«Нет больше господина Ии!» — эта мысль словно пронзила позвоночник.
Конечно, когда он только услышал о стычке, то подпрыгнул от удивления. Однако тут же в нем запылала ненависть к мятежным ронинам. С той минуты он как будто впал в раж и занимался только поиском сбежавших убийц и пропавшей головы. Но теперь…
Теперь наконец он всем существом ощутил опасность, исходящую не столько от самого происшествия, сколько от его последствий. Казалось, почва у него под ногами начинает осыпаться — более того, казалось, он сам потерял голову…
В этот момент он вдруг заметил мелькнувшую тень человека и увидел, что в храм на правой стороне улицы кто-то вошел. Гэндзи был как раз на полпути от моста Самэгабаси к кварталу Антиндзака. Там и стоял маленький храм под названием Мёкодзи, и спина человека, входящего в его ворота, привела Гэндзи в чувство.
Это был ронин Рокуго Иори, которого он давно уже подозревал в связях с мятежными самураями из клана Мито и взял на заметку. В руке у ронина болтался большой круглый узел, что-то завернутое в платок фуросики.[48] Инстинктивно сжав рукоять своей алебарды, Гэндзи бросился следом.
Он старался ступать бесшумно, но Иори, словно ворон, мгновенно обернулся и, заметив Гэндзи, переменился в лице:
— Эй, начальник с моста Самэгабаси, у тебя ко мне дело?
Льстивая ухмылка Иори только усилила подозрения сыщика. Он пристально посмотрел на узел в руке Иори. — По правде говоря, недавно здесь поблизости в дом залезли воры. Извини, но нельзя ли взглянуть, что это ты несешь?
— Воры? — воскликнул взбешенный Иори и уставился прямо в лицо Гэндзи. — Да это же оскорбление! Ты назвал меня вором?
— Ну, если ты сердишься, то сначала покажи, пожалуйста, что у тебя в узле.
Было совсем еще раннее утро, и во дворе храма, где не было больше ни души, запахло грозой. Но было в этой сгущенной грозовой атмосфере и нечто странно противоречивое.
Гэндзи со своим особым чутьем всего лишь шарил наобум, у Иори же от страха все волоски на теле встали дыбом. Ведь в узле конечно же была голова старейшины.
Но не только страх владел ронином Рокуго Иори, он готов был скрежетать зубами от злости, потому что чувствовал — Гэндзи наверняка не знает про голову старейшины, он просто задает вопросы по долгу службы.
В течение нескольких дней Иори пытался вести переговоры, чтобы голову купила семья Ии. Но ему не удавалось сделать это так, чтобы не поставить на кон и свою собственную голову. Когда он, недолго думая, показал им голову Ии Наоскэ, то уловил признаки того, что они будут стоять на своем, с невинным видом утверждая, будто бы старейшина жив, а голова подложная. В конце концов Иори отказался от мысли продать голову семье Ии. К тому же, хотя дни стояли, как уже говорилось, холодные, на голове тут и там появились фиолетовые пятна, а раны и губы засохли и стали исчерна-коричневыми, не говоря уже о неприятном запахе, который голова стала источать. При всем том глаза удивительным образом не потеряли своего блеска, придавая зрелищу еще более зловещий вид.
Тогда он решил продать голову клану Мито. Конечно, открыто люди из дома Мито не стали бы ее покупать, но ведь не одни лишь напавшие на старейшину ронины, а все в этом роду ненавидели Ии так, что даже косточки его обглодать им показалось бы мало. Он подумал, что немало людей из дома Мито захотели бы тайно купить голову и вволю над ней поглумиться. Дело уже дошло до того, что нынче утром в храме должны были состояться переговоры с одним ронином из клана Мито, прежним его товарищем.
«А что, если использовать этого сыщика в качестве посредника и еще раз попытаться продать голову клану Ии?» — такая мысль мелькнула в голове Иори. — Сам сыщик, конечно, не принадлежит семье Ии, он на государственной службе, такой ни вареным, ни жареным в пищу не пригоден… И все же, если подумать, то из затруднительного положения нет иного выхода, кроме как вести с ним торг, хотя шанс на успех всего один из тысячи, — к такому заключению пришел Иори.
