Милиционер засунул голову в салон и встретился взглядом с Нестеровым.
— Меня похитили, — негромко, но внятно сказал Нестеров. — Помогите!
Он пошевельнулся, но тут же бессильно уронил голову на грудь.
— Ты чего несешь, Витек?! — воскликнул напарник. — Вот же допился, сволочь! Кто тебя похитил? Да ты не слушай его, командир!
Однако милиционер сделал шаг назад и поднял укороченный автомат.
— Выйти из машины! — рявкнул он. — Руки на капот!
— Да ты чего, командир! — торопливо забормотал водитель. — Ты же не в курсе, это Витек просто прикалывается.
Трое остальных сотрудников на пикете в это время разбирались с каким-то грузовиком и не видели происходящего. Выбирающийся из иномарки водитель демонстрировал полную покорность, продолжая что- то жалобно бормотать, и тем немного усыпил бдительность милиционера. Его напарник так же осторожно вылез из другой дверцы и умиротворяюще протянул вперед раскрытые ладони.
— Мы сотрудники, командир, — произнес он. — У нас, это… тоже операция. Вот в кармане у меня ксива, я ее сейчас осторожно достану и тебе покажу…
Под дулом автомата он медленно потянулся к карману, он рассчитывал разрешить ситуацию дипломатическим путем: удостоверение его было почти настоящим, к тому же он не без оснований надеялся, что пара телефонных звонков кому надо сделает свое дело. Рас чет его был верен, и конфликт исчерпался бы, не начавшись, кабы не водитель, все более впадавший в состояние тихой паники. Он твердо знал, что за похищение человека сажают очень надолго, а в тюрьму водитель больше не хотел ни при каких обстоятельствах. Этот панический страх, до поры невидимый внешне, рос, вспухал изнутри и в конце концов прорвался наружу невнятным хриплым вскриком и безрассудным, импульсивным действием. В коротком прыжке водитель бросился на милиционера, ударил головой пониже груди, падая вместе с ним наземь. Выбитый автомат, скрежеща металлом по асфальту, закувыркался где-то под днищем машины.
— Бежим! — заорал водитель, громадными прыжками пересекая открытое пространство, отделяющее его от густых посадок на обочине.
Бегство водителя уничтожило для напарника все возможные варианты действий, кроме одного: немедленно бежать следом. Надо сказать, тут им повезло. Медленно проезжающая мимо фура заслонила беглецов от пикета, а полуоглушенный падением милиционер все еще ползал на асфальте, пытаясь прежде всего вновь обрести так некстати утерянное оружие. Когда же он, наконец, вскочил на ноги и призвал коллег на помощь, водитель с напарником были уже далеко. Преследовать их в густой чаще милиционеры посчитали бесполезным. Вновь впавшего в забытье Нестерова они вытащили из машины и отволокли в помещение поста, устроив на раскладушке. Если бы кто-либо из них повнимательней вгляделся в лицо спасенного и сравнил с описанием разыскиваемого по ориентировке преступника, путь Нестерова, прерванный так некстати для его врагов, очень скоро продолжился бы в прежнем направлении. Но для милиционеров Нестеров был жертвой. Связавшись с дежурным по району, они обрисовали ситуацию. Узнав, что бандиты сбежали, а разговор с Нестеровым в данный момент невозможен, дежурный, измученный поступающими ежечасно все новыми и новыми указаниями руководства, мудро рассудил, что гнать коней некуда, и велел сдать потерпевшего врачам «Скорой помощи», а все происшедшее изложить после окончания смены в рапортах и передать в уголовный розыск.
Тем временем Гонта и Погодин находились всего в десятке километров от места происшествия. Они приближались к милицейскому посту в груженном картофелем «КамАЗе», водитель которого — молодой парень, стриженный ежиком, — без малейшего колебания подхватил голосующих на обочине мужиков, чего обычно никогда не делал. Но, увидев этих голосующих, почувствовал вдруг, что просто обязан помочь незнакомцам. Но до того им все же пришлось с полчаса пешком добираться до магистрали, после того как старенький «Москвич» внезапно забарахлил и встал. И хотя хозяин самозабвенно уверял, что неисправность будет немедленно устранена, дожидаться они не стали. Эти полчаса, шагая рядом с Гонтой, Погодин слушал его сжатые объяснения. После того, чему он стал сегодня свидетелем, рассказ Гонты вовсе не показался ему невероятным. Напротив, многочисленные разрозненные факты, накопленные памятью Погодина, без особенных затруднений Укладывались в ячейки предложенной схемы мироздания. Но количество вопросов от того не становилось меньше.
