не вступают.
Летим над дорогами, ведущими от линии фронта к Берлину. Колонны немецких войск и техники идут, не маскируясь. Движение в западном направлении интенсивнее, чем к линии фронта. Значит, немцы начинают отступать!
Не долетая километров пятнадцать до линии фронта, встречаю наши штурмовики. Они обрабатывают колонны немецких войск, направляющиеся к фронту. Горят автомашины, мечутся гитлеровцы…
А рядом — воздушный бой «Яковлевы» и «лавочкины» гоняют стервятников. Господство нашей авиации полное»[36] .
Сильное впечатление произвел на меня этот взволнованный рассказ летчика — я вижу в нем зрелость опытного бойца и высокое понимание им своего долга.
В те дни в наших частях царил всеобщий подъем боевого духа, бодрости, инициативы, многое делалось по предложению воздушных бойцов. Генерал А. С. Виноградов рассказал мне, что комсомольцы гвардейского авиационного полка взялись изготовить увеличенную копию ключа от ворот германской столицы, добытого славными русскими воинами в семилетней войне 1756 — 1763 годов. Было решено сбросить его гвардейцам генерала И. Дука, штурмовавшим Зееловские высоты в составе 8-й гвардейской армии.
16 апреля ключ к Берлину был вручен перед строем полка лучшему летчику-штурмовику Герою Советского Союза Н. И. Белавину.
Приняв этот символический ключ — подарок боевых друзей, Н. И. Белавин повел свою группу к Зееловским высотам, где шли на приступ гвардейцы-сталинградцы. Обрушив смертоносный груз на головы гитлеровцев, штурмовики легли на обратный курс. Над позициями наших частей повис купол парашюта. В обращении авиаторов говорилось: «Дорогие друзья гвардейцы! Уже близок час нашей победы! К победе, вперед! Шлем вам ключ от Берлинских ворот. С вами гвардейцы-штурмовики Героя Советского Союза Белавина!»
Весть о необычном подарке и письме авиаторов моментально облетела все наземные части, вызвала воодушевление и новый прилив сил у наступающих.
До полной темноты мы посылали «охотников» для блокирования вражеских аэродромов, воздушные патрули «висели» на разных высотах за линией фронта, охраняя наши наступающие войска. Советские истребители находились также и над полем боя, их задача — уничтожать прорвавшихся гитлеровцев. В готовности к вылету мы держали группу усиления. Такая организация боевой работы обеспечивала перехват самолетов противника на подступах к полю боя и давала возможность быстро сосредоточить крупные группы истребителей.
О сопротивлении фашистов в воздухе красноречивее всего свидетельствовали воздушные бои. Их было проведено в течение дня 140. Потери противника составили 165 самолетов, наши — 87.
Авиация немцев, несмотря на высокую активность, по количеству произведенных вылетов значительно уступала нам. За день было зафиксировано до 1000 самолето-вылетов противника. Данные эти нельзя считать полными, так как не все вражеские летчики заходили на нашу территорию, мы их вынуждали вести бои подальше от прикрываемых войск.
Пытаясь оказать моральное воздействие на наши наступающие части, противник в конце первого дня применил самолеты-снаряды. Примерно в девять часов вечера в районе Терпитца немцами было запущено пять беспилотных аппаратов, в районе Запциг — Эгера — четыре. Правда, от этого нападения наши войска потерь не имели, потому что самолеты-снаряды не попали в цели.
О нашем господстве в воздухе мы говорили много. Мы боролись за него. С началом наступления это признали и наши враги. Взятые в плен немецкие летчики рассказывали на допросах о силе советской авиации. Фельдфебель из 1-й штурмовой эскадры сказал: «Я имел возможность в достаточной мере наблюдать действия ваших истребителей. О количестве их я умалчиваю, но в самом их поведении чувствуются уверенность, выучка и опыт, приобретенные за время войны. Штурмовики подавляют все не только своим уничтожающим огнем, они сильно воздействуют морально».
А вот что заявил летчик 20-й эскадры ночных штурмовиков:
«После единственного моего вылета против русских я могу сказать лишь одно, что русская авиация достаточно сильна, чтобы наносить решительные удары по военно-стратегическим объектам во время осады такого крупного города как Берлин. Безусловно, русские штурмовики оказали огромную помощь своей пехоте. Это уже давно установленная истина: штурмовик — лучший друг своей пехоты».
