мне и все рассказала, я бы вмешалась. Конечно, вмешалась бы, но она никогда ничего не рассказывала. Как я теперь понимаю, вполне возможно, что это она все начала.
— И сколько это продолжалось? — Мне было очень трудно не выдать гнева, который меня охватил. Но, если бы она почувствовала это по моему голосу, она бы ничего мне больше не сказала.
— Ланса она очень интересовала с раннего возраста. Когда она родилась, ему было пять лет, для меня было большим облегчением, что он воспринял ее появление без отрицательных эмоций. До Олив их было двое, он и Эбони. До Олив он был у нас на правах малыша, поэтому я так обрадовалась, что он к ней привязался. Должно быть, это началось как детское любопытство, а потом превратилось в нечто большее. Все закончилось после того, как их поймали. В последние несколько лет они с трудом переносили другу друга, но к тому времени удар был нанесен. У Олив возникло много проблем.
— На почве секса, я полагаю.
Хелен кивнула, ее щеки порозовели.
— У нее также бывали глубокие депрессии, которые длились месяцами. Она жила на бегу. Что угодно, лишь бы уйти от своих собственных чувств. Играть и тратить деньги. Тратить деньги и играть. Так она и жила.
Я быстро пробилась сквозь все, что мне рассказывали за последние несколько дней, отбрасывая всякие мелочи.
— Олив сказала, что, когда Басс приезжал домой на День Благодарения, они поцапались. Что там произошло?
— Какая-то глупость. Я уже даже не помню что. Какой-то дурацкий разговор, из тех, что начинаются, когда люди слишком много выпьют. Басс был взбешен и едва не набросился на нее, но ничего серьезного не было.
Я смотрела на нее, пытаясь расчистить свое сознание для того, чтобы отфильтровать смысл происходящего. Все началось с Ланса, с «Вуд и Варен», с разговоров о захвате компании и с мошенничества со страховкой. Кто-то подставил Ланса, и меня поймали в ту же ловушку. Когда погибла Олив, я предположила, что это было как-то связано с делом, но случайно. По крайней мере, так должно было выглядеть, но не выглядело. Ответ свалился на меня, такой очевидный теперь, когда я знала, что происходит.
— О черт,— сказала я.— Басс рассказал Терри, так?
— Я думаю, что да,— сказала она почти неслышно.— Мне кажется, Терри не такой, как мы все. Он не совсем здоров. Мне он не кажется здоровым. Даже когда они только познакомились, он казался мне странным, но он был без ума от Олив…
— Он был всецело поглощен ею, так говорили,— смешалась я.— Он боготворил землю, по которой она ступала.
— О, он обожал ее, нет никаких сомнений. Это было как раз то, что ей было нужно, и я надеялась, что теперь все образуется. У нее была заниженная оценка себя и собственной жизни. Казалось, она не может долго поддерживать отношения с мужчиной, пока не появился Терри. Я думала, что она заслуживает немного счастья.
— Вы имеете в виду, из-за того, что она была «подпорченным товаром»? Испорчена тем, что сделал Ланс?
— Она действительно была испорчена Лансом. Кто знает, какие животные инстинкты он в ней пробудил?
— Это едва ли была ее вина.
— Конечно, нет, но какой приличный молодой человек стал бы хорошо к ней относиться, если бы узнал правду? Казалось, что Терри был послан нам свыше.
— Итак, вы двое решили ничего ему не говорить.
— Мы даже между собой никогда об этом не говорили,— сказала она резко.— Так что у нас не было возможности с ним об этом поговорить. Зачем будить лихо, если все было так хорошо.
Я резко поднялась и направилась к терефону, чтобы позвонить лейтенанту Долану в полицейский департамент Санта-Терезы. Клерк сообщил мне, что сейчас соединит меня. Я подождала, пока лейтенант ответит. Хелен была права. Что прошло, то прошло. Бессмысленно было бы обвинять Басса. Если уж кто- нибудь и был виноват, так это Хелен и Вуд. Олив погибла, потому что Хелен была чересчур вежлива, чтобы докопаться до правды.
