— она вы сами! Вас можно контролировать только террором, только абсолютизм! Молчите, ни слова! Вы только так понимаете, нельзя по-другому. Нужен кто-то, кто железной рукой будет держать вас в рамках. Несколько недель без меня и все, Безымянных нет! Орда безумцев вместо моих последователей! Я вас почти ненавижу… — голос перешел на трагический шепот, — Я никогда не испытывал этого чувства, но сейчас… Я больше не хочу быть вашим лидером, мне противно! Делайте, что хотите, хоть в крови себя утопите, я не хочу вас знать больше…
— Доминга, перестань! — в ужасе закричала Вилоу.
— Молю, прости, дай шанс искупить свою вину. Накажи меня, только прости, я приму даже смерть… — зашептала Цинну, падая перед ангелом на колени. Доминга вскочила на помост, отошел подальше.
— Наказание… Просишь наказания, а смысл? Что ты извлекла из этого? Какой урок? Никакого. А вот я понял, что не хочу больше заниматься вашей жизнью. Я здесь не нужен, я лишний и чужой. Цинна, ты хотела крови? Да? Только честно. Хотела убить?
Девушка зарыдала громче и закивала, сделала попытку подползти к ангелу.
Доминга рассмеялся страшным, демоническим смехом, от которого всех здесь бросило в пот.
— Да, иди сюда. Цинна, покажи всем, чего ты хотела.
Доминга поднял руку с её кинжалом, испытывающе посмотрел на своих слушателей. И услышал в их душах страх и ужас, от чего ему стало горько и грустно. Показалось, что жизнь напрасна, его дневники — ложь, его восстание — пустота. Он резко полоснул себя по руке три раза, после чего в тишине раздался крик Силоны и Вилоу 'Элергост!'. Он жестом заставил их остановиться, хотя они бросились к нему. Ярко- алая кровь капала на камень. Доминга посмотрел в глаза ангелу и спросил:
— Хочешь это? Возьми каплю на палец, — девушка, давясь рыданиями, выполнила просьбу, — Лизни, — кто-то ахнул, поползли тихие шепотки. — Ну, лизни каплю, которую ты так хотела. Разве важно, чья кровь? Пусть будет моя, мне не жалко. Бигонор, Сапрон, Лаэрт, Эвмей, Хилон, Дикей, Инарус, Абана, Ситайлия, Маера, Герла, Тара… — начал он перечислять имена, названые ранее Силоной под комментарии Легора. Всего двенадцать небожителей, которые были организаторами этих противодвижений, которые грозили расколоть Безымянных на два лагеря — тех, кто ждет сметы власти кровью и убийствами, и тех, что готов ждать истины.
Небожители неуверенно поднимались на помост, который у Силоны ассоциировался с эшафотом. Эл говорил, они шли к нему, и слышен был звук падающей капли. И молчание. Элита Безымянных потихоньку выстраивалась рядом, чтобы не дай чего…
— Я, помнится, сказал, что судить могут лишь те, кого упрекнуть нельзя… Ну и пусть, за вами множество грехов, хорошо, вам хочется — судите меня! — с этим криком Эл полоснул себя по груди два раза и даже не дернулся. Когора вырвалась из рук Силы и кинулась к ангелу. — Что же я сделал неправильно, что-то такое, что заставило вас забыть?
Эл прислушался. Всюду страх, ужас… Чу, неужели показалось? Действительно ли кому-то не из тех, что стоит за помостом, тех, кто не испугался его и тех, кто верили в него и не отступили, действительно ли кому-то другому стало противно при виде этого? Он нашел этого в толпе, прислушался вновь и понял, что не показалось.
— Ты, — указал он на молодого начала, в котором услышал родственные себе чувства. — Да, ты, тоже подойти. Только не пугайся. Тебе противно и горько видеть это? Тогда почему ты стоишь тут, а не за помостом? Скажи что-нибудь…
Он хотел сделать шаг, но Когора с диким визгом вцепилась в его ногу и никуда не пускала, поливая штанину слезами.
— Эл, прекрати, они уже все поняли… — шептала она.
