без вести пропадает тридцать тысяч людей?!). А всего несколько лет назад по ночным улицам шастало немало полуночников: загулявших, чудаков, влюбленных; некоторые бродили до утра и никому и в голову не приходило, что его могут ограбить. Не случайно, многие теперь считают, что уж лучше жить при безопасной диктатуре, чем при бандитской «свободной демократии».
Теперь без отметки в паспорте уже не навестишь друга на Украине; без приглашения не съездить в Прибалтику. Хотя, о чем я?! И ехать не на что — билеты взвинтили запредельно, нашей пенсии хватит только в одну сторону. Так что, наша ностальгия по великой стране не только теплые воспоминания, но и боль, огромная боль.
Никуда не деться от факта: в советское время студенты получали бесплатное образование; на каждом шагу были библиотеки, вечерние курсы иностранных языков, спортивные общества. Все, кому не лень, могли летом «шабашничать» — подрабатывать на свежем воздухе в стройотрядах, а зимой, во время каникул, отправиться в агитпоход с концертами для сельских жителей.
При каждом заводе был клуб (а то и Дворец культуры) и студии самодеятельности, где разновозрастные рабочие и служащие постигали основы искусств, и часто занимались с большим рвением, чем некоторые профессионалы (подтверждая слова Гоголя «у русского народа силен гений восприимчивости»). Именно из самодеятельности вышло немало знаменитых певцов и актеров. И непременно при заводах был спортзал (а то и стадион) и, само собой, команды по многим видам спорта, причем команды не только из спортсменов-разрядников, но и из любителей — пожалуйста, отводи душу, сколько хватит сил.
Где, в какой стране были не элитные, а общедоступные аэроклубы, яхтклубы, авто- и мотоклубы?! И самые массовые — клубы туристов? В этих последних любой мог взять напрокат байдарку, палатку, снаряжение; ну и конечно сколотить компанию единомышленников, иногда через объявления: «Двое молодых людей ищут попутчиков на конный маршрут по Башкирии. Условие: покладистый характер и чувство юмора». Или: «Веселые симпатичные девушки присоединятся к группе, идущей по Кавказу. Умеем готовить, рисовать, петь…».
От вокзалов отходили целые туристические «поезда здоровья», и в каждой области имелись турбазы, где опять-таки основным был тот товарищеский дух, который мы ощущали в пионерстве. И все это было настолько естественным, привычным, что мы, дуралеи, не ценили, и только теперь поняли, что потеряли. Да, только теперь.
Можно вспомнить много прекрасного в нашей молодости, но пожалуй самым прекрасным были романтические знакомства. Давно известно, красивых женщин в нашем Отечестве хоть пруд пруди — в чем в чем, а здесь мы всегда держали первенство в мире, и если ты молод, попробуй устоять от этого ежедневного парада! В наше время уже отбросили всякие условности — знакомились не только на выставках и в театрах, но и на улицах, в метро… От случайных встреч, мимолетных влюбленностей голова шла кругом, они остались в памяти как светлые, цветущие деньки — «лазоревые», как говорит художник Дмитрюк.
Уже не вспомнить всех, в кого влюблялись по уши, остались только многообещающие взгляды, смутные улыбки, сбивчивые слова. В те годы весь воздух был пропитан флиртом, и мы неутомимо крутили романы. Знакомились легко, благо не было никаких расслоений в обществе и еще ценились твои личные качества, а не то, что ты имеешь; одежда, деньги не имели существенного значения, и нашим подружкам было достаточно просто гулять по улицам, смотреть фильмы, пить кофе в какой-нибудь забегаловке. Это теперь девицам подавай ресторан, «мерседес», теперь они отворачиваются от всяких безденежных, неудачников, а на литераторов смотрят, как на чокнутых. Так что, в отношении романтических приключений нам невероятно повезло.
Понятно, мы не только гуляли по улицам и пили не только кофе — случалось, кутили с подружками по два-три дня. Некоторые пуритане видели в нас отпетых «прожигателей жизни», но в сравнении с теперешней, в массе своей циничной и развращенной молодежью, мы выглядели всего лишь любителями приключений. Как ни крути, а все-таки есть грань между влюбленностью и распущенностью, любвеобилием и развратом. Есть, и немалая. Уж не говоря о том, что чрезмерная свобода отношений меркнет перед романтической целомудренной любовью.
