людям нужно было отдохнуть, чтобы завтра успешно продолжать боевую работу.
Примерно в час ночи меня разбудил дежурный.
— Товарищ командир, — сообщил он, — высадился немецкий десант.
— Где?
— Между Дмитровом и нашим аэродромом. Директор совхоза сам видел, как километрах в двадцати отсюда спускался парашют. Нужно срочно принимать меры.
Я приказал поднять по тревоге батальон аэродромного обслуживания, а летный состав не беспокоить. Им завтра надо вести бой. Усилив караулы на аэродроме, решил выяснить обстановку. Позвонил секретарю Дмитровского райкома партии и спросил, что ему известно о десанте. Он повторил историю о том, как директор совхоза, возвращаясь из Дмитрова с торжественного заседания, услышал стрельбу, а затем увидел в небе парашют. Я усомнился в достоверности этого сообщения. Сейчас же туман, морось осенняя. Как мог противник решиться в такую погоду выбросить парашютистов?
Связался с директором совхоза. Он подтвердил, что действительно услышал выстрел, напоминающий пушечный, и видел белое полотно на верхушках деревьев.
— А еще что видел? — спросил я.
— Больше ничего.
Решил сформировать две вооруженные команды и выслать их на машинах по дорогам в направлении предполагаемой высадки десанта. В случае обнаружения парашютистов они должны были связать их боем и не допустить к аэродрому. Первую команду возглавил начальник связи дивизии капитан А. Слухаев, энергичный и бесстрашный человек.
При себе на всякий случай оставил третью группу бойцов. Сидел у телефона в ожидании вестей. Вскоре раздался звонок. Слухаев доложил, что до совхоза доехал нормально. Директор помогает вести разведку.
Через некоторое время другая машина достигла совхоза. Старший доложил, что никого на пути не встретил.
Через некоторое время снова позвонил Слухаев. Доложил, что был с директором на месте «десантирования», нашел там обрывки оболочки аэростата заграждения. Видимо, он сорвался где-то, и ветер понес его сюда. Обледенев, он стал опускаться на лес и при падении взорвался. Этот взрыв и слышал директор совхоза. А за полотнища парашюта он принял обрывки аэростата.
Аналогичный случай был у нас и в Селах. Тогда меня тоже разбудил дежурный и доложил: какой-то гражданин сообщает, что на полянке восточнее аэродрома немцы высаживают десант.
— А документы у него в порядке?
— В порядке, — заверил дежурный. — И не пьяный он.
Вышел я из дома. Ночь темнейшая. Облачность висит над самой землей. Вряд ли немцы могли решиться в таких условиях высаживать десант на незнакомый аэродром. Сомнения мои подтвердились. Выяснилось, что возвращался домой наш автовзвод. Рассудив, что в такую темную ночь самолеты не могут летать, шоферы, чтобы не повредить машины, включили фары. Это и вызвало переполох у колхозников.
…После праздника Октября нам пришлось расстаться с замечательным коллективом 29-го Краснознаменного истребительного полка. За четыре трудных месяца войны летчики этой части сбили 67 вражеских самолетов, уничтожили много живой силы и боевой техники врага. Теперь заслуженные воздушные бойцы уезжали переучиваться на новую технику.
Грусть расставания немного скрасила весть о том, что славный полк за боевые заслуги награжден орденом Ленина. А чуть позже 29-й иап был преобразован в 1-й гвардейский истребительный полк. Личный состав дивизии гордился своими боевыми товарищами, ставшими первыми гвардейцами Военно-Воздушных Сил.
В огневых поисках
Сразу после Октябрьской годовщины мы получили задания на разведку, утвержденные командующим Западным фронтом генералом армии Г. К. Жуковым. В них говорилось, что главная задача состоит в том, чтобы определить ударную группировку врага на данном направлении, ее состав. Кроме того, требовалось установить районы сосредоточения танков и артиллерии противника. Мы были обязаны также вести наблюдение за нашими контратакующими группами и определять положение своих войск. Предстояло вскрыть переброску гитлеровцами оперативных резервов к фронту, особенно подвижных частей, найти их аэродромы и площадки, выявить типы и количество самолетов на них.
И наши летчики еще настойчивее продолжали полеты на разведку в установленной для нас полосе: Тургиново, Калинин — справа и Теряева Слобода, Старица — слева. 7 и 8 ноября стояла нелетная погода. Только девятого появилась возможность выпустить самолеты на разведку и штурмовку целей в районе Тургиново. В тот же день мы узнали, что нашу дивизию решено усилить. У нас оставался один смешанный полк. Дополнительно нам дали еще два: один ночной бомбардировочный — летал на У-2, другой на старых самолетах — разведчиках Р-5 и истребителях И-5. Дивизия получила приказ перебазироваться в район Подольск, Лопасня. Там противник наступал на Серпухов и угрожал Подольску.
Мы немедленно перелетели на новое место. Стали вводить в строй пополнение. Перед первыми полетами я выехал на аэродром, где стоял полк, имевший самолеты У-2. Мне было известно, что в его составе — инструкторы аэроклубов. Я слышал, что на легких машинах уже совершались ночные налеты на позиции гитлеровцев. А тут нам дали целую часть. Видно, идея использования У-2 для бомбардировок фашистских войск ночью получила признание.
И вот ноябрьская ночь. Темнота непроглядная. Установили и зажгли фонари «летучая мышь» вдоль полосы и у посадочного знака. Приготовили специальные колпаки. Когда ими накрывали фонари, аэродром погружался в тьму. Подвезли к летному полю прожектор.
Однако в разговоре со мной один из летчиков попросил:
— Товарищ командир, не нужно нам прожектора. Обойдемся без него.
Я спросил:
— Вы уже летали без подсвета?
— Да, пробовали. И такого количества фонарей не надо.
На первый раз мы все же оставили фонари, но зажигали их не все. Горели лишь «летучие мыши», обозначавшие посадочный знак. Один слетал — нормально! А тьма кромешная. Трудно себе представить, как он сориентировался.
Спрашиваю у командира: «Все так умеют?» Он говорит: «Нет, за всех ручаться не могу». Я опять собрал летчиков. В один голос просят: разрешите всем летать без прожектора и фонарей на полосе. Дал я им «добро». Но и этого им оказалось мало. Посчитали, что на посадочном знаке достаточно ославить всего пару фонарей. Я разрешил попробовать. Один поднялся в воздух и сел прекрасно. И другие — также. Вот молодцы. Сам летал на У-2 больше десятка лет, но такого не встречал; вот так зрение было у молодежи. Словом, к нам прибыли настоящие орлы. Прекрасная молодежь!
В следующую ночь мы выпускали летчиков на Р-5, старом самолете-разведчике. Они тоже очень уверенно стартовали и садились при одном «зажженном» посадочном знаке. Теперь можно было готовить экипажи и самолеты к боевым заданиям. К нашей радости, авиаспециалисты нашли способ усилить бомбовую нагрузку легких машин. Они поставили на У-2 кассеты со штурмовиков. Да еще в кабину штурмана ухитрились уложить мелкие бомбы и гранаты для сбрасывания вручную.
После этого пошли наши ночники на территорию противника. И нужно сказать, здорово отбомбились. В штаб поступили самые лестные отзывы от кавалерийского корпуса, от общевойсковой армии. Радостно стало, что теперь в любое время суток, и в особенности ночью, мы можем бомбить, разведывать силы врага.
Только у нас наладились дела, Как в штаб поступила телеграмма: «Генерал-майор авиации Руденко назначен командующим ВВС 2-й ударной армии. Сдать дивизию и явиться в Москву для получения задания».
Пришлось расстаться с боевыми друзьями, с которыми прошел первые, самые трудные версты войны. Мне разрешили взять на новое место службы начальника связи капитана Слухаева и водителя Ефимова с автомашиной. Вместе мы и отправились в столицу.
Прибыл я в штаб ВВС. Мне говорят: «Вы назначаетесь не во 2-ю ударную, а в 61-ю армию».
Готовилось историческое контрнаступление под Москвой. 61-я армия сосредоточилась на стыке Юго-
