Этот чемоданчик ужасно походил на те, в которых международные курьеры “Де Бирс” перевозят продукцию своей фирмы. Его доставили с первым же транспортом, приземлившимся на шоссе у Цюрупинска, после чего он перекочевал в КШМ командира дивизии.
Верещагин, настояв на разговоре с обоими командирами дивизий vis-a-vis, попрощался с полковником Шлыковым за пятьдесят метров от назначенной точки: мостика через канаву, межой разделяющую кукурузное и капустное поля.
— Значит, если что… — Артем не стал уточнять. — Начинайте. Командовать дивизией будете вы.
— Можно спросить, Арт…
— Да? — Верещагин повернулся.
— Зачем вы таскаете под ремнем второй пистолет?
— Это не пистолет, — “будем считать, что я улыбнулся”. — Это… вроде как талисман.
— Понятно… Удачи вам.
Верещагин кивнул и отправился к точке рандеву.
Чемоданчик был в заплечном мешке. В левой руке было нечто похожее на маленькую ручку, стержень которой убирается и выдвигается нажатием пружинки. Очень много зависело от этого чемоданчика и от этой пружинки и от него самого… И все псу под хвост, если решит выслужиться какой-то дурной снайпер с той стороны.
К мостику приближались двое. Плохо будет, если в красных командирах взыграла спесь и они послали “шестерок”. Очень плохо.
Он вышел на мостик первым, поставил вещевой мешок у ног и стал ждать.
Шлыков, как его и просили, отъехал на позицию. Поперек дороги стоял “скарабей”, где ждал Гусаров. Красные командиры подкатили на штабной БМП со свитой. Сейчас свита осталась там.
Редкие расчехранные облачка висели в небе. Та же жара и безветрие, что вчера. Артем снял берет, вытер лоб: к черту формальности. С некоторым удовольствием заметил, что его жест со своей фуражкой повторил один из командиров — генерал-майор; Шарламян, напомнил он себе. Значит, второй, с погонами генерал-полковника — командир 169-й мотострелковой дивизии Родниченко.
Остановились на середине моста, напротив друг друга.
— Полковник Верещагин, — Артем надел берет и откозырял. — С кем имею честь?
— Генерал-майор Шарламян…
— Генерал-полковник Родниченко…
Он всматривался в лица, искал признаки усталости, неуверенности, может быть — страха…
Можно ли дослужиться до командира дивизии в СССР — и остаться честным человеком? Насколько сильным должно быть искушение? Глеб скорее всего рассмеялся бы ему в лицо на то предложение, которое он собирался сделать комдивам — но честность Глеба не была подточена десятилетиями соблазнов… Потому он и был капитаном, а они — генералами…
Артем присел на бетонный блок ограждения, поставив свой рюкзачок между ног, сделал приглашающий жест в сторону блока напротив. Комдивы переглянулись и сели.
— Давайте так, господа… — сказал он. — Сначала я опишу вам наше положение — каким оно вам рисуется… Положение раковое. Всю нашу технику вы уже сосчитали, численное превосходство в людях рояли не сыграет, первые части мелитопольской дивизии уже в Новоданиловке, первые части Генической — в Воскресенке. Наши авианалеты тормозят их ненадолго. Части 150-й и 84-й дивизий подходят к Днепру или уже наводят там переправу. Их тоже треплет авиация, но не сильно. В любом случае вы можете нас здесь стереть в порошок Мы, конечно, попытаемся прорваться в порт. Девять против одного, что нам это не удастся. Мы красиво подохнем на улицах Скадовска, по пути раздолбав все, что сможем раздолбать. А после того как отчалят ребята, удерживающие порт, по городу пройдется артиллерия флота и авиация. Это я вам обещаю. Гибель Корниловской дивизии станет вам очень дорого. Не думаю, что при таких раскладах вы получите какие-то награды. Скорее наоборот: такие потери очень отрицательно скажутся на вашей карьере… Это с одной стороны.
Верещагин свободной рукой расшнуровал завязки рюкзака и открыл взорам другой договаривающейся стороны чемоданчик, обтянутый черной, уже порядком поцарапанной кожей. Набрал на крышке код и открыл замок.
— Это — с другой стороны, — сказал он, давая возможность оценить увиденное. — Не волнуйтесь, в бинокль этого с ваших позиций разглядеть нельзя.
Генералы молчали, и каждая новая секунда молчания падала с плеч Артема свинцовой гирей: он выиграл! Если бы он проиграл, ему сразу сказали бы: убери-ка ты это подальше, господин полковник…
— Сколько здесь? — севшим голосом спросил Шарламян.
— Четыре килограмма.
— Настоящее?
— Проверьте. Вот соляная кислота.
Над советской копейкой, взятой в качестве контрольного материала, закурился легкий дымок. Цифирка 1 и буквы “СССР” пошли пузырями.
Со стограммового слитка капелька кислоты скатилась в пыль — и пыль тоже закурилась, тоже зашипела…
Родниченко заметно побледнел.
Артем бросил контрольный слиток обратно в чемоданчик и ногой захлопнул крышку.
— Ну что, будет разговор?
— Вы это… — запнулся Шарламян. — Нам…? Советским офицерам…? Предлагаете взятку?
— Да, — просто ответил Артем. — Отказаться — ваше дело… Мое — предложить.
— А что это… у вас в руке?
— Пульт управления. Кроме всего прочего, в чемоданчике мина. Я ведь не должен допустить, чтобы золото попало в ваши руки, если вы откажетесь. Или если кто-то надумает решить дело одним выстрелом — например, сейчас. Пока я прижимаю пальцем эту кнопку, мина не взорвется.
— А если мы… не договоримся? — Родниченко достал из кармана платок и утер лицо.
— Тогда мы разойдемся на позиции… После чего я отпущу кнопку. Столько добра пропадет. Жаль.
— Вы себе представляете, как мы вернемся… с этим?
— Вполне представляю. — Арт пихнул чемоданчик ногой. Кувыркнувшись в воздухе, в радуге брызг он канул в муть канавы.
— Когда все закончится, вы без проблем вернетесь сюда и заберете его. — Верещагин пнул ногой еще один увесистый камушек, тот отправился за чемоданчиком, снова подняв тучу брызг. Нога заболела: чемоданчик был нелегкий, даже для армейского ботинка английского образца.
— А где гарантия… что если мы… договоримся, вы не… того?
— Мое честное слово. И другой гарантии у вас не будет.
— Это несерьезно.
— Да? А где гарантия, что получив от меня этот пульт отключенным, вы решите выполнить условия и не примените против нас артиллерию и танки?
— Наше честное слово, — набычился Родниченко.
— Хорошо, — сказал Арт. — Не то, чтобы я вам не доверял, но нарушение слова с рук вам не сойдет.
— Смотря о чем вы попросите, — примирительно сказал Шарламян. — Сдаться мы не сможем. Ни за какие деньги.
— А я об этом и не прошу. Пропустите нас в порт — и все. Больше ничего не нужно.
— Легко сказать “пропустите”, — платок Родниченки был уже мокрый, хоть выжимай. — Мы же не сами по себе тут. Нам же… отвечать…
— За что? За то что вы блестяще обошли нас с флангов, приперли к морю и скинули в Чонгар? Помните: на одной чашке весов — это… А на другой — гибель ваших полков. Я это без дураков говорю:
