— Одну минуту, — окликнул его Гонта, сделав Нестерову и Погодину знак обождать. — Я вам кое-что не рассказал об этом ДП. Просто не успел. Есть одна смущающая меня деталь. Как вы знаете, вместе с Погодиным была напарница. Из очень сильных анималов, в пару ее поставили не случайно. Она ранила Рыжкина и была всерьез настроена перестрелять всех остальных, кроме Нестерова. Так вот, чтобы она нам не мешала, я на короткое время переправил ее в ДП. Минут через двадцать за ней вернулся. Она рассказала немало интересного, и мне хотелось, чтобы вы услышали все это лично. Но познакомить ее с вами мне не удалось. Она погибла.
— Погибла? — поднял брови Магистр. — Как это случилось?
— Не знаю. Я нашел лишь ее останки. Ее разорвали на куски. Зрелище было не из приятных. И у меня такое впечатление — я, конечно, не уверен до конца, — что сделали это не животные. Вернее, не совсем животные.
— Почему вы так решили?
— На останках не было одежды. Ни клочка ткани вокруг — я все тщательно осмотрел. И очень странные следы. Похожие на человеческие. Но только похожие, в том, что оставили их не люди, я абсолютно уверен.
— Тогда кто?
— Знаете, Магистр, я как-то случайно вспомнил эту историю про ДП, населенное человекоподобными хищниками. Кажется, их окрестили шайденами.
— ДП Гусставсона не имеет никакого отношения к миру шайденов, — твердо сказал Магистр, — это было проверено неоднократно. Да и в его отчете однозначно указано, что в ДП отсутствуют гуманоидные формы жизни. Там нет даже высших приматов.
— Вы полагаете, что за месяц он успел обследовать всю планету?
Легкая улыбка тронула губы Магистра. Он отрицательно покачал головой:
— Не обследовать. Услышать. Гусставсон был чрезвычайно сильным селектом. Идеальным разведчиком и исследователем. Он бы обязательно почувствовал присутствие разума, и расстояния тут, как вы знаете, не имеют никакого значения. Сегодня состязаться с ним в этом отношении на равных смог бы разве что Юджин Нкванква из Лагоса. Честно говоря, я больше никого и не назову.
Гонта ненадолго задумался.
— Помните, Магистр, что говорилось в том отчете о способности шайденов проникать в ДП? Не могло ли случиться так, что они тоже отыскали туда Вход. Уже после экспедиции Гусставсона?
Теперь пришел черед задуматься Магистру.
— Вы хотите сказать, что, если ваше предположение верно, шайдены с их способностями находятся всего в одном шаге от Земли? Не хотелось бы верить в такое. Это сильно бы осложнило положение… Он опять замолчал.
— Слишком мала вероятность подобного события, — медленно продолжил Магистр. — Я очень надеюсь, что вы ошибаетесь. Во всяком случае, именно вам, Гонта, и предстоит во всем убедиться лично. Выхода у нас все равно нет. И в первую очередь позаботьтесь, чтобы ваша группа была как следует вооружена. Мы не можем себе позволить терять людей… Мне пора, Гонта. Свяжитесь с Байкалом и немедленно начинайте действовать…
Гонта вернулся к Погодину и Нестерову, и они принялись ждать поезда.
— Ты с Магистром говорил про Эльзу? — внезапно спросил Нестеров, и Гонта в изумлении уставился на него:
— Как ты догадался?
— Не знаю, — смутился Нестеров. — Просто так показалось… Пришло в голову.
— Я, кстати, тоже хотел спросить. — что там случилось с моей бывшей напарницей? — вмешался Погодин. — Или это тоже строгая тайна?
— Нет, — ответил Гонта. — Не тайна. Сейчас я все вам расскажу…
По последней переписи в Михайловске проживало тридцать восемь тысяч человек. Не так давно он был самым обычным среднерусским городком, живущим размеренной, спокойной жизнью. Два самых крупных городских предприятия — мебельная фабрика и завод «Стройдеталь» — обеспечивали работой большую часть населения. Мебель из Михайловска — без особых изысков, но добротная и недорогая — пользовалась неизменным успехом у покупателей близлежащих городов и поселков. В городе было четыре школы и две больницы, туристическую базу на озере Глубоком хорошо знали любители природы, съезжавшиеся сюда на отдых из Москвы и Санкт-Петербурга.