— Ладно, смотри. Ты ведь такой — пока не увидишь, не успокоишься. Только прежде, чем я развяжу узел, у меня к тебе, начальник, есть разговор.
Гэндзи почувствовал, что Иори вдруг переменил тон и заговорил дерзко, но сам лишь озадаченно за ним наблюдал.
— Поскольку ты, Гэндзи, безграмотный недоумок, то вряд ли понимаешь это, — продолжал Иори, — однако наш мир действительно переменился, причем в один миг. То, что за стенами пышного замка снесли голову самому старейшине — тому свидетельство.
— Т-ты… что говоришь?..
— Известно ли тебе, что за твоей головой охотятся тысячи и десятки тысяч самураев по всему Эдо? По крайней мере, я об этом слышал. И они тебя непременно поймают, а уж тогда зароют в землю, шею перепилят бамбуковой пилой, а нос натрут на терке для хрена — это ведь тигры свирепые, им жизнь не дорога, и они уже закатали рукава…
Мука отразилась на лице Гэндзи, глаза потеряли блеск, веки дрожали. Человека, который на любые угрозы привык отвечать насмешкой, затрясло, как в лихорадке. Ругая себя, он никак не мог справиться с дрожью, которую порождал холод, поднимавшийся от ступней ног к животу.
А Иори думал: «Ну, кажется, сошло». Он нарочно придал лицу бесстрастное выражение маски:
— А теперь, когда ты все это знаешь, я разверну свою ношу и покажу тебе, — и он развязал лежавший на земле узел.
На свет явилась посиневшая голова старейшины. Гэндзи оледенел. Вот она, голова, которую он так искал. Но только…
— Что, тоже желаешь предстать в таком виде? — Расхохотался Иори. — Раз уж великого министра превратили в эдакое… Как ни жаль, но тебе трудно будет избежать возмездия ронинов, верно?
Последняя нить оборвалась. Гэндзи окончательно потерял силы и осел на землю. Подхваченный шквалом ужаса, он был уже ни на что не годен.
— Спа-спа-спасите же меня! — завопил было он, но у него только клацали зубы, и из горла вырывался какой-то странный хрип.
Однако же Иори его понял. Он расправил плечи и выпятил грудь:
— Ну, что же, если сейчас ты промолчишь о том, что видел, я, так и быть, расскажу ронинам о твоих добрых намерениях. Да и в будущем, когда времена переменятся и на свет явится старейшина из рода Мито, твой поступок послужит самой надежной гарантией для твоей головы, если мы устроим суд над сторонниками реакции.
В этот момент за спиной Иори вдруг послышался оглушительный топот, и он быстро обернулся. Увидев запыхавшуюся женщину, он с озадаченным видом стал наблюдать за ней.
— Ах, вот куда ты, муженек, завернул! — сказала запыхавшаяся женщина. Это была О-Мура, жена Гэндзи. Когда тот второпях выскочил из дома, она решила, что он конечно же направился к своей содержанке, и, как сумасшедшая, погналась за ним. В квартале Антиндзака, как раз перед храмом, она вдруг потеряла его из виду, и с перекошенным лицом стала рыскать повсюду.
Бросившись к мужу, чтобы схватить его за ворот кимоно, она вдруг заметила еще одного человека и в тот же миг увидела лежавшую на земле голову. Из гортани у нее вырвался вопль, и она застыла столбом.
— Голова господина Ии, — сказал, икая, все еще сидящий на земле Гэндзи.
О-Мура отпрянула. В следующий момент стало ясно, что не страх руководил ею. Распростершись на земле, она принялась истово молиться. Затем, моргая, подняла глаза на Иори:
— Э, муженек, а этот господин тоже из дома Ии?
— Нет, он один из тех ронинов, что сняли голову у господина старейшины.
Иори хотел было крикнуть: «Неправда!» но О-Мура уже метала в него гневные взгляды.
— Ты что сидишь, муж! Отчего скорее его не задержишь? Ты ведь сыщик Гэндзи по прозвищу Летучая Белка, чего же ты растерялся?
Этот голос словно бревном по спине ударил Гэндзи.
— Смотри! Как следует смотри! Прямо в глаза господину старейшине!