К 21.00 16-я воздушная армия произвела 5424 самолетовылета вместо планируемых 8300, 18 ВА — 766, 4-я — 440. Две трети налетов осуществлено на направлении главного удара. При этом израсходовано около 1500 тонн бомб. Из них 900 тонн пришлось на самые крупные калибры, применявшиеся главным образом для разрушения опорных пунктов.
В течение ночи на 17 апреля в сторону Зееловских высот один за другим уходили ночные бомбардировщики. 3-я ударная, 5-я ударная и 8-я гвардейская армии в темноте продолжали бои по прорыву обороны противника. А с утра возобновилось общее наступление. Ему предшествовала короткая, но мощная артиллерийская подготовка.
Наши бомбардировщики и штурмовики из-за крайне неблагоприятных метеоусловий снова вылетали небольшими группами, а то и парами. Борьба за вторую оборонительную полосу Зееловских высот достигла крайнего ожесточения. Под сильным огнем противника наша пехота преодолевала крутые скаты и штурмовала расположенные на них долговременные фортификационные сооружения. Здесь особенно остро требовалась помощь авиации, действующей методом сосредоточенных ударов крупными силами, и это быстро склонило бы чашу весов в нашу сторону, но, как я уже указывал, крайне неблагоприятные метеоусловия ограничивали действия бомбардировщиков и штурмовиков.
До разминирования дорог, которые противник упорно оборонял, танки не имели возможности идти непосредственно в боевых порядках пехоты и продвигались за ней. Нелегко было и артиллерии следовать за наступающими частями.
Вот почему с такой настойчивостью командующий фронтом требовал вести боевые действия всеми видами авиации. Пока поднимались в воздух наиболее искусные летчики, остальные все время находились в готовности при малейшем улучшении погоды присоединиться к ним. Досадно было сознавать, что наша пехота встретила усилившееся сопротивление противника, но ни танки, ни артиллерия, ни авиация не могли оказать ей эффективной поддержка Каждый дополнительный вылет пары штурмовиков или бомбардировщика на Зееловские высоты имел 17 апреля большое значение. Поэтому наши летчики, не считаясь с крайне сложными метеоусловиями, сбрасывали свой смертоносный груз на врага. Они произвели в тот день 895 самолето-вылетов. А ночью 763 раза поднялись в небо экипажи 18 ВА.
Гитлеровские пилоты шли, как говорится, ва-банк. Несмотря на непогоду, они произвели до 500 самолето-вылетов. Произошло 25 воздушных боев, противник потерял 56 машин — преимущественно истребителей. Наши потери — 22 самолета.
Во второй день операции среди отличившихся авиаторов мы снова услышали фамилию героя боев над волжской твердыней В. Н. Макарова. Он стал уже подполковником, командиром части и по-прежнему неудержимо рвался в небо. Макаров и его подчиненные добавили к счету сбитых ими вражеских машин еще по одной.
Тогда мы снова убедились, что наши летчики стоят на голову выше асов противника в тактической выучке. Старший лейтенант А. П. Филатов, сопровождавший штурмовики во главе шестерки истребителей, встретил пятьдесят «фокке-вульфов», шедших с бомбами к расположению наших войск. Ведущий немедленно приказал: двум экипажам прикрывать «илы», другой паре идти в лобовую, третьей — атаковать с фланга. Комбинированный удар оказался полной неожиданностью для противника. Гитлеровские летчики дрогнули, этим воспользовались наши истребители и сбили четыре «фоккера». Их строй смешался, и они повернули на запад. В течение дня Филатов, как он выразился при докладе, «вогнал в землю» два вражеских самолета.
17 апреля две победы одержал и И. Н. Кожедуб, сражавшийся в 176-м полку под командованием П. Ф. Чупикова. Это была особая часть, подчинявшаяся непосредственно Командующему ВВС. Здесь — что ни летчик, то герой. Во второй день Берлинской битвы по одному самолету уничтожили летчика части майоры Д С Титаренко, А С Куманичкин, капитан Н. И. Саввин и лейтенант С К Крамаренко.
Иван Кожедуб надолго запомнил этот полет. В паре с Дмитрием Титаренко он встретил над Зееловскими
