— В «Нордстроме».
Это был любимый универмаг Бет.
— Ты уверена?
— Ум-м-м-м.
— Расскажи, как это было.
— Она просто… положила какое-то платье в сумку.
— Мама положила платье в сумку?
— Ага. А потом мы вышли.
— Вы не остановились у кассы, чтобы заплатить за него? Морган покачала головой.
— Ты уверена в этом?
Ее голос звучал безжизненно, но твердо.
— Уверена. Такое бывало много раз.
— Что значит «много раз»? Больше двух? Кивок.
— Больше трех раз? Снова кивок.
— Больше пяти раз?
Морган молчала. Медленно кивнула.
Пораженный, Гас откинулся на спинку стула. Потом до него дошло, и потрясение сменилось жалостью. Внезапно он понял. Морган сердита, вот и все. Девочка боится, что мать ее бросила, и теперь выдумывает о Бет всякие гадости.
— Морган, ты за что-то сердишься на маму?
Она пожала плечами. Гас достаточно насмотрелся на эти пожатия, чтобы понять, какое означает «да», какое «нет». Это было определенно «да».
— Не надо сердиться на маму. А вот немножко беспокоиться — это нормально. Я тоже немного беспокоюсь.
— Ты? Он кивнул.
— В сущности, я уже попросил кое-кого помочь искать твою маму.
— С ней случилось что-то плохое?
— Мы этого не знаем. Мне надо кое-что сделать — и быть при этом особенно осторожным.
— Что сделать?
Гас помолчал, боясь, что разговор о ФБР и прессе может напугать дочь.
— Помнишь, в прошлом году ваш класс пошел на экскурсию в зоопарк и ты ненадолго потерялась?
— Ага.
— Учительница сильно нервничала, потому что ты исчезла и она не знала, где ты. Она попросила искать тебя других ребят, других учителей, сотрудников зоопарка. По-моему, тебя искали даже шимпанзе.
Морган слабо улыбнулась:
— Шимпы не искали.
— Ладно, может, шимпы и не искали. Но очень много людей беспокоились и разыскивали тебя. И все это время ты просто стояла и смотрела на белых медведей.
— Думаешь, мама там?
— Нет. И все же, возможно, дело обстоит очень просто. Может быть, с ней все в порядке. Поэтому пообещай, что не будешь пугаться, если увидишь, как люди ищут маму, спрашивают, где она. Мы все будем просто очень осторожны.
Морган перестала есть мороженое и уставилась на стол.
— Морган? Обещаешь?
Она молчала. Через несколько секунд Гас заметил еле заметное движение — очень слабое пожатие плечами. Он решил не давить.
— Пошли, родная. Пора домой.
12
Телефон звонил без перерыва. Словно сначала все дружно решили дать Энди несколько дней, чтобы оправиться от субботнего супружеского бедствия, а вот ко вторнику пауза закончилась. Казалось, внезапно весь мир вспомнил об Энди. Звонили друзья. Звонил отец. Звонила мать. Несколько раз.
— Мама, я правда в порядке. — Голос Энди был напряжен. Она все время косилась на заваленный бумагами стол.
— Ты уверена?
— Да, уверена. Честно говоря, я была так занята, что у меня даже не было времени думать о Рике.
Мать помедлила, словно ее заботило совсем не благополучие Энди.
— Что случилось, мама?
— Энди, почему ты пошла на церемонию? — Что?
— Если ты знала, что он изменил тебе, надо было просто все отменить. Люди не оказались бы в неудобном положении.
— Рик заслужил это.
— Я говорю не о нем. Это поставило в неудобное положение нашу семью.
— Вот так так… Мама, прости, что испортила тебе день.
— Не надо, Энди. Твоя сестра совершила ужасную ошибку и сразу же попросила прощения.
— Линда поторопилась выбраться из кровати Рика, чтобы рассказать мне, как трахнула его.
— Энди!
— Это правда. Только поэтому она постучалась ко мне посреди ночи, выпрашивая так называемое прощение. Она ненавидит меня. И всегда ненавидела. Ты что думала, если заставишь меня сделать ее подружкой на свадьбе, она внезапно полюбит приемную сестру?
— Тебе следовало бы выказать больше уважения к гостям.
— Я рассердилась.
— Это было жестоко.
— Жестоко? Неужели мне нельзя насладиться мгновением? Может, ты бы справилась с ситуацией по- другому. Но мне так легче. Я такая. Мне надо отомстить.
— Это не очень-то по-христиански.
Упоминание христианских ценностей обычно приводило Энди в ярость. Всю жизнь, когда она себя плохо вела, мать объясняла это тем, что Энди — приемный ребенок и наполовину индианка.
Раздался стук. Дверь приоткрылась на фут, и в кабинет заглянула Виктория:
— Есть новости.
Энди прикрыла микрофон ладонью, чтобы Сантос не узнала, с кем она говорит.
— Мне надо идти, — пробормотала она в трубку.
— Мы не закончили, — ответила мать.
— Тогда, пожалуйста, подожди на линии. — Энди нажала на кнопку, обрывая протест матери, и жестом пригласила Викторию войти.
— Мы получили весточку от человека, который вполне может быть убийцей.
Энди задумалась.
— Какую весточку?
— Электронная почта из какого-то копировального бюро в Сиэтле, где можно арендовать компьютер на час и послать по Интернету все, что хочешь.
— Он прислал письмо по электронной почте?
— На самом деле фотографии. На них явно наша неизвестная. И еще живая. Выглядит, впрочем, она так, что вряд ли прожила долго после этих съемок. Очень слаба, явно избита. На шее тоже жуткие синяки, что говорит о лигатурном удушении — с перетяжкой кровеносных сосудов.
— Вы уверены, что она была жива?
— Бесспорно. Стоит присмотреться к ее глазам, и становится ясно, что она смотрит прямо на убийцу.
Энди умолкла.
— Как вы получили фотографии?
