В окнах зелёный свет,странный, болотный свет..Я не повешусь, нет,не помешаюсь, нет…Буду я жить сто лет,и без тебя — сто лет.Сердце не стонет, нет,Нет, сто 'нет'!
Ленинград,
сентябрь 1961
НЕНАСТЬЕ
Погода какая!.. С ума сойдёшь:снег, ветер и дождь-зараза!Как буйные слезы, струится дождьпо скулам железного Газа…Как резко звенел в телефонном миркетвой голос, опасный подвохом!Вот, трубка вздохнула в моей рукеосмысленно-тяжким вздохом,и вдруг онемела с раскрытым ртом…Конечно, не провод лопнул!Я дверь автомата открыл пинкоми снова пинком захлопнул!..И вот я сижу и зубрю дарвинизм.И вот, в результате зубрёжки —внимательно ем молодой организмкакой-то копчёной рыбешки…Что делать? —ведь ножик в себя не вонжу,и жизнь продолжается, значит!..На памятник Газа в окно гляжу:Железный! А всё-таки… плачет.
Ленинград,
1960
ВОЛНЫ И СКАЛЫ
Эх, коня да удаль азиатамне взамен чернильниц и бумаг, —как под гибким телом Азамата,подо мною взвился б аргамак!Как разбойник, только без кинжала,покрестившись лихо на собор,мимо волн Обводного канала —поскакал бы я во весь опор!Мимо окон Эдика и Глеба,мимо криков: 'Это же — Рубцов!',не простой, возвышенный, в седле бы —прискакал к тебе, в конце концов!Но наверно, просто и без смехаты мне скажешь: 'Боже упаси!Почему на лошади приехал?Разве мало в городе такси?!'И, стыдясь за дикий свой поступок,словно Богом свергнутый с небес,я отвечу буднично и тупо: