резерв для наращивания сил в воздухе.
Были установлены радиолокационные станции «Редут», введена четкая система оповещения. Все сигналы о появлении самолетов противника, полученные с главной рации поста ВНОС воздушной армии, оперативный дежурный передавал соединениям. Было организовано взаимодействие средств ПВО и авиации над плацдармами и наиболее важными направлениями. Принятые меры привели к тому, что самолетам врага крайне редко удавалось прорываться в расположение наших войск.
Кроме того, мы следили с воздуха за соблюдением маскировки своими войсками на маршрутах движения и в районах сосредоточения. Немедленно сообщали в штаб фронта о том, что, где и когда обнаружили. Эту задачу выполняли экипажи Пе-2 и По-2. Каждому из них выделялась полоса, которую экипаж в течение суток просматривал с воздуха два-три раза с больших и малых высот.
Разумеется, мы следили и за маскировкой авиационных частей. Ведь если бы противник их обнаружил, то мог бы сделать вывод о подготовке крупного наступления.
Для отвлечения внимания вражеской авиации мы построили 55 ложных аэродромов. На них установили макеты различных самолетов и обслуживающих средств. Там находились небольшие команды, создававшие впечатление интенсивной работы на аэродромах. Часть «техники» «функционировала» в темноте. И на этот раз, как и раньше, фашисты клюнули на нашу приманку. Только с 1 декабря до начала наступления противник 19 раз налетал ночью на площадки с макетами, сбросил на них 666 бомб разного калибра, пять раз штурмовал их днем.
Сосредоточение частей на передовых аэродромах решено было произвести за два дня до начала операции, причем перелет осуществить на высотах не больше 200 — 300 метров, чтобы не попасть в «поле зрения» радиолокационных средств противника Радиостанции на покинутых аэродромах продолжали действовать, а на передовых — молчала. При перебазировании экипажам строжайше запретили выходить в эфир.
Оценивая воздушную обстановку, мы делали вывод что она не должна быть особенно сложной и наши истребители кроме выполнения своей основной задачи — уничтожения противника в воздухе — смогут действовать и по наземным целям. Во всяком случае, я получил категорический приказ командующего фронтом «напустить» «ястребки» на вражеские пути сообщения.
Для прикрытия войск решили применять методы охоты и активного поиска. Раньше от иного общевойскового командира можно было услышать: «Мне спокойно, когда наши истребители ходят надо мной, и хуже, когда их не видно». Получалось, что летчики как бы привязывались к командным пунктам и их возможности сужались. Теперь мы ставили вопрос так: воздушный боец должен активно искать и уничтожать самолеты противника главным образом над его территорией. Тем самым и свои войска будут надежно прикрыты с воздуха и враг будет скорее обнаружен и сбит.
В Бобруйской, Ковель-Люблинской и других операциях мы убедились, что штабы разных родов войск взаимодействовали хорошо. Содружество же с теми, кто находился непосредственно на поле боя, например с танкистами, требовалось еще укреплять.
Взялись решить и эту задачу. Особое внимание обратили на штурмовики и наземный передовой отряд, который расчищал путь всему соединению.
Взаимодействие с этим отрядом в оперативной глубине состояло в том, что летчики должны были вести разведку в его интересах, а обнаружив вражеские части, громить их с воздуха, особенно артиллерию и танки. Если воздушные и наземные экипажи будут связываться друг с другом через штабы, это потребует немалого времени. Мы же решили применить такую систему связи, которая исключала подобные издержки. Наш авианаводчик должен находиться вместе с командиром танкового подразделения и направлять штурмовые удары на те цели, которые нужно разгромить в первую очередь.
Некоторые сомневались в возможности такого тесного контакта между воинами «земли» и «воздуха». Когда идут танки, говорили они, то их экипажи не видят и не слышат самолетов: люки-то закрыты.
— Нет, мы всегда видим самолеты, — возразили танкисты, когда их пригласили для совместной беседы с летчиками. — А люки закрываем только в бою, когда входим в прорыв. Стоит нам прорваться через тактическую оборону противника и выбраться на простор, как обзор у нас становится полным.
