враждебной деятельности. И после этого следствия — суд, на котором отец не присутствовал.
В Ярославской пересыльной тюрьме я встретился с отцом, — седым стариком, разбитым параличом… там отец рассказал мне всю «суть» его «дела».
По приезде в Москву я сразу же написал письмо в Главную прокуратуру Советской армии. Это мое заявление было передано на «рассмотрение» подполковнику Старичкову, т. е. тому человеку, который вместе со следователем Макаренко «вел» дело отца. Естественно, моему письму было придано соответствующее «толкование». В ответе мне было сказано, что изложенные в письме факты не подтвердились.
Затем, в период с 19 августа по 31 декабря 1952 года, я написал целый ряд заявлений, — в различные адреса. Все мои заявления автоматически пересылались в прокуратуру войск МГБ, откуда я получал бюрократические отписки.
Со времени моего первого заявления и заявления отца меня лишили свиданий с отцом, до недавнего времени мы были ограничены в переписке. По-видимому — это результат заявлений моих и отца.
4 и 6 апреля этого года я направил Берии, как бывшему министру, два заявления, два закрытых письма из Владимирской тюрьмы в МВД направил отец, и до сегодняшнего дня я не имею оттуда никакого ответа.
Я не прошу помилования отцу, — я прошу пересмотреть дело отца, ибо то, о чем отец пишет в двух своих заявлениях, то, о чем он рассказал мне при свидании, — все это заслуживает тщательного рассмотрения.
Я знаю, в чем отца «обвиняют», и я уверен в полной невиновности отца. Если бы отец был в чем- нибудь виновен, то его судили бы, ему были бы предъявлены документы, ему были бы даны очные ставки. Мне известно также, как велось следствие, — просто так людей паралич не разбивает…
Все это — заявление отца, его рассказ мне на пересыльном пункте и, наконец, моя вера в абсолютную честность отца — дает мне право обратиться к Вам, уважаемый товарищ Руденко, разобрать дело моего отца.
Дорогие мои родные! Юлианушка и мамуля! Прошлое письмо было очень коротким, поэтому отведу душу теперь…
К сожалению, сбылось мое предчувствие. Не поспеет мое письмо к 8-му октября — дню Рождения Юлика. Мысли мои, как и всегда, в этот день с тобой, с вами. Убежден, что мое дитя усатое прославит себя скромностью, знаниями, здоровьем и делами для народа и во имя его! Да будет так!.. Поздравляю тебя, Юлик, и всех близких с днем твоего рождения.
7 и 15 сентября получил письма, а 20 сентября две посылки и денежные переводы. Вашей доброте нет предела. Спасибо вам, но я не заслуживаю такой заботы… Прошу учесть, что одной посылки в месяц мне вполне достаточно для поддержания себя, и Вам не так хлопотно…
За стеной, кажется, дождь, а мне до слез как бы солнечно, каждая буковка твоя, закорючка мамина — лучи света. Хрестоматийно, банально, но верно. Особенно меня взбодрила лестная оценка мамы. Она, как известно, никогда не была щедрой на похвалу. Спасибо, Галя, за письмо и хорошие слова о Юлике. Он был хорошим, а будет еще совершенней. Аминь!
Мое здоровье? Я жив настолько, чтобы, полечившись, стать относительно здоровым и трудоспособным. У Ильича (в философских тетрадях, как будто) есть запись о сущности «этики» Спинозы: «не плакать, не смеяться, а понимать». Так я и стараюсь существовать, хотя и не могу понять
Чем я живу? Философией духа, воспитанием чувств. Что это значит? Где, в чем заимствовать жизнеустойчивость? Созданием для себя «творческих» обязанностей и пунктуальным их выполнением
Главное, мои дорогие, счастье в том, что вы есть и будете, что войны не будет, что советские люди уже осуществляют новые, замечательные решения Партии, что наше Правительство не остановится в своей решимости до конца очистить аппарат от рюминцев, бериевцев и им подобных и ликвидировать последствия их враждебной, антинародной работы. Это задача трудная…
Продолжаю отвечать на вопросы. Как узнать меня при встрече? В списке действующих лиц одной из пьес Островского есть персонаж: «Человек с большими усами и малыми способностями». Так это я! Если тебя такая примета шокирует, то возьмем из «Гяур» Байрона: «I know him now! I know him by his pilid brow! (Это он! Я узнаю его по бледному лбу!). Мало ли примет! Скорей бы встреча. Мадам Фемида велие флегматична…
Теперь позволю высказать мнение по поводу дипломной работы. Избранная тобой тема мне представляется устаревшей. Ведь ты не собираешься быть экономистом, а скорее историком, знатоком международных отношений стран Ближнего Востока и места в них Афганистана. Мне кажется, нельзя быть эрудированным в базисах и надстройках этих стран, не разобравшись в их субстанции — сатанинском, реакционнейшем исламизме. Исторический экскурс в эту интереснейшую, ключевую область очень расширит твой кругозор, принесет пользу кафедре и сделает твою работу оригинальной. Впрочем
Прошу (в смысле требую) не посылать мне денег в октябре и ноябре. На «октябрьско-ноябрьские» деньги выпишите мне «Правду» или «Литературку».
…Избави меня, Боже, от сентиментальных ку-ку, но я молюсь! Меня посещает рано утром лучик. Я становлюсь ликом к нему и твержу этому представителю Солнца Ваши имена, свои напутствия Вам на каждый день, счастья, т. е. здоровья и благоразумия. Вы скажете: сдурел старик! Нееет! Такие внушения на расстоянии, даже по Павлову, исторгнутые из мозга и сердца вместе с кровью и слезами, не проходят бесследно!..
Итак, прошу Вас: не подводите меня! Докажите, что мои внушения действенны, что между нами непрерывная, цепкая душевная реакция и связь. Каждое утро встречайте бодро, с улыбкой. Ведь все это так нетрудно. Кушайте, спите, работайте, учитесь, радуйтесь друг другу, и все будет в порядке. Все это так просто, а в остальном Бог поможет! Ведь верно, мамочка моя прекрасная! Вот сейчас тебя Юлик поцелует нежно, а ты его обнимешь и поцелуешь в шейку и в ушко, а мне стало тепло, и я реву, настолько живо я представил себе это видение. Вояка, одно слово!
Обнимите и расцелуйте всех, кого надо…
Не пиши мне, Юлианка, газетных новостей. Теперь я сам читаю свою газету в ажуре, с большим любопытством и всевозрастающим интересом. Жду от тебя обещанного очерка о себе и обо всех наших…
