— Мухамметдинов! — Арт бросил подпоручику санитарный пакет. — Перевяжи.
Он перезарядил автомат и включил «уоки».
— Вершина вызывает базовый лагерь. Гия, вы скоро?
— Арт, мы летим! Продержитесь еще полчасика!
— Не выйдет. Нет, сколько сможем — продержимся… Патронов не хватает. В случае чего — я сдамся.
— Арт!!!
— Прощай, Князь. Кашук! Этим приказом я отменяю все последующие, от кого бы они ни исходили. Вы открываете дверь только одному из офицеров капитана Карташова и только если наши возьмут гору. Вы поняли?
— Да, сэр…
— Прощайте. — Артем взял рацию за антенну, размахнулся и ударил ею о стенку.
— Сдавайтесь, беляки! — крикнул майор.
— Много чести, — пробурчал Деев.
Он был недоволен результатами штурма. На одного убитого крымца приходилось по десантнику. Можно было бы обернуться и лучше.
По-хорошему, не стоит брать пленных. Одна граната в этот гараж — и все, хана. Братская могила.
Да. И для капитана Асмоловского — тоже.
А если белые врут? Если он уже мертв?
— Даю минуту! — крикнул майор.
Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было — было просто сомнение относительно своей способности встать, открыть рот и что-то сказать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь — рассыплешься.
Он устал.Пусть это закончится — как угодно, но закончится…
От него больше ничего не зависело. Почти ничего: собственная бренная жизнь и жизни этих семерых — шесть резервистов изз Партенита и Никиты и Глеб.
Через сорок минут здесь будет Карташов со своими. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой сейчас находятся они: три патрона на шесть человек. Шесть человек, четверо из которых — резервисты, не кадровые военные. Их ждут дома матери, жены, дети. У кадровиков тоже есть семьи, но кадровик хотя бы в теории знает, что в своей постели он может не умереть…
Нет мне оправдания, подумал он. Удержи я гору — и нашим не пришлось бы ее штурмовать. Сколько жизней можно было бы спасти…
— Ваше благородие, — прохрипел Мухаммеддинов, слегка стуча зубами, — Мы ведь не сдадимся… Мы умрем, но не сдадимся…
— Заткнись, челло. — Артем щелкнул обоймой «беретты», которая, как он ни щелкай, пуста и пустой останется. — Не болтай глупостей. Через сорок минут здесь будут наши. Нет смысла умирать, если очень даже можно жить.
«Но что может произойти за эти сорок минут? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум.»
Он обменялся короткими взглядами со всеми, кто находился в гараже.
Он решил рискнуть.
— Мы сдаемся. У кого-то есть белый платок? Или придется задействовать подштанники?
Платок нашелся у одного из рядовых. Не очень белый, но вполне годный для того, чтобы выбросить его вместо позорного капитулянтского флага.
— Выходи по одному, бросай оружие, руки за голову, становись к стене. Офицеры — первыми.
Мухаммеддинов поднялся с пола. Длинно и прерывисто вздохнул.
Артем отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело — отвратительно огромными.
— Лицом, — сказал майор.
Рядом уже обыскивали подпоручика.
Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержал стальной жесткости взгляд.
— Ах, сука… — сказал за спиной майора Палишко. — Ну и сука…
— Сними шлем, — медленно и спокойно проговорил Лебедь.
Мухамметдинова и рядовых посадили на земле в ряд. Вынесли двоих не способных идти раненых. Вынесли Глеба.
— Это ты вытащил его? — спросил майор.
— Я его и подстрелил, — Артем не собирался покупать себе прощение. — Мне нужен был заложник.
Он сумел отрешиться, и это ему нравилось. Жаль, что надолго жтого состояния не хватит…
Ветер звенел в растяжках и фермах телевышки.
Майор сделал шаг вперед и поднял нож. Артему стоило некоторого усилия не шевельнуться, когда лезвие скользнуло по подбородочному ремню.
— Сними шлем, — повторил майор.
Артем снял шлем, бросил его на плитку.
В плечи, в локти и запястья, выворачивая руки за спину, тут же вцепились несколько пар рук.
— Так куда же подевался наш доблестный спецназ? — спросил майор, — Или ты на полставки? Сегодня — спецназовец, завтра — врангелевец?
— Корниловец, — поправил Артем.
— Добро, корниловец. Да, я ж забыл, ты еще и альпинист… И швец, и жнец, и в дуду игрец. Что ж ты здесь делаешь, альпинист?
— Я здесь живу, товарищ майор. Вот в этой стране.
Лебедь расстегнул кобуру.
— Сволочь, — его рубленое, топорное лицо наконец-то дрогнуло. — Ты с Глебкой пил, песни пел, а настал час — пулю в него всадил. Вы здесь только так и умеете: из-за угла, исподтишка…
Верещагин улыбнулся самой скверной улыбкой, какую смог изобразить.
— Давай, расскажи мне, что такое честная драка. Расскажи, как храбро вы кидали за колючку тех, кто не собирался с вами воевать. А знаешь, кто вышвырнул тебя из Ялты, как бродягу из бардака? Резервисты, нафталинные вояки, которые берут в руки винтовку раз в месяц. Воюйте и дальше так, мне это нравится.
Майор выдернул из кобуры «Кольт» и ткнул стволом пленнику в подбородок.
— Скажи еще что-нибудь, — почти прошептал он.
Верещагин с трудом унимал дрожь.
— Мать твоя шлюха, — процедил он.
Щелчок предохранителя заглушил все остальные звуки во вселенной.
Потом изнурительно длилась одна секунда.
Стреляй! Да стреляй же ты, сволочь, сил нет это терпеть!
Кто бы мог подумать, что у «кольта» такой люфт на триггере…
А потом майор опустил пистолет.
— Легкой смерти ищешь? — спросил он. — Вот тебе, — «кольт» обозначил на левой руке майора отрезок до середины плеча. — Выкупил я тебя на корню, капитан Верещагин. Дурак, думаешь я пальцем деланный? Это ведь вы с самого вечера засирали эфир помехами, так? Ну вот, теперь ты, если хочешь жить, помехи уберешь.
— Товарищ майор, если бы меня не держали за руки, я бы тебе показал то же самое. А так
