Исцеление свято, поскольку через его добрые объятья Сын Божий возвращается на Небеса. Ведь исцеление вещает Гласом Божьим о том, что сыну прощены его грехи.
VI. В чем состоит исцеление
1. Тогда процесс психотерапии можно просто определить как прощение, поскольку исцеление не может быть ничем иным. Непрощающие недужны, уверенные, что они не прощены. Приверженность к вине, к тесным и укрывающим ее объятьям, к быстрой, исполненной любви защите — всё это — неуклонный отказ простить. «Да не войдет сюда Господь», — снова и снова вторят недужные, стеная над своей утратой и, тем не менее, ей радуясь, исцеление происходит, как только пациент услышит ту погребальную песнь, которую поет, и усомнится в ее действенности. А не услышав этой песни, не осознать, что он поет ее себе. Поэтому услышать свою песню — первый шаг к выздоровлению. В ней усомниться — следующий шаг.
2. Существует тенденция, притом довольно сильная, услышать на мгновение песнь смерти, и тут же, без исправления, о ней забыть. В подобных мимолетных проблесках сознания нам многократно предоставляется возможность буквально «изменить напев». И вместо погребального мотива услышать мелодию исцеления. Но прежде должно прийти желанье усомниться в «истинности» песни осуждения. Странные искажения, вплетенные неразрешимо в «я–концепцию», псевдотворения сами по себе, заставляют сей безобразный звук казаться истинно прекрасным. «Ритм вселенной», «весть песни ангельской» — это и много более того мир слышит вместо какофонии и оглушительного рева.
3. Ухо толкует, оно не слышит. Глаза воспроизводят, они не видят. Задача их — согласовать всё приглашенное, каким бы несогласуемым оно ни оказалось. Глаза, послушные решению разума, воспроизводят его желания и облекают их в приемлемые и приятные формы. Иногда, да и то на краткий миг, за формой проступит мысль, и тогда в разум закрадется страх и он усомнится в своем здравии. Но он не разрешит своим рабам изменить видимую ими форму или же слышимые ими звуки. Поскольку всё это — его «лекарства», его «гарантии» от безумия.
4. У всех этих свидетельств, приносимых ощущениями, цель одна: оправдывать атаку, тем самым оставляя непрощение неузнанным. Увиденное без маски, оно невыносимо. Не защищаемое, оно недолговечно. Именно здесь, хотя и неосознанно, лелеется любой недуг. Ведь непрощение, оставшееся неузнанным, принимает форму чего–то иного. И нынче, кажется, страшит «нечто иное». Но ведь не «нечто иное» подлежит исцелению. Оно и не больно, и не нуждается в лечении. Сосредоточивать свои попытки исцеления именно здесь — пустое дело. Кто исцелит и сделает здоровым то, в чем нет недуга?
5. Болезнь способна принимать множество форм, как, впрочем, и непрощение. Формы одной лишь воспроизводят формы другого, ибо они — одна и та же иллюзия. Настолько близко одна форма интерпретируется в другую, что пристальное рассмотрение формы болезни ясно укажет на форму непрощения, которую она представляет. Увидеть это однако, еще недостаточно для исцеления. Последнее достигнуто единственным путем: признать, что лишь прощение исцеляет непрощение, и только непрощение вызывает болезнь любого сорта.
6. Подобное осознание и есть конечная цель психотерапии. Как же ее достичь? Психотерапевт видит в пациенте то, что он не простил в себе самом, и, таким образом, ему дана еще одна возможность увидеть это, открыть для переоценки и простить. Как только это происходит, он видит свои грехи исчезнувшими в прошлом, которого уже нет. Покуда же он этого не сделал, он будет думать, что зло преследует его здесь и сейчас. Пациент — экран для проекции его грехов, дающий ему возможность избавиться от них. Оставь он хоть одно пятно греха на том, что видит, его освобождение останется неполным и неопределенным.
