концов!
Рыжкин определенно был настроен на пешую разведку и, угадав в истеричной девице главную помеху своим замыслам, немедленно проникся к ней антипатией.
— Я требую, чтобы меня немедленно вернули! — завизжала она столь пронзительно и противно, что Гонта от неожиданности слегка пригнулся. — Я не желаю оставаться здесь ни минуты больше! Вы не имеете права!!
Эта вспышка удивила Нестерова: совсем недавно, рискуя утонуть в болоте, эта женщина выказала неплохое самообладание, с которым теперешнее ее поведение совсем не вязалось. Да и особого потрясения самим фактом перехода Нестеров в ней тоже не заметил. Он увидел к тому же, что ее спутник удивлен ничуть не меньше. Впрочем, нет, понял Нестеров в следующую секунду, не удивлен, а растерян, он явно не знает, как на нее реагировать.
— Юра, да успокой ты свою… подругу! — рявкнул Рыжкин, ожесточаясь против нее все больше. — Не сожрет нас тут никто и в околоток не стащит, это я вам гарантирую!
Но любые уговоры были бесполезны. Девица брякнулась на колени и истошно завыла, обхватив голову руками и раскачиваясь в такт каким-то собственным внутренним ритмам. Это была настоящая истерика, каких не любит и не способен вытерпеть ни один из мужчин.
— Придется отложить до следующего раза, — озабоченно сказал Гонта. — Ладно, пошли обратно. Всем плотно закрыть глаза.
Перед тем как прижать к лицу ладони, Нестеров успел заметить, что женщина немедленно прекратила крик и сделала то же самое, что и все остальные, четко выполняя команду Гонты.
Это задание не нравилось капитану Погодину с самого начала. Не нравилась ему и напарница, возникшая невесть откуда и представленная Погодину Сугаком в качестве «опытного оперативника, неоднократно выполнявшего специальные задания в горячих точках». Еще больше ему не нравилось, что его, боевого офицера, побывавшего в тех самых «точках» не раз и не два, Сугак передал в полное подчинение новой напарницы, так и не сочтя нужным проинформировать о конечной цели задания.
Полковник Сугак сделался начальником Погодина всего несколько месяцев назад. Его перевели в центр из какой-то дальней области в рамках новейшей политики периодической ротации кадров. Юрий Погодин не знал точно, чья изощренная голова изобрела ротацию, однако ясно видел, к чему она приводила. Даже те немногие из оставшихся с прежних времен руководителей, которым Погодин верил, постепенно заменялись людьми, само появление которых в организации еще вчера выглядело бы просто неприличной шуткой. Прошлое его нынешнего начальника, насколько смог разузнать Погодин, никак не свидетельствовало о потрясающих успехах в борьбе с врагами государства и криминалом. Вроде бы Сугак когда-то работал в милиции, затем по неясным причинам был уволен, чтобы через три года обрести статус сотрудника областной экологической прокуратуры. Потом внезапный перевод в ФСБ сразу на высокую должность заместителя начальника областного управления, а еще через полгода — новый перевод в Москву начальником недавно созданного отдела с довольно расплывчатыми функциями, в котором неожиданно для себя оказался и Погодин: его просто зачислили туда внутренним приказом, не оставляя возможности для раздумий.
Погодин достаточно повидал и был бит жизнью, чтобы сразу понять: в отношениях с новым начальником нужна предельная осторожность. Поэтому маска опытного, но недалекого специалиста по силовым акциям, этакого надежного середнячка, не хватающего звезд с небес, не страдающего излишним честолюбием и не лезущего куда не положено, прикипела к лицу Погодина прочней собственной кожи. И хотя Сугак отнюдь не был глуп, его попытки обнаружить в душе подчиненного тщательно скрываемые тайники успеха не имели. И хотя он не почтил Погодина доверием, но по меньшей мере не опасался.
«Задание чрезвычайной важности, капитан, — наставлял Сугак Погодина. — Будь готов к применению крайних мер».
«В каком смысле?» — поинтересовался Погодин. «Вплоть до, — твердо произнес Сугак. — Ты человек опытный, растолковывать, надеюсь, не надо. В детали тебя посвятит Эльза».
