перед дверью в столовую мы столкнулись с усатым узбеком. Узбек оттер меня плечом от входа и прошел первым. Возмущенный такой наглостью я догнал его, дернул за плечо… и получил с левой прямой в лоб.
Навернулись слезы.
Узбек развернулся и, забыв обо мне, пошел в хлеборезку.
Мне стало обидно, что меня так унизили и всклокотавшая злоба требовала реванша:
— Ну, я его козла, сейчас урою.
— Ты что? Дурак? — Курин дружески взял меня за напряженный локоть, — ты хоть знаешь, на кого ты дёрнулся?
— Да мне по уху: на кого. Я его, козла, сейчас!..
— Это же Катя. Дедушка из разведвзвода. Нормальный пацан. Ты сам ему нагрубил, не уступив дорогу. Старший призыв нужно уважать.
Я осекся. По своей всегдашней дурости я приобрел себе сильного врага. И не из оркестра, а из разведки. И виноват в это был только я сам.
«Когда же я научусь думать прежде, чем действовать?!».
Мы получили сахар. В столовой кроме нас были только заготовщики с других рот. В зал, рассчитанный на четыреста человек, на ужин пришла едва сотня.
— А где же все? — спросил я у Курина.
— Как где? Ужин готовят.
— Где?!
— Кто где. Кто в парке, кто каптерке.
— А почему вчера на ужине было так много народу?
— Чудак. Вчера полк только с операции приехал. Люди соскучились по тому, что пищу принимать можно сидя на скамейке за столом, а не на корточках возле костра. А сегодня достали несъеденные сухпаи и топчут их. Не это же есть, — Курин показал рукой на стол.