7. Никто не исцелится в одиночку. Такую радостную песнь поет спасение всем, прислушивающимся к его Голосу. Подобное утверждение не будет слишком частым напоминанием для тех, кто видит себя психотерапевтом. В их пациентах нужно видеть только носителей прощения, поскольку именно они приходят, чтобы продемонстрировать свое безгрешие глазам, до сей поры уверенным, что они могут видеть грех. Но доказательство безгрешия, увиденное в пациенте и принятое психотерапевтом, предлагает разуму того и другого договор, в котором они встречаются, объединяются, становятся едины.
VII. Идеальные взаимоотношения между психотерапевтом и пациентом
1. Кто же тогда психотерапевт и кто — его пациент? В конце процесса каждый из них — тот и другой. Нуждающийся в исцелении должен исцелять. «Врач, исцели себя». Разве есть кто–либо еще для исцеления? Кому еще оно необходимо? Каждый пришедший к психотерапевту пациент предоставляет тому шанс исцелить себя. Следовательно, пациент есть его психотерапевт. И каждый психотерапевт должен учиться собственному исцелению у каждого явившегося к нему пациента. Так он становится его пациентом. Господь не знает разделения. Он знает только, что у Него есть один Сын. Его знание и отражено в идеальных взаимоотношениях психотерапевта и пациента. Господь приходит к зовущему Его, и в Нем тот узнаёт Себя.
2. Внимательно подумай, пациент и психотерапевт, за кого ты молишься и кому необходимо исцеление. Ведь терапия есть молитва, а исцеление — и цель ее, и результат. Что есть молитва, если не единение разумов во взаимоотношениях, в которые способен войти Христос? В них — Его дом, и психотерапия приглашает Его в тот дом войти. Чем можно излечить симптом, если всегда для выбора имеется другой? Но если в отношения вошел Христос, какой еще есть выбор, если не оставить Его в них? Более этого и не нужно, поскольку в этом — всё. Здесь исцеление, и счастье, и покой. Это — симптомы идеальных отношений психотерапевт — пациент, сместивших те, в которых пациент пришел просить о помощи.
3. По сути здесь имеет место процесс, в котором психотерапевт в сердце своем говорит пациенту, что все грехи того уже прощены, вместе с его собственными. Какое может быть различие между исцелением и прощением? Прощает лишь Христос, зная Его безгрешие. Его видением исцеляется восприятие и болезнь уходит. Больше она не возвратится, ибо изъят ее источник. Для этого, однако, необходима помощь весьма продвинутого психотерапевта, способного на единение с пациентом в святых взаимоотношениях, где все ощущения разделенности наконец преодолены.
4. Для этого необходимо одно и лишь одно условие: ни под каким видом психотерапевт не должен путать себя с Богом. Все «неисцеленные целители» в той или иной форме порождают подобную путаницу, ибо они должны считать себя самосотворенными, а не творением Божьим. Подобная путаница почти никогда (за редким исключением) не осознается, иначе неисцеленный целитель мгновенно превратился бы в Божьего учителя, посвятив свою жизнь истинному исцелению. Покуда он не достиг такого уровня, он считает себя ответственным за весь целительный процесс, а посему и за его исход. Поэтому ошибки пациента становятся его личным крахом, и вина мрачным и плотным покровом застилает то, что должно быть Христовой святостью. Вины не миновать тому, кто пользуется собственным суждением в принятии решений. Вина немыслима для тех, через кого глаголет Дух Святой.
5. Избавление от вины есть истинная цель терапии и очевидная цель прощения. Именно в этом и проявляется их единство. Но кто же ощутит уход вины, по–прежнему считая себя ответственным за брата, играя роль его наставника? Подобная функция предполагает знание, которым здесь никто не обладает: определенности прошлого, настоящего и будущего и всех возможных их последствий. Только с подобной всеохватной точкой зрения возможна такая роль. Но никакое восприятие не всеохватно, и никакое маленькое «я», одно против вселенной, не предположит в себе подобной мудрости, разве что в состоянии безумия. То, что многие психотерапевты безумны, совершенно очевидно. Ни один неисцеленный целитель не пребывает полностью в рассудке здравом.
6. Однако не принять данную Богом функцию было бы не менее безумно, нежели придумать себе ту функцию, которую Господь не назначал. Успешный психотерапевт никогда не сомневается в собственной