Ее так звали — Эльза, а не Нина, как она представилась объектам их поисков, эту девицу с гладким и холодным лицом, в самом ли деле это ее имя или только кличка, Погодин не понял. Эльза была красива, но красота та была сродни змеиной и на Погодина, никогда не питавшего к рептилиям теплых чувств, впечатления не производила.
«Ты мне можешь растолковать, что мы должны делать?» — спросил он у нее, когда они мчались на машине по Ленинградскому шоссе.
Она покосилась на него с холодной усмешкой. «Отыскать объект, скрытно сопровождать его Д° места и, в случае необходимости, ликвидировать».
«До какого места? В случае какой необходимости?» — настаивал Погодин.
«Место, надеюсь, они нам покажут сами, — отвечала Эльза. — А необходимость определю я сама».
Убивать капитану Погодину за последние семь-восемь лет приходилось не однажды, однако привычки к этому занятию он не приобрел. Убийство, лишенное смысла, было ему по-прежнему отвратительно, и ответ спутницы наполнил его холодным бешенством, что, впрочем, осталось для Эльзы незамеченным.
Больше они практически не разговаривали. Лишь перекидывались короткими фразами в случае абсолютной необходимости. Впрочем, молчание напарницы Погодина тяготило куда меньше, чем само ее присутствие. Она, по-видимому, испытывала по отношению к нему точно такие же чувства.
На поиски объекта кроме них было послано еще несколько групп, с которыми Погодин и Эльза должны были поддерживать радиосвязь. Искомый объект (точнее, три объекта) они обнаружили на городской площади буквально за минуту до отплытия катера. Но когда Погодин хотел выйти в эфир, Эльза запретила ему это сделать.
«Нам больше никто не понадобится», — категорически заявила она.
Погодин промолчал, ничем не выразив удивления. Чувство опасности он развил в себе необычайно, это чувство говорило ему, кричало, вопило, что он должен быть крайне осторожен, если хочет вернуться с задания Целым и невредимым, и пребывать таковым впредь, и что главная опасность отнюдь не где-то там впереди, а здесь, рядом с ним, в образе этой красивой сучки.
Она была опасна, неплохо тренирована и все же недостаточно опытна для работы в полевых условиях. Это именно Эльза настояла на том, что им нужно двигаться через болото, отвергнув предложение Погодина сделать крюк. Это она, чисто по-бабьи шарахнувшись от какой-то болотной жабы, провалилась в топь, вынудив Погодина поспешить к ней на помощь, чтобы оказаться в результате в еще более плачевном положении. Однако — тут надо отдать ей должное — Эльза не запаниковала, не бросила напарника и вначале пыталась вытащить его, сделав все, что было в ее силах, а потом принялась звать на помощь, хотя прекрасно знала, что единственные во всей округе, кто способен эту помощь оказать, — объекты их охоты.
Спасители вызывали у Погодина инстинктивную симпатию. И вовсе не тем, что поспешили к ним на помощь, — возможность изредка почувствовать себя храбрым и благородным спасителем, не особенно рискуя при этом, привлекает даже отъявленных головорезов и подонков. Научившись достаточно хорошо разбираться в людях, Погодин ощутил в каждом из них то, что сам для себя он всегда определял термином «настоящее». Это касалось и самого молодого из них — паренька с лицом робкого и комплексующего интеллигента, и его спутников, неуловимо схожих друг с другом похожестью профессионалов, долгое время проработавших рядом. Погодин терялся в догадках, кому и зачем понадобилось их ликвидировать и, самое главное, почему решать это доверили Эльзе.
Но сейчас, после того как он пережил самое невероятное, немыслимое и невозможное приключение в жизни, Погодин вдруг осознал, что волею случая оказался в центре событий, от которых, возможно, зависит очень многое в их мире, стремительно теряющем постоянство и былую привлекательность. Он почувствовал, что свои поступки и решения вынужден теперь сообразовывать с новым пониманием происходящего, чем бы это ему ни грозило.
Все эти мысли и ощущения хлынули водопадом, не оставляя возможности сосредоточиться на стороннем, и потому Погодин не сумел вовремя разглядеть смысла игры Эльзы. Нет, он не испытал ни тени сомнения в том, что ее истерика не более чем игра — элементарный, но всегда достаточно эффективный прием в арсенале любой женщины. Он только лишь не успел сделать соответствующего вывода о ее
