рассуждение: — Ты злишься, что они рано ушли… Это защита от потери…
В компании Тарловский перемигивается, перешептывается со «своими» (с Кушаком, Ватагиным), думает, делает это незаметно. Ох уж эти шептуны! О чем они шепчутся нетрудно догадаться — то, что не для ушей другой национальности. Попробуй при нем ругнуть евреев — разорется, не остановишь, изничтожит в прах. Даже в нем, лучшем из моих друзей евреев, в котором, по словам Шашина «нет жидовства», национальная жилка чрезвычайно сильна. Здесь он недалеко ушел от Яхнина. Ругай кого угодно, но «богоизбранных» не смей — они неприкасаемые. Он крайне ревностно относится к своей национальной принадлежности. Стоило мне похвалить кого-либо из евреев (например, актера Зельдина), как он непременно бросал:
— Кстати, еврей!
Когда мы с Воробьевым ругали русских (цитировали Некрасова — «Варвары! Дикое скопище пьяниц!»), Тарловский, посмеиваясь, кивал и потягивался, как бы разогревая мышцы; когда же Штокман обругал евреев, среагировал чересчур болезненно — вскочил, заорал:
— Что ты этим хочешь сказать?! — и сжал кулаки, как бы добавляя словам большую весомость.
Как только заходит речь о «демократах» и их вождях, которые, как известно, все евреи, Тарловский опять вскипает:
— При чем здесь евреи?!
Действительно, не при чем — всего лишь устроили два переворота в России (последний на наших глазах). И, конечно, случайно в правительстве Гайдара нет русских, и случайно почти все олигархи евреи, и случайно все телевидение в их руках, и случайно с экранов и со страниц газет обливают грязью русских. Считать все это выдумкой может или полный дурак или подлец, а поскольку Тарловский ни то ни другое, — значит, сознательно выгораживает «своих» (его выдает слишком поспешный выкрик, чересчур стихийная страсть, с которой он рвется в бой). Я был уверен, что именно он (не Коваль, не Кушак, не Яхнин) открыто и честно назовет вещи своими именами (за что уважал бы его в сто раз больше), но где там! — он по- прежнему шушукается со «своими». А я вспомнил своего хорошего знакомого философа М. Мамардашвили, который незадолго до смерти сказал:
— Если грузинский народ выберет президентом Гамсахурдию, я пойду против своего народа.
Как-то, по поводу телепередач, я заметил Тарловскому:
— Вспомни, я всегда ругал русских коммунистов, стоящих у власти, почему же ты молчишь, когда видишь, что творят евреи, когда по телевидению русофобская истерия?!
Он состроил злобную гримасу и, обходя подводные камни, повторил слова Яхнина:
— Не хочу говорить на эту тему!
Такая у нас искренняя дружба с запретными темами.
Не так давно мы с Тарловским выпивали в ЦДЛ и я распекал свой народ:
— У русских подпорчен генофонд, ведь столько лет уничтожали самых лучших, полтора миллиона эмигрировало после революции, и сейчас, особенно в провинции, русские — жалкое зрелище, полуспившиеся люди, процветает воровство.
Тарловский соглашался, поддакивал:
— Все правильно.
А спустя несколько дней, по какому-то поводу я начал прорабатывать евреев; Тарловский стал огрызаться — не просто все переводил на себя, а встал на защиту всего еврейства. В конце концов я сказал, что евреи сами виноваты в появлении антисемитизма (процитировал еврейского исследователя Лурье).
— Так говорят все антисемиты! — заорал Тарловский и швырнул трубку.
Почему-то ее не швырял, когда я пробирал русских! И это он, который на каждом шагу заявляет:
— Я объективен, а ты нет.
Получается, Куприн был прав: «…У нас, в России, можно обругать царя и даже Бога, но попробуй-ка еврея!»).
Но надо отдать должное Тарловскому, когда дело касается литературы, он громит всех, невзирая на национальность — «Юдахин не поэт, а рифмоплет», «у Кушака с Яхниным приспособленческая психология»; и не только литературы — «Розовский с маленькими способностями»; «Постникова говорит, что она из дворян, на самом деле обыкновенная еврейка»…
Однажды Мазнин, всегда опекающий Тарловского («У каждого антисемита есть любимый еврей» — смеется критик Павел Ульяшов, цитируя Гоголя), рассусоливал тему национальностей:
— Марк, ты в Израиле пропадешь, тебя евреи съедят (имел в виду, что тот не от мира сего).