Теперь ведь молодежная массовая культура сводится к дискотекам с диким психозом, наркоте и «видакам», где сплошной секс и насилие. Всякие шоу и клипы преподносятся, как новое искусство, но подобная массовая культура никогда не станет искусством, ведь она рассчитана на низкопробный вкус и ее девизом являются слова: «товар — рынок». Дельцы на телевидении и в издательствах так и говорят: «Мы раскручиваем то, что нужно рынку, что можно продать и не быть внакладе».
Сейчас молодые люди обезъяничают — хотят стать западниками, и ради этого готовы поменять родной язык на английский (не понимают, балбесы, что ценность нации и каждого в отдельности — в своеобразности, неповторимости); они виляют хвостом, лакействуют перед иностранцами, начисто забыв, что такое гордость и честь (Америка им представляется раем, откуда льется золотой дождь в виде рока, джинсов, кадиллаков). В своей среде молодежь обходится минимумом слов — чего перегружать голову! — «полный отстой, крутой прикид, прикольно, тухло, будь отвязанным, продвинутым!» — и это жаргон студентов, а рабочие парни и девчонки изъясняются только матом; у них мат — бравада, некое проявление свободы, они лепят его в каждой фразе, лепят, никого не стесняясь.
А мы в их возрасте стеснялись крепких ругательств. Теперь-то, в старости, ясно, не обходимся без грубого русского сленга, но во-первых, переживите с наше, а во-вторых, попробуй не материться, когда на твоих глазах преступная власть разваливает и нагло разворовывает страну; в-третьих, литераторам надоедает борьба со словами за столом; для нас мат — емкое выражение нескольких понятий, да и вворачиваем его только к месту. Но, признаюсь, теперь, от повсеместного употребления, мат уже надоел (всякие Ю. Алешковские, Вик. Ерофеевы, Сорокины используют его даже как литературный прием, который, естественно, вызывает протест). Теперь, наоборот, тянет к чистому русскому языку, к языку наших великих классиков (не случайно же, классика, в переводе с греческого — «совершенство»).
Как известно, книги развивают способности (особенно воображение), а телевидение его убивает; «ящик» навязывает свое, не надо мыслить, получай готовые рецепты. Сейчас телевидение — самое большое зло в стране, мощное оружие одурачивания людей. С экранов телевизоров идет ежедневная, проплаченная сионистами, обработка населения — попросту неприкрытое издевательство над честностью, благородством, душевной чистотой. По «ящику» молодежи вдалбливают всякую чертовню: «Оттянись со вкусом! Бери от жизни все! Лучше жевать, чем говорить!». Вот они и жуют, садятся на иглу, без лишних слов заваливаются в койку; главное для них — «круто оторваться, расколбаситься, не стать кислотным». А мы — не то что устраивали праздник, но все-таки обыгрывали ситуацию, и не обходились без разговоров об искусстве. Не обходились, честное слово, не обходились.
В конце концов мы все переженились (одни раньше, другие позже), заимели детей. Но, как известно, любовные отношения и супружество совершенно разные вещи. Для семьи, кроме более-менее одинакового уровня развития и общих взглядов на основные вещи, нужны покладистость, уступчивость, терпимость, а мы и не знали, что это такое. К тому же, буквально через год-два стало ясно, что мы женились не на лучших представительницах слабого пола. Мы ведь рассуждали как? Женщины без недостатков прекрасны, но с ними скучно. Вот и выбрали стервочек да истеричек. И начались нервотрепки, стычки, перешедшие в войну с оскорблениями. Да-да, в настоящую войну. Короче, спустя несколько лет мы все, как один, вдрызг разругались с женами и развелись. Большинство моих друзей в одиночестве пробыли недолго и снова ринулись искать счастья в браке, дуралеи. Но трое, самых стойких и свободолюбивых, еще долгое время оставались неженатыми. Я тоже примыкал к этой золотой компании.
Показательно вот что — при разводе мы все оставили женам квартиры, сами же скитались по знакомым, пока не приобрели новое жилье. А что творится сейчас? Делят не только квартиры, но и вилки, ложки — чуть ли не распиливают диваны. Умора!
Наши семейные раздоры и последующие десять лет пришлись на период, который называют «застойным». Действительно, у власти стояли далеко не интеллектуалы, за них, обрюзгших квадратных уродов с протокольными рожами и канцелярским языком, мы постоянно испытывали стыд перед европейцами. (Когда они выступали, уткнувшись в написанное помощниками, вспоминался Петр Первый, который запретил говорить по бумажке «чтобы дурь каждого была видна»). Чиновничество доходило до маразма, просто тошнило от стадного «единогласия» и всяких торжеств, орденов и премий, которые
