Мария Семенова, Феликс Разумовский
ДЖОКЕР
Оксана Викторовна Варенцова. Прибытие
Человек склонен очень доверять своему воображению. Поэтому работа воображения нуждается в самом строгом контроле. Если утратить бдительность, оно запросто меняет местами действительное и мнимое. Не верите? А почему тогда искреннее желание помочь заставляет свидетеля преступления «опознавать» совершенно невиновного человека как насильника и убийцу?.. В других случаях воображение действует по принципу «сам себе психотерапевт». При некоторой сноровке человек способен мало-помалу отрихтовать собственные воспоминания и в дальнейшем вполне искренне вспоминать унизительную и тягостную ситуацию как свою победу и подвиг. Говорят, Иуде Искариоту в своё время это не удалось. А вот некоторым государствам удавалось запросто. Впрочем, это уже совсем другая история, и, не посягая на глобальный разбор российских проблем, мы в неё вдаваться не будем.
Мы всего лишь хотим сказать, что, невзирая на подробно изученные материалы о Пещёрке, Оксана Варенцова на подъезде к райцентру подсознательно ожидала чего-то… этакого. Соответствовавшего не сухой реальности файловых строк, а скорее мистической составляющей, наплывавшей из междустрочья. Той составляющей, которая подразумевала звенящие сосны на берегу озера и две знакомые фигуры в белых одеждах, гуляющие под этими соснами по иномировой земле чудесного Беловодья…
Вот и мнился Оксане если не старинный кремль на зелёном пригорке, под нахлобученными кровлями сторожевых башен, то уж несколько золотых куполов да ажурную звонницу — вынь да положь. А ещё — уютные улочки, никогда не ведавшие асфальта, и за заборами — опрятные бревенчатые домики с деревянным кружевом наличников, русскими печками и пузатыми самоварами… И чтобы сидели по лавочкам ехидные, таинственно-мудрые бабки, закутанные в просторные павловские платки. А на третьем плане, за цветущими палисадниками, пусть бы просматривался краснокирпичный, ещё дореволюционный заводик, про который те же бабки о-го-го сколько всего могли бы порассказать…
Дулю!
Единственный въезд в город выглядел не очень-то многообещающе. Можно сказать, вовсе разочаровывал. Просто грейдер в какой-то момент перестал вызывать мысли о бомбёжках времён Второй мировой, затем стал обрастать начатками асфальта, и наконец справа открылась вполне цивильная бензоколонка и сразу за ней — дорожный знак «Пещёрка». Было похоже, что на злополучный указатель не так давно с маху налетела машина. Мятая табличка скорбно висела на подбитых, едва ли не перекрученных ножках, обозначая присутствие города где-то на том конце заросшего просёлка, уводившего в лес. Белый прямоугольник мелькнул и исчез; тем не менее Оксана успела заметить, что точки над буквой «ё» были кем-то пририсованы от руки. Видно, местные жители по-прежнему не желали жить как в «ПещЕрке», так и в «ПещОрке», только вот бюрократы всё никак не могли этого уразуметь. Ещё подполковница успела подумать: а ну как городишко впрямь соответствует своему шоссе, и автобусу, и этому знаку… Скучновато покажется!
Вот тут она была приятно удивлена. Сразу после указателя автобус перестал прыгать по кочкам и с облегчением покатился по сплошной, даже не очень раздолбанной полосе «иудейской смолы».[1] Постепенно на ней возникла даже разметка, а высотной доминантой вместо ажурной звонницы нарисовалась вознёсшаяся над ельником красно-бело-полосатая вышка мобильной связи. Всё лучше, чем вонючий курган местного мусорного полигона!
Ещё с километр леса, по виду — дремучего и непроходимого, — и возымели место домики. Причём достаточно капитальные. Им, правда, недоставало серебряного величия трёхсотлетних северных изб, а за крышами вместо легендарных пещёрских плавилен просматривались весьма прозаичные пятиэтажки… Колёса автобуса прошуршали по узковатому мостику через речку, и Оксана поняла, что вот-вот должна была завершиться финишная прямая.
Между тем автобусная бабулька оказалась очень неплохим реаниматором. Водитель, отданный на её попечение, не только очухался, но даже сумел подобраться к занявшей его место Оксане.
Майка на нём была вся в подозрительных пятнах, он прижимал полотенце ко лбу, разбитому ударом кастета, но глаза у мужика были ясными, и, судя по матюгам, умирать он в ближайшем будущем не собирался.
— Прямо, прямо езжай, — начал он подсказывать Оксане. — По главной, туды её. Не ошибёшься.
Как выяснилось, в самый центр Пещёрки автомобили не допускались. Шоссе официально кончалось на пятачке у автобусной остановки, въезд же на площадь осенял полновесный «кирпич». Однако водитель, матерясь, простёр указующую длань:
— Да холера-то с ним, давай прямо к ментовке!
Главная площадь городка выглядела небогато. На районный центр она никак не тянула. Разве только на волостной. «Не Выборг, — сделала вывод Оксана. — Не Приозёрск, не Луга, не Тихвин…»
И снова ощутила приступ ностальгии по своей однокомнатной.
Так себе площадь грелась под июльским солнышком в окружении зданий, предназначенных делать её центром общественного притяжения. Жёлтый с белыми колоннами Дом культуры (ныне — Дом творчества), Дом быта, большой продуктовый магазин, симпатично отделанный «еврогорбылём»… По другую сторону зеленел сквер с детским городком, а за ним просматривалось строение с толстыми решётками на окнах. Оксана признала бы его и без указующей водительской длани.
Она подрулила, остановила автобус и с большим облегчением выключила натруженный дизель. Приехали!
— Граждане, никому не уходить, будете проходить как свидетели по уголовному делу, — важно объявил Колякин и без промедления устремился внутрь райотдела. Отсутствовал он очень недолго, однако к моменту его возвращения с дежурным по УВД в автобусе оставались только бесчувственные бандиты, водитель и Варенцова. Все остальные успели тихо диссоциировать по домам. Ну не любит у нас народ свидетелями проходить, а уж по мокрому-то делу…
Ещё задержалась бабка с корзиной, и то потому, что была сама не местная. Ей ещё предстояло переть неподъёмную (как выяснилось) корзину в какую-то Глуховку. Судя по тому, что казённый транспорт из Пещёрки туда не ходил, деревня своему названию соответствовала вполне.
— Погодь, Ерофеевна, — устало бормотал водитель автобуса. Ему уже перевязывала голову примчавшаяся из дому жена. — Ща мы сына… с машиной… только до самой-то до вашей… ты ж понимаешь…
— Ничё, Вася, ничё, — отмахивалась бабулька. — Там уже я кузнецу свистну, он встретит…
Возле райотдела уже вовсю происходила обычная в таких случаях кутерьма: предъявление документов, писание протоколов, явление прокурора и милицейских чинов, приезд автозака… Оксана не спешила официально представляться, больше наблюдала, оценивала. «Прокурор — пьющий, видимо, берущий, больше эмоционален, чем деловит. Начальник УВД — завис в подполковниках, в справедливость не верит и давно на всё забил. Первый зам — бабник, карьерист и говорун, но дело своё знает, так что далеко пойдёт…»
А ещё Оксана заприметила мужичка, незаметного, неказистого, стоявшего с бутылочкой пива в сторонке, возле столба, сплошь заклеенного какими-то воззваниями в жёлто-зелёных тонах. По бутылочке стекали прохладные капли. Умаявшаяся Оксана невольно вернулась к ним глазами и перехватила взгляд мужичка — умный, цепкий, внимательный. При этом все — и прокурор, и милиция, и Колякин — делали вид, что не замечают его. Хотя в таком «мегаполисе», как Пещёрка, обычно все со всеми знакомы.
«Опа-на, — Варенцова усмехнулась. — Да мы с тобой, приятель, похоже, того… одной крови…»
Она не ошиблась. Как только закончилась следственная возня, этот человек подошёл к ней и негромко сказал:
— Здравствуйте, Оксана Викторовна. Я подполковник Забелин Николай Ильич. Полковник Зеленцов велел встретить вас. Устроить, приветить, обогреть, накормить.