А у Тарловского и в мыслях не было уезжать. В отличие от «потенциальных эмигрантов» (и тех, у кого двойное гражданство), он не представляет свою жизнь вне России, хотя, как и Кушак с Яхниным, никогда не был патриотом. Рядовой пример: он интересуется футболом и теннисом, но я ни разу от него не слышал — «наши спортсмены», всегда — «они», «эти». Недавно сказал:
— Я хотел бы, чтобы Сафин и Кафельников проиграли, а ты, наверно, хочешь, чтобы они выиграли?
А во время чемпионата мира по футболу заявил В. Постникову:
— Хочу, чтобы Россия проиграла.
Я никогда не слышал от друзей евреев ничего положительного о нашей стране и русском народе в целом. Никогда, ни от кого! Пусть я сдохну — не слышал! Совершенно очевидно, если бы им предложили теплые места за границей, они не раздумывая, укатили бы (не зря при Сталине через «своих» в Америке пробивали Крым под Еврейскую республику). И возможно, даже Тарловский, поколебавшись, укатил бы, но при гарантии, что место будет очень теплым и он будет иметь вдоволь деньжат, что будет жить среди русскоязычных и в него без памяти втюрится женщина небесной красоты, совершенной души и прочих совершенств; ну, может, он поставит еще одно условие: изредка приезжать сюда, чтобы навестить родственников в Орле, оставшихся здесь «своих» и, хочется думать, чтобы повидаться со мной.
Самое обидное, я никогда не делил друзей на евреев и не евреев, а они, оказалось, делили, и еще как! Я не совсем уж болван, и конечно, и раньше чувствовал — все что-то не то, все как-то не так, но только во время «криминального переворота», когда еврейские лидеры обнажили свою суть, для меня сразу все встало на свои места. Раньше у евреев я видел только отсутствие чувства меры в проталкивании и возвеличивании друг друга (некоторые из них еще утверждают, будто они ведущие во всех областях, не случайно в ЦДЛ продается книга «Великие евреи»), на что смотрел с усмешкой, но теперь вдруг четко увидел страшное — врожденную (у некоторых лютую) ненависть к России. Это внезапное прозрение — сильнейший из ударов, который я получил за последние годы, запоздалое открытие, которое многим было ясно давно, а до меня дошло только под старость, от него не могу очухаться до сих пор.
Говоря о ненависти, я имею в виду не только евреев захвативших власть, банки и телевидение — понятно, эти образованные негодяи просто преступники, — и не только о расплясавшихся сейчас в искусстве евреях — те в массе бездарные дельцы, — я говорю о друзьях литераторах, моих друзьях. Их, бывших борцов за справедливость, словно заменили. Где их былой напор? Притихли, суслики. Молчат, черт бы их подрал! — словно оглохли и ослепли. Знай, каждый обстряпывает свои делишки. Похоже, считают, что все в порядке вещей, ничего страшного не происходит — мы, мол, таланты и должны править бал, а русские, за некоторым исключением, — быдло, и должны знать свое корыто… Ни один из моих друзей евреев не осудил вакханалию зла! Ни один не выступил в защиту русских!
В общем, чего шушукаться в «своих» компаниях, множить взаимные обиды, претензии? Самоочевидно — проблема есть, и нечего увиливать, надо разобраться беспристрастно. Или мы никогда не договоримся, поскольку у нас разные взгляды на жизнь, полная несовместимость?
Возьмем для начала простые вопросы: почему в русской детской литературе всего лишь единицы русских писателей? Неужели евреи так талантливы, а русские бездарны? Почему именно сейчас, во время разгула «демократии», большинство писателей евреев процветает, а русских почти не издают? Печатают собрания сочинений Успенского, Коваля, всяких Остеров и Вальшонков. На книжных развалах полно книг Успенского, Коваля, А. Иванова, Яхнина, Ламма, Л. Яковлева, Кушака, но за пятнадцать лет «реформ» не появилось ни одной книжки Голявкина, Цыферова, Старостина, Алексеева, Красильникова (по одной вышло у Мезинова, Сергиенко и меня). Неужели мы совсем уж никудышные литераторы и нашим рукописям место на помойке?
