Он повернул обратно, и в этот раз дом перед ним открылся. Он зашел со двора. У пустой беседки сидел большой кот серо-белой раскраски. Витек узнал его и обрадовался.
– Марсик, – позвал он.
Кот безбоязненно подошел. Казалось, он тоже его узнал. Витек взял кота на руки, чувствуя приятную тяжесть мускулистого тела, покрытого густой короткой шерстью, и вошел в беседку. Он сел на лавочку и почесал кота за ушами. Тот замурлыкал. Витек не очень удивился, что кот до сих пор еще жив. По всем расчетам, он должен был давно издохнуть. Но он сидел на руках и мурлыкал.
– Привет, старик, – сказал Витек.
Кот ткнулся мордой ему в ладонь, прижал уши и затих. Он был соседским и жил этажом ниже. В квартиру Витька он приходил в гости. Кошки чувствуют, кто их любит, и время от времени заходят навестить. Витек кормил его, немного с ним играл, а когда тот просился уйти – выпускал в подъезд.
– Плохо мне, Марсик, – то ли сказал, то ли подумал Витек. – Тошно мне и хочется умереть.
– Как умереть? – спросил кот, не переставая мурлыкать.
Витек не знал, прозвучали ли эти слова в реальности или только в его мозгу. Но опять не удивился.
– Как камикадзе, – объяснил он. – Упасть с самолетом, полным взрывчатки, на какой-нибудь авианосец и потопить его к херам.
– Крепко же тебе досталось, – заметил кот.
Витек не ответил. Он так много мог бы сказать, что говорить было нечего.
Стемнело.
– Жизнь – подлая штука, – наконец произнес Витек.
Они еще немного посидели, а потом Марсик спрыгнул на землю.
– Ну, я пойду, – сказал он, – сейчас хозяева хватятся.
– Давай.
– Ты заходи, если что, – сказал кот. – Я бы и сам зашел, да не знаю, где тебя теперь искать.
Он потрусил к своему окну на первом этаже, забрался на дерево, перепрыгнул на подоконник и исчез в форточке.
Витек посмотрел на свои окна этажом выше. Они были темными. Он пошел к подъезду, но почему-то опять промахнулся и оказался у Дома культуры. В пустом сквере на столбе горела одинокая лампочка. Ветер раскачивал абажур над ней, и кружок света, который она бросала на землю, испуганно шарахался в разные стороны.
Витька вдруг охватила ярость. Ничего больше не осталось в этом городе из его прежней жизни, кроме кота Марсика. Да и его, по правде, тоже не было.
Он стал бить ногами по трухлявому столбу, пока тот не закачался и не упал на землю. Лампочка рассыпалась, провода заискрили и оборвались, стало совсем темно. В кронах деревьев шумел ветер.
Он проснулся и позвонил Нине. Она не удивилась его звонку.
– Нина, – сказал он, – я никак не могу найти свой почтовый ящик. Я ищу везде, но его нет. Только чужие.
– А что в нем? – спросила она.
– Почта. Газеты, журналы, письма. Открытки. Помнишь, были такие заснеженные елки со звездами или цветущие яблони на Первое мая.
Она все поняла.
– Нет больше того ящика, Витя, – сказала она мягко, как больному ребенку, стараясь не огорчить его печальным известием.
– И больше не будет? – спросил он в отчаянии.
Ему показалось, что ее слова оборвали веревочный мостик, на котором он раскачивался над пропастью, и он летит в бездну:
– Нет.
– Но он мне нужен. Ты даже не представляешь как.
– Мне очень жаль.
– У меня больше ничего нет.
– Возможно, тебе это только кажется. Витек помолчал.
– А у тебя был такой?
– Конечно.
– Ты часто вспоминаешь детство?
– Очень.
– И я. А еще я боялся в детстве умереть.
– Я и сейчас боюсь.
– А я уже нет. Я, может, и умру скоро, – вдруг выпалил Витек неожиданно для себя.
– Не говори так, – встревожилась она. – Ты не болен?
– Нет. Но умирают не только от болезней.
– А от чего еще?
– От одиночества.
– Ты не один, Витя. Звони мне, когда тебе плохо.
– Спасибо. А когда не очень плохо?
– Звони, когда захочешь.
– Хорошо. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
23
Витек закончил первый круг на Садовом и вздохнул с облегчением. «Осталось девять», – подумал он. На первый взгляд, казалось, что это много, но теперь дело должно было пойти быстрее – никто больше не мешал.
Пройдя этот круг, Витек понял, что Садовое дает представление о всей Москве. Если человек никогда не бывал в столице и времени для ознакомления с ней у него не хватало, ему достаточно было проехаться по Садовому, чтобы увидеть целостную картину города. Такое путешествие показывало гостю московский размах. Поняв этот размах, легко было понять и всю Москву.
По Садовому гуляют мало, это не Арбат и не Тверская. Оживленно только у станций метро, а дальше опять малолюдные тротуары. Даже днем на них немного народа, а ночью так и вообще никого. По Садовому больше ездят. Огромные транспортные потоки повергает в уныние любителей чистого воздуха и тишины, когда они смотрят на окна здешних домов. Сразу становится понятно, что эти окна открывать не стоит ни днем, ни ночью, а тихо здесь не бывает никогда. Разве что с двух часов ночи до четырех утра, да и то это не тишина, а всего лишь относительное затишье.
Только обойдя Садовое кольцо, Витек понял, в каком большом и богатом городе он бомжует. И еще он понял, что ничего от этого города не получил, кроме, разве что теплого воздуха из метро. Все огромные денежные потоки со свистом проносились мимо, а ему не доставались даже крохи.
За проведенные здесь годы он не смог не то что окунуть в них руки, но даже подобраться к ним чуть ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Да и ему ли, презираемому всеми бомжу, было мечтать об этом? И только теперь глаза у него открылись и ему захотелось что-то делать. Он пожелал не денег, хотя и их, конечно, тоже, но самой жизни со всеми ее атрибутами. Он боялся себе в этом признаться, но это было так. Слишком долго он убеждал себя в обратном – в том, что ему никто не нужен и ничего не нужно. Общество отказалось от него – тем лучше, он отказался от общества. Теперь он хотел обратно в общество.
Он дошел до Крымского моста и задумался, стоит ли сегодня начинать новый круг. Он устал, но настроение было бодрое. Ему хотелось новой жизни, а для этого нужно было поскорее разделаться со старой.
Следовало торопиться с обходами. Пока Луна в Раке или Лев в Козероге, или гол в штанге. Так, кажется, говорил Профессор, а ему Витек верил.
Он вздохнул и пошел на новый круг. Он миновал Академию МИДа, но не стал рисовать на ней знак, потому что она хоть и стояла фасадом к Садовому, но далеко и адрес имела по Остоженке – Остоженка, 52, без дроби. Значит, к Садовому вообще не относилась – ни к Крымскому Валу, ни к Зубовскому бульвару. Ну и
