науки известна достаточно широко. Впрочем, я ни на чем не настаиваю. Можете считать ваш визит просто экскурсией.
— Я вам позвоню очень скоро, — пообещал Левзин. — Возможно, я сумею чем-нибудь вам помочь… я имею в виду вашему институту. Благодарю, мне было очень интересно…
С того дня он встречался с Пермяковым еще несколько раз, внимательно присматриваясь, прощупывая его, и никогда тот не начинал разговора о своей установке первым. Он вообще не упоминал о ней, не получив вопроса собеседника — будто в самом деле был полностью равнодушен к результатам собственной работы, — и Левзина это злило. Он подозревал здесь какую-то игру, смысла которой не мог понять. Это было похоже на фехтование через непрозрачную занавесь или на партию покера, в которой игроки — все как один — играют втемную. В этих играх Левзин неизбежно проигрывал.
Переворачивать карты картинками вверх первым неизменно приходилось ему.
Впрочем, Пермяков сомнений Левзина словно не замечал вовсе. Услышав вопрос, начинал говорить с большим удовольствием и весьма подробно, чем в значительной степени развеивал тайные подозрения собеседника. В конце концов Левзин убедил себя, что Пермяков просто-напросто бесхитростен и глуп. В житейском, разумеется, отношении. Ученый оставался обыкновенным чудаком, неопасным энтузиастом- романтиком, и это Левзина вполне устраивало. Левзина очень интересовал процесс возвращения мыши- путешественницы в реальное время, он хотел лично наблюдать окончание эксперимента, и просьбу его Пермяков немедленно исполнил. Правда, сидеть возле золоченой клетки в лаборатории Левзину пришлось битый час: Пермяков предупредил, что точный момент синхронизации рассчитать невозможно. Но в конце концов Левзин увидел, как неподвижная мышка шевельнулась, затем совершила еще несколько медленных, словно неуверенных движений и наконец «ожила» полностью. После недельного пребывания в полной неподвижности она выглядела абсолютно здоровой и невредимой.
Наступил день, когда Левзин решил поговорить с Пермяковым напрямую.
— Как бы вы поступили, если бы получили финансовую возможность изготовить ваше устройство в натуральную величину? — спросил он.
— Я бы хорошо подумал, — ответил Пермяков после небольшой заминки.
— О чем?
— О том, каким образом это сделать, — объяснил Пермяков. — Сразу же возникает масса проблем. Видите ли, в лабораторных условиях аппарат можно только собрать. Придется искать предприятия, способные изготовить необходимые узлы и комплектующие. А при сегодняшнем состоянии нашей промышленности это далеко не просто.
— Можно заказать детали за границей.
— Представляете, в какую сумму это влетит! — воскликнул Пермяков.
— Сумма пусть вас не волнует. Сейчас меня интересует принципиальная возможность.
Пермяков еще немного поразмыслил.
— Все зависит от размеров аппарата.
— Допустим, он должен быть достаточным для того, чтобы отправить в будущее одного человека. Разумеется, не на неделю.
— А на сколько?
— Предположим, лет на тридцать или пятьдесят. Или даже на сто.
— Это возможно! — горячо воскликнул Пермяков. — Если бы я смог поставить полноценный эксперимент хотя бы годовой длительности. На добровольце… Нет! — тут же поправился он. — На самом себе! Под наблюдением компетентной и беспристрастной комиссии, представителей прессы… Сомнения скептиков отпали бы навсегда. Но неужели вы хотите сказать, что готовы… что собираетесь?..
— Я готов финансировать ваш проект, — кивнул Левзин. — Но только на определенных условиях.
— Согласен на любые, — поспешил заверить Пермяков.