— Ты недавно в Безымянных, я угадал? Знаешь, ради тебя я бы продолжил вновь взялся за то… Ради того, что ты можешь чувствовать так, как я. Ради тех, что чувствует так же. Запомните одно важное слово, мое слово: кровь никогда не бывает истиной, хотя истина омывается кровью. Я не хочу стоять рядом с вами по колено в крови. Нет, в страданиях чужих нет правды. Нет, нет в силе и жестокости победы. Жизнь лишь там, где понимают ей цену. Нельзя её отнимать, чья бы она не была. И я не отберу ни у кого. Но всего недавно мне казалось, что отдав свою жизнь, я хоть что-то докажу… И показал, хотя бы тебе. Я правильно скажу, если буду утверждать, что ты больше не оступишься на этом? Не слетишь, не потеряешь истину. Скажешь да, я, может, вернусь…
После собрания, особняк семьи Даррнолий, дом Виллоу.
— Господи, господи… — Когора так и не отпустила мою руку. Хорошо, хоть больше не держала за ногу.
Когда я произнес те слова, там, на Совете, переменилось абсолютно все. До того я как не замечал, что резал себя пять раз, и больно мне не было, но вот после… тот самый начала тихим шепотом, который прозвучал как гром перед грозой, попросил меня вернуться и принять их обратно, простить их всех, и продолжить…
И хоть Силона и Лион поносили меня после скверными словами за такое жестокое представление, я добился своего. Вдохновил и заставил уважать. Но это было очень страшно, о чем мне не раз повторил Сила:
— Эл, не делай так больше, я тебя умоляю… На тебя было страшно смотреть. Не делай так, пообещай!
Возможно, я и правда выглядел очень страшно — Цинна полчаса билась в истерике, крича, что она самое низкое существо на свете. Я отвел её в сторону на той же поляне, когда все уже разошлись и остались только двадцать небожителей, надеюсь, вы понимаете, кто это. Я отвел её в сторону и заговорил так, как бы я говорил с дочерью.
— Цинна, успокойся. Нет, не падай на колени, пожалуйста. Лучше посмотри на меня внимательно и скажи, что ты видишь сейчас? Правильно, ты видишь меня. А что ты видела тогда, можешь ответить? Нет? Я скажу — так, Цинна, со стороны выглядит ненависть. Никогда, никогда не позволяй ей овладеть тобой — это самая страшная кара. Нет, я не сержусь на тебя. Знаю, Триада заявила, что я умер. Откуда? Глупый вопрос, меня держали в курсе дел Силона, да я сам часто был здесь. Почему так редко? Ну, знаешь, у меня теперь есть и другие дела… Да нет, глупая, я не сержусь на тебя. В какой-то мере я тебе благодарен. Почему? Ну, подумай сама — благодаря этому мы разрушили план Триады. Ведь они хотели уничтожить нас изнутри — сама видишь, что вызвало известие о моей смерти. Я ведь не появлялся на крупных мероприятиях, вблизи меня никто не видел: вполне нормально заподозрить что-то. Никто не застрахован от ошибок. Зато благодаря тому, что ты подняла небожителей в противовес меня, я сумел доказать и показать очень многое. Теперь точно нас не удастся расколоть ни каким способом. Я ведь при всех — а собралась большая часть — передал полномочия лидера ребятам, теперь никто не ослушается их. Перестань плакать, глупая, ты все сделала правильно. Прости, что я так жестоко обошелся с тобой… просто ты тогда ведь была не в себе, вспомни весь букет чувств? То-то же, надо было тебя встряхнуть, да и другие извлекли очень полезный урок, надеюсь. Вернуть тебе кинжал? Ладно, оставлю себе. На память. Цинна, ты очень хорошая девушка, но мнительная. Будь тверже в своих мыслях, и все будет хорошо, да? Вот видишь, ты уже не плачешь. Правда, зачем плакать, у нас много других дел. Скажи мне лучше, как получилось, что ты засветилась? Ясно… ну что ж, придется наведаться в хранилище еще раз…
Я не вернулся в эту ночь на Землю, и думаю, что поступил правильно.
Мы сидели у Вилоу полным составом элиты, обсуждали очень важный вопрос — как выкрасть доносы у Триады? Без этих бумажек не будет никаких оснований для суда Законом, и проблема решиться. Нет доказательств, реально существующих, а не просто слов — и нет Закона. Но хранилище закрыто. Вполне естественно, что после моей исповеди на моем же суде хранилище запечатали настолько, что ни один небожитель без данного на то право туда не проникнет. Конечно же, если ты не полукровка…
Я не знал о магии ничего, но согласился на эту авантюру. Потому что я не имел права их подвести. Все, кто вынужден был скрываться в изломах, надеялись на меня. Я мог освободить их перед Законом, потому что прямого нарушения не было — Закон не запрещал другую веру и посещение Земли, и даже поощрял искоренение зла. Трактовать поступки в соответствии с Законом можно по-разному, Триада так, а
