Собственно, изначально папа с дочкой полезли туда извлекать запаркованный было на зиму Санькин-Васькин общий велосипед. Естественно, что-то незапланированно сдвинули, Глеб потребовал пылесос… и простое вроде мероприятие обернулось почти генеральной уборкой.
– Сейчас. – Оксана выскочила в прихожую и схватила трубку.
– Слушай, заскочи на секундочку? – услышала она всполошённый голос Людмилы. – Только прямо сейчас! Вопрос жизни и смерти!
Если честно, Оксана про себя удивилась… Всего час назад, оставив тесто пухнуть на грелке, Оксана забежала наверх, и на тот момент никаких смысложизненных вопросов у подруги не возникало. Людка тихо собирала последние вещички и морально готовилась этапировать в Питер Шурку и Ваську. Что до Олега, он был уже там – возился с контейнером, готовил жильё, ждал…
«У всех нервы по-разному проявляются, – поднимаясь на лифте, рассудила Оксана. – Может, лыжный костюм в чемодан не влезает? Так у нас можно оставить… – И перепугалась: – Или у Васьки живот расстроился? А я всего наготовила…»
На звонок в дверь что-то долго никто не отзывался: вот тебе и вопрос жизни и смерти. Наконец замок щёлкнул, и на пороге показалась Людмила. Рукава у неё были засучены по локоть, в коридоре на линолеуме просматривалось болото.
– Оксана? – удивилась она. – А что, уже идти?
– Погоди, – изумлённо свела брови Оксана. – Так ты мне что, не звонила?
– Н-нет, – в свою очередь опешила Люда. – Может, кто-то номером ошибся? Ну, голос похожий… Вот у меня было однажды…
Она не договорила – дом вздрогнул. Громом проехало по ушам, шатнулся под ногами пол, выскочил из кухни перепуганный Васька… Оксана уже летела вниз по лестнице – пешком, какой к бесу лифт, – прыгая через пять ступенек зараз…
Ей навстречу стремительно разрасталось облако едкого, зловонного чада. Прикрыв локтем глаза, Оксана ринулась сквозь эту тучу… и остановилась, будто налетев на стену. Её дома больше не было. Там, где полагалось быть двери в квартиру, ревел огнедышащий вулкан. А внутри, в недрах плотного, как лава, огня, уходили прямо в рай её Шурка и Глеб…
Ей даже привиделись какие-то зыбкие тени, она подумала, что может ещё успеть до них дотянуться…
Сосед сверху, выскочивший на грохот, успел схватить Оксану поперёк тела. Нагнув голову и вытянув перед собой руки, она шла прямо туда, в пламя… к ним…
У соседа тоже скрутило волосы от страшного жара, но Оксану он оттащил. Она не утратила рассудка, не билась в истерике, даже не кричала страшным и пронзительным криком. Время для неё просто остановилось, всё потеряло смысл. И суета пожарных, и руки Людмилы, и какие-то там вопросы, и разговоры про «Шмель»… В душе разверзалась жуткая чернота, и не было ей заполнения…
Какое начало, таким будет и продолжение. А началось всё с того, что хитрые голландцы купили у доверчивых индейцев за несколько безделушек остров Манхэттен и основали колонию Новый Амстердам. Затем явились злые англичане, турнули хитрых голландцев и перекрестили Новый Амстердам по-своему, по-простому – в Нью-Йорк. Привезли рабов и стали расселять их на окраине города, в деревне Новый Гарлем, названной так ещё голландцами в честь столицы тюльпанов. Ну а дальше – пошло-поехало по накатанной колее. Смышлёные негры быстро сориентировались и показали белым, кто есть ху. С волками жить – по-волчьи выть! А именно: грабить, воровать, заниматься рэкетом, сбиваться в банды, угонять автомобили, толкать девчонок на панель, туфту властям и наркотики в массы. А ещё в пьяном отупении орать под гитару:
Будь проклят Гарлем, моя родина! Сгори! Провались! Я твой пасынок – не сын… И далее слушателя плавно подводили к мысли, что Гарлем, каким бы он ни был, это чёрная вотчина и белым туда лучше совсем не ходить. Однако, видимо, не все белые слышали этот блюз…
Был уже почти полдень, когда неподалёку от Центрального парка остановилось такси и из него вышли четверо: сексапильная блондинка, тучный азиат, плюгавый европеец и плечистый сын прерий. Это были Брутальный, Облегчёнка, Панафидин и Азиат – путь их лежал на север, конкретно в Гарлем. Только не стали они прохаживаться по Кинг-стрит,[110] гулять по Ленокс-авеню или глазеть на театр «Аполлон». Прямиком направились в самое сердце трущоб, подальше от сто двадцать пятой.
Было жарко, душно и весьма неуютно. Беспощадное солнце, раскалённый асфальт, отсутствие зелени и чувство опасности.
– Ох, зря я этот открытый топик надела… – жаловалась Облегчёнка. – И мини-юбку. Как бы чего плохого не вышло…
– Ну и что ты за каждого идиота переживаешь? У них свои матери есть, – утешал её Азиат.
Панафидин просто молчал, Брутальный хранил непроницаемый вид. А вокруг жил своей жизнью
