дышать приходилось через рот. Несмотря на это Корал тут же, как только мы сели, закурила виргинскую сигарету.
— Вам следовало бы полечиться дома,— сказала я, но потом представила себе эту картину: Корал возвращается домой, чтобы лечь в постель, а Билли и Ловелла все еще кувыркаются на полу, основательно сотрясая автоприцеп. Кто же сможет заснуть в такой круговерти?
Корал положила сигарету и вышла высморкаться. Я всегда удивлялась, где только люди постигают технику облегчения носа. Корал предпочитала двухпальцевый метод — зажав бумажный носовой платок в кулаке и придерживая ноздри суставами указательных пальцев, она энергично высморкалась, терзая нос после каждого продува. Я отвернулась, пока процедура не была завершена. Мои мысли занимал вопрос, знала ли Корал, где сейчас находится Ловелла.
— А что с Ловеллой? Она, кажется, потеряла рассудок на похоронах.
Корал оставила попытки высморкаться и взглянула на меня. С запозданием я обнаружила, что она не понимает, что я имею в виду. Я заметила, что она сосредоточенно задумалась.
— С ней все в порядке. Она не предполагала, что они не женаты официально, поэтому впала в истерику и распсиховалась.— Корал основательно вывернула нос и, чихая, снова принялась за сигарету.
— Ей, должно быть, стало легче,— сказала я.— Насколько мне известно, Джон превратил ее в дерьмо.
— Не сразу. Она начала сходить по нему с ума, когда Даггетт освободился еще в первый раз. И сходит до сих пор. Правда.
— Вероятно, именно поэтому Ловелла назвала его на похоронах отъявленным мерзавцем,— заметила я.
Корал взглянула на меня и пожала плечами. Она была симпатичней, чем Билли, но ненамного. Я чувствовала с ней то же самое, что и с ним — мне приходилось касаться вопроса, с которым, как они надеялись, уже покончено. Но я знала слишком мало, чтобы добраться до сути, поэтому задавала вопросы наугад, стараясь выудить хоть что-то.
— Мне казалось, у Ловеллы и Билли был роман.
— Очень давно. Когда ей было семнадцать. Об этом не стоит и вспоминать.
— Ловелла говорила мне, что Билли помог ей с Даггеттом.
— Да, более или менее. Он поговорил о ней с Джоном, после чего Даггетт написал Ловелле письмо, в котором поинтересовался, могут ли они быть друзьями.
— К сожалению, он никогда не упоминал о своей жене,— сказала я.— Мне очень нужно поговорить с Ло-веллой, если вы увидите ее, передайте, пожалуйста, чтобы она мне позвонила.
Я дала Корал визитку с номером рабочего телефона, которую она взяла, передернув плечами.
— Я не увижу Ловеллу,— ответила она.
— Вам так только кажется,— возразила я.
Внимание Корал привлек бармен, поманивший девушку пальцем. Она подошла к стойке, взяла пару коктейлей и отнесла их к одному из столиков. Я попыталась представить Корал, выталкивающей Даггетта из лодки, но что-то у меня не получалось. Все вроде бы складывалось, но что-то было пропущено.
Когда она вернулась в кабинку, туфли с высокими каблуками уже ждали ее.
— Это ваши?
— Я не ношу замши,— спокойно ответила Корал.
А мне замша нравилась, но я понимала, что она не подходила к стилю одежды Корал.
— А юбка?
Последняя затяжка сигареты, Корал потушила ее в пепельнице, выдохнув при этом полный рот дыма.
— Понятия не имею. Чья это?
— Я думаю, что ее носила та блондинка, что убила Даггетта в пятницу ночью. Билли сказал, что она Джона здесь подцепила.
Корал внимательно взглянула на юбку.
— Да, точно. Я видела эту женщину,— согласилась она.
— Эта юбка похожа на ту, что была на ней?
— Может быть.
— Вы знаете, кто она.
— Нет.
— Мне не хочется казаться слишком назойливой, но мне нужна помощь. Корал, ведь речь идет об убийстве.
— Мне все это изрядно наскучило,— сказала моя собеседница, зевая.
— Неужели вы ничего мне не расскажете?
— Вы как ребенок. Ну почему я должна переживать из-за этого Даггетта? Он был опустившимся человеком.
— А блондинка? Что вы о ней помните?
Корал вытащила из пачки еще одну сигарету.
— Чего вообще вы хотите? Вы не имеете права нас ни о чем расспрашивать. Вы же не полицейский.
— Я имею право задавать любые вопросы,— мягко ответила я.— Другое дело, что я не могу заставить вас на них отвечать, но спрашивать я могу.
Она заволновалась, ерзая на сиденьи.
— Знаете что? Вы мне не нравитесь,— заявила Корал.— От таких, как вы, меня тошнит.
— В самом деле? А кто еще на меня похож?
Корал занялась извлечением спички из коробка, и чиркала ею до тех пор, пока она не загорелась. Закурила. Спичка звякнула о пепельницу. Потом подперла подбородок ладонью и выдала мне отвратительную улыбку. Захотелось посоветовать ей не демонстрировать зубы — так она была хоть сколько-то симпатичней.
— Вам все слишком легко дается,— произнесла Корал полным сарказма голосом.
— Чрезвычайно легко.
— Белый воротничок. Достаток среднего уровня. Дом. Жизненный путь от маменьки к муженьку. Могу поспорить, что у вас есть маленькие братики и сестрички. Красивая маленькая пушистая собачка.
— Прекрасно,— сказала я.
— Две машины. Может быть, приходящая раз в неделю домработница. А я никогда не ходила в колледж. У меня не было отца, который бы меня баловал.
— Ну, вот это все и объясняет,— заметила я.— Вы знаете, я видела вашу мать. Такое впечатление, что она всю жизнь тяжко работала. А вы даже не цените ее усилий.
— Каких усилий? Она работает на контроле в супермаркете,— сказала Корал.
— Я знаю. А вам бы хотелось, чтобы она делала что-то особенное, как вы?
— Я не думаю, что буду заниматься этим всю жизнь, если вы имеете в виду именно это.
— А что случилось с вашим отцом? Где он был все это время?
— Кто знает? Он исчез много лет назад.
— Бросив женщину с детьми, которых она была вынуждена растить одна?
— Ладно уж… Я даже не знаю, почему заговорила об этом. Давайте закруглимся, позвольте мне вернуться к работе.
— Расскажите мне о Даг.
— Не ваше дело.— Она выскользнула из кабинки.— Время вышло,— завершила Корал наш разговор и ушла.
Я сложила юбку и туфли, выложила на стол пару долларов и двинулась к выходу, помедлив на пороге, прежде чем шагнуть в дождь. Было уже четверть одиннадцатого, движение в Милагро прекратилось. Улица блестела чернотой, и дождь шумел по тротуару, напоминая шипение бекона на сковороде. Туман поднимался от крышек водопроводных колодцев, усеивавших квартал. Сточные воды хлестали извивающимся потоком и бурлили у водостока.