— Эльза — кто она? — спросил в какой-то момент Погодин. — Хищник?
— Да, — кивнул Гонта. — Не высшей категории, но достаточно сильный. Во всяком случае, установить контроль над ней в тот момент, когда она размахивала пистолетом, я не сумел.
— А надо мной сумеешь? — неприятная мысль пришла в голову Погодина. — Слушай, может, ты уже это сделал? Скажи-ка, не по твоей ли милости я свою напарницу отключил?
— Нет, — грустно ответил Гонта. — Ты выбрал нашу сторону совершенно сознательно. Но смог это сделать лишь по той причине, что она была не в состоянии тебя контролировать.
— Но все-таки сумел бы?
Гонта остановился и повернулся лицом к Погодину. Лицо его было необычайно серьезным, и Погодину показалось, что сейчас должно произойти нечто важное. Он инстинктивно напрягся — сработали годами тренируемые рефлексы, — но тут же расслабился, ощутив, что опасаться собеседника нет ни малейших оснований.
— Пожалуйста, послушай, что я сейчас скажу. Ты можешь не поверить сразу — я это прекрасно пойму, но хотя бы запомни. А потом анализируй и проверяй сколько угодно. Да, я смог бы. Такое возможно, пока ты не научился некоторым очень простым вещам. Кстати, именно ты им научишься очень скоро. Но я этого не сделал бы никогда за исключением тех случаев, которые называются необходимой обороной. Когда нужно защитить свою или чужую жизнь. Ты ведь не отрицаешь права на необходимую оборону?
— Ситуация была как раз такой.
— Точно. — согласился Гонта. — Такой. Да только ты тогда оказался быстрее. А я оплошал. Старею, наверное.
— Эльза… хищники на это тоже способны?
— Еще как! — грустно усмехнулся Гонта. — В том-то вся и беда. Правда, их механизм воздействия совсем иной. На уровне инстинктов, подсознания… Они страхом правят, личность в человеке подавляют. Но делают это вполне успешно. Да разве ты сам не видишь, что вокруг происходит?
— Вижу, — кивнул Погодин. — Значит, они могут и делают, вы тоже можете, но не делаете. Потому что они плохие, а вы хорошие. Так?
Ирония, заключенная в вопросе, была очевидной, но Гонта ее полностью проигнорировал.
— Так, — терпеливо сказал он. — Именно так. Знаешь, чем отличается нормальный человек от негодяя? Человек от зверя? Тем, что он живет по человеческим правилам. По библейским заповедям, по Конституции или Уголовному кодексу — неважно. Но не из-за того, что боится наказания, земного или небесного, а потому, что по-иному жить просто не может. Ты со мной согласен?
— А я? — спросил Погодин, и в его вопросе Гонта услышал скрытую горечь. — Кто, по-твоему, я такой?
— Ты — человек, — сказал Гонта. — Не сомневайся. Нормальный человек, как и я, как и десятки и сотни миллионов. В этом ваше отличие и преимущество, о котором, к сожалению, знают далеко не многие. Потому им и не пользуются.
После этих слов Погодин надолго задумался и молчал все время, пока возле них не остановился «КамАЗ» с картофелем.
— Не догоним мы твоего приятеля на этой лайбе, — заметил он, забираясь в высокую кабину.
— Мы их и на «Феррари» не догоним, — заметил Гонта. — Больше получаса уже прошло. Нам не догонять, а искать его придется.
— Всех догоним! — азартно закричал парень, уловивший смысл произнесенных фраз. — Не сомневайтесь, мужики, не опоздаете! У меня же не машина — зверь! «Танки грязи не боятся»!
Пассажиры были ему симпатичны. Парень гнал свой тяжеловоз под сотню, лихо обгоняя попадавшиеся грузовые тихоходы, и развлекал Гонту с Погодиным подробным рассказом о трудностях фермерского бытия и преградах, воздвигнутых властями и бандами спекулянтов между картофельной грядкой и обеденным столом горожан.
— Я ж сам продать по своей цене не могу! Не-ет! — жаловался парень. — Меня и на рынок не пустят.
