— Не мое дело, сударыня, управляйся, как знаешь, только об одном объявить я тебе повинен: чтобы на дворе моем шуму никакого не было.
— В комнатах, батюшка, в комнатах все дела вершить буду. И сосед не услышит.
— Это одно. А другое: полиция пришла, спрашивает, кто, откуда и зачем приехал?
— Да ей какое дело?
— Указ, матушка.
— Да много ли у вас, батюшка, этих указов? Что ни шаг, то указ.
— Земля велика, нужд много, так по нуждам и указов столько.
— Да какая нужда знать, кто в резиденцию приехал. Ведь мы не беглые какие, дворяне, не из-за моря, из своего собственного уезда приехали!
— Государь знать хочет.
— Сам государь! Ахти, Господи, какая честь! Да как же он узнал? Видно, ты, батюшка, обмолвился.
— Не я, матушка, а порядок.
Варвара Сергеевна приуныла. Страшное слово
— Извести хотят, — со слезами сказала она жалобно, глядя на сына. — Всех старых дворян! Уже по всем уездам нас переписали, а теперь в болото сгоняют! Чуяло мое сердце, а соседи еще толковали: «Не езди, Варвара Сергеевна, отправь одного». Хороша бы я была!
— А разве ты по указу приехала?
— Да как же не по указу! Проклятый фискал и день, и час назначил: «Вези сына в полк», — и кончено.
— Так правду соседи толковали. Понапрасну трудилась. Порядок простой.
— Опять порядок!
— Да как же не порядок. Как твое прозвище?
— А на что тебе? Ты, может, также фискал?
— Только не простой, а обер-фискал, матушка, С.-Петербургской губернии.
— Попалась же я! Батюшка, Алексей Степаныч, не взыщи! Я отродясь с придурью. На меня, часом, находит такое… Право, я тихая, только по смерти моего покойника иногда с тоски завираюсь.
— Слышишь, Доня, — сказал Володя.
— Так как же твое прозвище?
— Дворянка, батюшка, право, дворянка, кажись, уже в пятнадцатом колене. Имя мне при крещении Варвара, по отцу Сергеевна, по мужу Ландышева, вдова, 36 лет от рождения, помещица. Вот, дай Бог памяти, я тебе и все вотчины перечту!
— Не трудись. А детей скольно?
— Один, батюшка, единородный сын Володя, по отцу Степаныч, девятнадцати лет, до указу был в недорослях. Фискал его со злобы в взрослые пожаловал.
— А из какой провинции?
— Из Костромского уезда, что под самой провинцией!
— А, так это Василий Иваныч тебя на добрый путь наставил?
— Василий Иваныч Пазухин! Экая память у тебя, батюшка! Ведь выбирает же государь таких достойных людей! Знает, что в далекой провинции, за две тысячи верст, делается. Что это за государь, право! Дай Бог ему всякого благоденствия! А Василий Иваныч такой добрый, ласковый! Право, что за люди везде достойные!
— Конечно, добрый, потому что если б ты еще одним деньком опоздала, так сынка твоего на всю жизнь в полевые полки рядовым бы назначили за ослушание царского указа. И так, дай-то Бог, чтобы в гвардию взяли. Кажется, по 1-е января всех приняли, а чего до комплекту из дворян не хватило, из даточных взяли. Так, изволишь видеть, есть у нас прибавочные сроки, завтра последний, не зевай. Отошли сынка завтра же в Военную Коллегию в часу в пятом или шестом поутру.
— А где она живет?
— Это место, а не баба. Мой Лаврентий сынку твоему укажет.
— Я сама поведу его, батюшка. Разве я не мать, что ли? Оставлю я на чужие руки ребенка!
— Пожалуй! — сказал Зыбин. — И я завтра в Коллегии буду.
VII. ОПРЕДЕЛЕНИЕ НА СЛУЖБУ
В мазанковых небольших домиках близ Троицкой церкви на Петербургской стороне помещались не только Коллегии, но и самый Сенат. Здание 12-ти Коллегий на Васильевском едва еще поднялось с фундамента. Фонари горели у каждого подъезда, множество саней означало, что присутствие давно уже началось, хотя был только седьмой час утра. Как тени переходили люди из одной мазанки в другую.
— Сани его светлости! — закричал сторож на подъезде Военной Коллегии, и огромные сани, запряженные шестью лошадьми цугом с верховыми кучерами в коротких полушубках, покрытых малиновым бархатом и обшитых бобром и золотыми галунами, в шапках медвежьих, в лосином исподнем платье и коротких лощеных сапогах со шпорами, подкатились к крыльцу. Два лакея, одетые с такою же роскошью, откинули на санях великолепного медведя, украшенного дорогими кистями и золотыми лапами. Сторожа вытянулись в струнку, ждали светлейшего. В узкой прихожей князь Меншиков в присутствии важнейших чиновников надевал дорогую шубу. Он был в высоком белом парике, в мундире и в Андреевской ленте. Вице-президент Ласси, члены Коллегии князь Трубецкой, Карл Гохмут, полковник Игнатьев и прокурор Пашков провожали президента. Он кивнул им головой и уехал.
— В Зимний дом! — гаркнули кайдуки, и сани покатились на Неву. Вице-президент с членами воротились в присутствие. Канцелярия снова принялась за дело. Вошел Зыбин, потребовал коллегиального фискала и занялся справками, какие ему по сей Коллегии учинить надлежало. Не прошло и получаса, вошла в канцелярию Ландышева с сыном.
— Господин секретарь, — сказал Зыбин, — кончился прием в гвардию?
— Вчерашнего числа, ваше высокородие!
— Так что же будет теперь с теми, которые записаться опоздали?
— По указу, ваше высокородие, в солдаты в полевые полки без выслуги.
— И уж никакого помилования не указано?
— Господин президент, его светлость, решить вчера соблагоизволил, что если будут в явке какие из дворян, то принимать их в Ингерманландский его светлости полк, как сказано о гвардии.
— Значит, с выслугой?
— Точно так, ваше высокородие!
— Так запишите солдатом в этот полк дворянина Ландышева из недорослей.
— Надо его в присутствие представить, ваше высокородие! Годен ли еще на службу или нет? Может быть, забракуют.
— Уж коли ты годен, батюшка, — осерчав, сказала Варвара Сергеевна, — так уж, верно, моего Володю не забракуют. Пойдем, где твое присутствие?
— Уймись, Варвара Сергеевна! Тут перед лицом государя не шутят! В ответе будешь!
— Пожалуй сюда, — сказал обер-секретарь, отворив двери присутствия.
— Недоросль Ландышев!
Варвара Сергеевна хотела идти за сыном, но сторож удержал ее. Она хотела было приступить к приличной разделке, но в присутствии послышались голоса: «Годен, годен!»
Обер-секретарь вывел Володю из присутствия и сказал:
— Годен! Написать указ в Ингерманландский полк! А тебе, Ландышев, явиться в полковую канцелярию с этим самым указом скорости ради. До зари успеешь.
В одно мгновение указ был написан, переписан и подписан, и Ландышев отправился с Варварой Сергеевной в полковую канцелярию. Адъютант прочел указ, позвал вестового и приказал проводить нового