Но за последние десять лет тут многое переменилось. Фабрика и завод были акционированы. Очень скоро обнаружилось, что большая часть акций мебельной фабрики находится в руках нескольких держателей из числа бывшего руководства, которые продали их новым владельцам, появившимся в городке неизвестно откуда и пообещавшим создать в старых стенах современное производство. Прежнее оборудование было вывезено и продано как металлолом, корпуса ободраны до неузнаваемости. После этого жизнь на фабрике остановилась полностью. Через какое-то время горожане узнали, что планы новых владельцев переменились. Собственно, в городе их больше никто не видел. Фабрика, вернее, то, что от ее осталось, была перепродана несколько раз неизвестным фирмам, следы которых терялись где-то на просторах страны. Сейчас корпуса фабрики скорбно смотрели на главную улицу пустыми оконными проемами, вызывая в памяти прохожих кадры военной кинохроники.
С заводом «Стройдеталь» происходило примерно то же самое. Производство там было прекращено, он превратился в перевалочный склад импортных строительных материалов на пути из Европы в центр страны. Две школы и больница закрылись, вторая больница влачила жалкое существование, и городские власти рассматривали вопрос о ее реорганизации в небольшую поликлинику или вовсе в фельдшерский пункт.
Город постепенно умирал. В поисках заработка мужское население отправлялось в крупные города или сколачивало строительные бригады: территория вокруг Глубокого озера стремительно раскупалась и застраивалась особняками состоятельных сограждан, оценивших исключительную экологическую чистоту здешних мест, несмотря на удаленность от столицы.
Некоторое время назад в городе начались события, несколько всколыхнувшие местную атмосферу. У мебельной фабрики появился новый владелец. На этот раз не пришлый, а свой, из коренных михайловцев. Семен Бадигин, тридцати с небольшим лет, окончив в свое время техникум, начинал на фабрике мастером. После развала производства и месяцев безработицы сколотил небольшую артель, занявшись изготовлением деревянных дверей и оконных переплетов. Двери получались прочные и красивые, да к тому же вдвое дешевле импортных, что очень скоро оценили строительные фирмы, обслуживавшие начавшийся ремонтный и строительный бум в Москве.
Производство Бадигина успешно расширялось, в маленьком цехе, который он создал на своем земельном участке, работало уже человек двадцать, и Бадигин начал присматривать помещение побольше. Именно тогда на него наехали местные бандиты, почуявшие возможность отхватить кусок. Делиться с братками Бадигин не захотел. Попытался найти защиту у власти и милиции — не получилось. Тогда он просто закрыл производство и на четыре года уехал из города. Чем он занимался это время, в точности неизвестно. Согласно одним слухам, возобновил производство в другом месте, другим — занялся (и довольно успешно) торговлей импортной мебелью. Тем не менее в городе он появился уже в качестве нового хозяина, объявив, что намерен полностью восстановить производство.
И не только объявил. Нанятые им бригады строителей принялись за работу практически немедленно. Меньше чем за два месяца были восстановлены кровля и необходимые коммуникации, наново остеклены окна. В цех завезли станки, а еще через месяц из ворот фабрики выехала первая фура с готовой продукцией.
Вот тогда к нему снова пришли бандиты. Попытки Бадигина объяснить, что он намерен работать в своем родном городе исключительно «по-белому», без левой продукции, уклонения от налогов, то есть абсолютно открыто для любой проверяющей организации, успеха не имели. Бандитские посыльные имели четкие инструкции и доводов предпринимателя слушать не желали. Инициативу Бадигина они оценили в 10 тысяч долларов ежемесячной мзды. Правда, тут были возможны варианты. Точнее, один вариант, по которому Бадигин должен был передать браткам пятьдесят один процент акций предприятия, а также принять на работу в качестве главного бухгалтера и заместителя директора по сбыту рекомендованных бандитами людей. Бадигин попросил неделю на раздумье. Ему дали два дня.