— Где сейчас Терри? — спросила я у нее через плечо.
Она рыдала. По-моему, плакать было уже поздно, но я этого не сказала.
— Он был здесь совсем недавно. Он, должно быть, едет домой.
Когда Долан ответил, я представилась и все ему рассказала в подробностях.
— Мы задержим его и допросим,— сказал Долан.— Выпишем ордер и обыщем дом. Где-то же он ее собирал, эту бомбу.
— А может быть, он сделал ее на работе.
— Проверим,— сказал он.— Погоди.— Он прикрыл трубку рукой и я слышала, как он отдавал какие-то распоряжения кому-то у себя в комнате. Затем он снова заговорил со мной.— Дай-ка я расскажу тебе, что нашли мы. Мы нашли, кому принадлежат отпечатки пальцев с машины в которой была Лида Кейс. Они принадлежат одному малому, по имени Крис Эммс, которого двадцать лет назад обвиняли в убийстве приемной матери. Послал ей по почте пластиковую бомбу, и она взорвалась у нее в руках. Суд вынес вердикт о временном помешательстве.
— Ах, черт, я поняла. И его не посадили в тюрьму.
— Верно. Его поместили в государственную больницу в Камарильо, и он сбежал оттуда через восемнадцать месяцев.
— И больше его так и не поймали.
— Свободен как птичка. Я только что говорил с одним из врачей, и они сейчас просматривают старые документы, проверяя, нет ли на него еще чего-нибудь.
— Он действительно псих или притворяется?
— Каждый, кто делает то, что делал он, является психом.
— Вы дадите Вудам знать, когда схватите его?
— Хорошо. Я пошлю кого-нибудь к вам, если он вздумает вернуться.
— Займитесь охраной «Вуд и Варен», он может попробовать добраться до Ланса.
— Правильно,— сказал Долан и повесил трубку.
Я оставила Хелен в ее качалке и спустилась вниз. Найдя Эбони, я рассказала ей, что произошло. Когда я уходила, она направилась наверх к матери. Не могу себе представить, о чем они собирались говорить. Мне опять вспомнилась Олив, проплывающая по воздуху, прямой дорогой в вечность. Я не могла отделаться от этого воспоминания. Я ехала домой, чувствуя себя отвратительно,— мое обычное состояние в последние дни. Я устала копаться в чужом грязном белье. Я устала от вещей, которых мне не следовало знать. Прошлое редко бывает слишком милым. Секреты редко связаны с добрыми делами и благонамеренными поступками, которые открываются благодаря случайности. Невозможно решить запутанную проблему рукопожатием или разговором по душам. Очень часто человечество кажется мне таким отвратительным и я просто не знаю, что должны делать мы, все остальные.
Мои ожоги были натерты бинтами и горели тупой болью. Я взглянула на свое отражение в зеркале заднего вида. С выгоревшими впереди волосами и без бровей я выглядела сильно удивленной, будто я была совершенно не готова к такой развязке. Совершенно верно. У меня не было времени хорошенько переварить всю информацию. Я думала про Дэниела и Басса. Умом я понимала, что эту дверь нужно закрыть, но у меня было чувство, что это дело не завершено. Мне нужен был финал, заключительный аккорд. Я хотела снова быть спокойной.
Я ввалилась в калитку, забрав по дороге почту. Я вошла в квартиру и бросила сумочку на диван. Мне явно нужно было принять ванну, пусть и символически. Было только четыре часа дня, но я собиралась хорошо себя поскрести и пойти постучаться к Рози. Был вторник, и она уже должна была вернуться. Обычно наша местная таверна открывается в пять, но, может быть, подольстившись, мне удастся уговорить ее впустить меня немножечко пораньше. Мне нужен был плотный венгерский обед, стаканчик белого вина и кто-нибудь, кто надоедал бы мне, как родная мать.