Об этом разговоре я рассказал Г. К. Жукову. Он одобрил все, что мы делаем, но заметил:
— Говорят, танкисты не столько видят самолеты, сколько слышат крепкие слова в воздухе.
— Это бывает. Мы боремся против несдержанности в выражениях, но привычки живучи, — ответил я.
— Эта привычка — опасная, — заметил маршал.
— В бою крепкое слою иногда ободряет, — попробовал пошутить я, но Жуков шутки не принял, и мы сочли необходимым еще раз предупредить экипажи о строгом соблюдении радиодисциплины, каким бы горячим ни был бой.
Состоялись совместные учения, на которых впервые в нашей практике штурмовики держали связь с командиром передового отряда, получали от авианаводчиков конкретные цели. Но, разумеется, непосредственный контакт между танкистами и авиаторами был лишь частью их взаимодействия. Оно начиналось с командующих и штабов армий, соединений. Именно они определяли задачи авиачастей в соответствии с характером предстоящих боевых действий.
Вспоминается первая встреча авиаторов командиров корпусов и дивизий — Савицкого, Комарова, Наконечникова, Ситкина, Беркаля, Рассказова, Иванова с командующим 8-й гвардейской армией. Генерал В. И. Чуйков рассказал им о своем замысле, о том, чего он ждет от авиации, какие задачи и как она должна выполнять. Это совещание длилось не более часа Указания командарма позволили окончательно уточнить планы действий каждой дивизии, каждого полка.
Поскольку темпы наступления намечались высокие, нам пришлось заранее подумать о перебазировании авиачастей. Мы тщательно изучили район предстоящих действий, определили имеющиеся там аэродромы, сфотографировали их. Одновременно засняли на пленку места, где по всем признакам можно будет оборудовать полевые площадки. Из опыта знали, что при отходе немцы приводят в негодность взлетно- посадочные полосы, восстановить их гораздо труднее, чем сделать новые. Поэтому в боевые порядки танковых армий мы включили облегченные инженерные батальоны и подразделения БАО, располагающие силами и средствами для захвата аэродромов, их охраны, устройства новых площадок, обеспечения посадки самолетов до подхода пехоты.
По моему докладу командующий фронтом приказал командирам соединений, с которыми взаимодействует авиация, оказать нам срочную помощь в подготовке летных полей. Даже двое-трое суток были для нас' слишком большим сроком: наступающие уйдут вперед, авиация отстанет не только от подвижных войск, но и от пехоты.
К началу операции мы располагали 128 аэродромами. Из них вблизи переднего края находился 51, в глубине до 25 километров — 28 и до 50 километров — 23. Это была наша первая зона. На удалении до 25 километров от линии фронта базировалась истребительная авиация и до 50 — штурмовая.
Централизованное управление штурмовиками и истребителями предусматривалось до ввода в прорыв танковых частей, после этого они оперативно подчинялись командирам подвижных групп. Бомбардировщики постоянно оставались ударным средством командующего фронтом.
Буквально накануне операции 12 авиаполков (почти 400 самолетов) произвели «рокировку» по фронту. Из тыла перелетели на новые аэродромы 37 полков (1100 самолетов). Это удалось провести скрытно только благодаря тщательной подготовке.
Операция предстояла очень глубокая. Нужно было доставлять боеприпасы и горючее на площадки, выдвинутые на сотни километров вперед. Решили сосредоточить запасы материальных средств как можно ближе к линии фронта. Поехали искать, где их можно укрыть, и нашли старые польские склады. Рядом с ними проходила взорванная железная дорога, которую можно было восстановить. Правда, эти склады располагались прямо на берегу Вислы, в зоне артиллерийского обстрела противника. И мы с генералами Брайко и Кирилловым долго взвешивали величину опасности. Но все же рискнули перевезти сюда боеприпасы и горючее Генерал Антипенко И. А. — начальник тыла фронта — одобрил наше решение. И риск оправдался: двигавшиеся вместе с наземными войсками авиационные части снабжались без перебоев.
Политические работники воздушной армии много делали для дальнейшего укрепления морального духа авиаторов, всемерного повышения бдительности, дисциплины и организованности. При этом учитывалось, конечно, что к этому периоду в воздушную армию прибыло из школ молодое пополнение летчиков и