— Вначале выслушайте меня до конца. Ни о какой публичной демонстрации речи быть не может. Заказ будет сугубо приватным…
Пермяков пристально смотрел на Левзина, и во взгляде его постепенно проступало понимание. Нет, абсолютным идиотом этого ученого, конечно же, назвать было нельзя. Он спокойно дослушал Левзина до конца и отнесся к его предложению вполне по-деловому. Слава, известность — эти нематериальные понятия прекрасно переводились на сухой язык цифр. Пермяков оценил их в один миллион долларов наличными, чем Левзина слегка разочаровал. Дальше миллиона у вчерашних «совков» фантазия не срабатывала. Во всяком случае, определение гонорара не заняло и минуты. Но после того, как разговор их перешел в сугубо техническую плоскость, Левзину пришло время удивляться точности и оригинальности замечаний будущего директора проекта. Проекта, который Пермяков предложил (а Левзин это предложение принял) отныне именовать «Статис».
Прежде всего предстояло выбрать место размещения саркофага, который должен был на десятки лет укрыть Левзина от внешнего мира. Разумеется, ни квартира, ни даже специально оборудованный подвал загородного дома для этого не годились — там его станут искать в первую очередь. Не годился, впрочем, и любой другой подвал: в течение пятидесяти лет, на которые намеревался уйти из мира Левзин, невозможно было гарантировать, что кому-то не придет в голову заняться именно здесь архитектурной перестройкой. Но ответ на этот вопрос у Левзина уже был. Он бы не начал разговора с Пермяковым, если б не представлял, как справиться с проблемой.
Заброшенные еще в XIX веке каменоломни в одном из уголков Ярославской области вполне отвечали необходимым требованиям. Там давно не ступала нога человека, близлежащие к ним деревни давно уже вымерли в результате экономических экспериментов. Доверенный человек Левзина отыскал о них сведения в архивах. Ему же предстояло организовать в каменоломнях сооружение бункера.
Пермякова в эти детали Левзин не посвящал. Кроме самого Левзина, о расположении убежища не должен будет знать никто. Само по себе это составляло суть отдельной проблемы, но Левзин знал и ее решение.
Технические вопросы, связанные с изготовлением аппарата, полностью легли на плечи Пермякова. Левзин открыл на его имя счет в одном из своих банков. Левзин видел Пермякова насквозь и не боялся, что тот его обманет: реализовать свою научную идею, исполнить мечту жизни для этого ученого червя было намного важнее всего остального.
От ближайшего населенного пункта старые каменоломни отделяли десять километров. По крайней мере так было пятьдесят лет назад, в тот день, когда он привел в действие «Статис», и хотя Левзин надеялся, что за прошедшие годы население окрестностей возрастет, но в принципе был готов к тому, что проделать этот путь придется пешком. Старая бетонка удлиняла дорогу чуть ли не вдвое, поэтому Левзин решил идти напрямик через лес, сообразуясь с показаниями компаса.
Интересно, который теперь час? Левзин взглянул было на безотказный «ролекс», но тут же усмехнулся. «Ролекс» наверняка отставал или убегал вперед по сравнению с действительным временем — Пермяков об этом предупреждал. К сожалению, небо было закрыто толстым облачным слоем, и определить время наступления сумерек Левзин не мог. Допустим, сейчас раннее утро, сказал он себе. Даже если это не так, ночевка в лесу его не страшила. По сравнению с тем, от чего избавлял его этот мир и что должен был принести, такие мелочи в счет не шли. Левзин мирился даже с тучей комаров, сопровождавших его голодной стаей, едва он ступил под древесные своды.
Поселок, в направлении которого двигался Левзин, находился на пересечении железнодорожной и автомобильной магистралей. Поселок носил имя Скалкино. И хотя Левзину оно не понравилось с самого начала, он не сомневался, что обнаружит поселок на том же самом месте. Пятьдесят лет — слишком малый срок для радикальных перемен в организации путей сообщения. Если, конечно, за это время радикально не изменился сам транспорт. Но поселок в любом случае исчезнуть полностью никак не мог.
Идти было трудно. Участки относительно чистого леса попадались редко, сменяясь густым кустарником, буреломом и неглубокими, но топкими болотцами, преодолевать которые напрямик Левзин не рисковал. К тому же за месяц, проведенный в бункере, его мышцы отвыкли от долгой ходьбы по пересеченной местности. Левзин констатировал, что в этом отношении тренажер «бегущая дорожка», на котором он проводил непременные полчаса каждый день своего месячного заключения, помог мало. Поэтому
