прощальным даром Миямото Мусаси, стремящемуся воинским искусством прославить свое имя в этом мире. Для себя же он решил исполнить отцовский завет: снять с ворот вывеску школы фехтования и жить отныне ремеслом красильщика.
Дэнситиро он позвал в свою комнату затем, чтобы посоветоваться о посыльном, через которого можно было бы тайно посвятить в этот план противника.
Поле Рэндайдзино на севере Киото, которое Мусаси назначил местом поединка, было для жителей города местом кремации и погребения, как и Торибэ или Сагано.
На заросшем мискантом поле там и тут стояли сложенные из обтесанных временем камней пятиярусные пагоды и ветхие деревянные таблички с посмертными именами усопших. Подобно тому, как кладбище в Сагано люди прозвали «полем тщеты земной» — Адасино, поле Рэндайдзино невесть кто прозвал «полем печали» — Самисино.
Названию этому вполне соответствует печальный вид поминальных буддийских табличек, с шелестом обдуваемых северными ветрами.
Сэйдзюро отправился туда намного раньше назначенного времени, он был один, даже без оруженосца.
Неизвестно, кто из двоих сделал неверное движение, но Миямото Мусаси заколол Ёсиока Сэйдзюро.
Вполне вероятно, что Миямото Мусаси нарушил уговор. Но ведь и Ёсиока Сэйдзюро был мастером боя. Возможно, что только лишь он встал напротив противника, как рука его, сжимающая меч, позабыла о решении заняться красильным делом.
В этом случае Мусаси мог подумать, что Сэйдзюро обманул его и замышляет убить.
— Ни словом не обмолвился, совета нашего не спросил, сделал все по-своему. Но ведь не он один печется о чести школы боевых искусств Ёсиока!
У Нагано Дзюдзо повернулся язык сказать это, наклонившись к плечу скорбящей Но, когда тело Сэйдзюро, положенное на створку двери, вносили в дом.
У Дэнситиро обе руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки, опущенное лицо задрожало.
Со стороны фехтовального зала не доносился, как обычно, громкий стук деревянных мечей. Ученики и все, кто служил в доме, обступили створку двери, на которой лежало тело.
Мибу Гэндзаэмон — его известили о случившемся — так спешил в усадьбу, что носильщики его паланкина не шли, а летели. Уже в саду перед домом с ним случился удар.
Холодный ветер со снегом насквозь продувал погрузившуюся в двойное горе огромную усадьбу.
После этого начались ночные бдения возле больного, поминальные службы, и никому не ведомо, какие разговоры вел Нагано Дзюдзо с Дэнситиро, чтобы убедить его взять на себя восстановление доброго имени фехтовальной школы Ёсиока.
Нагано Дзюдзо был старше Дэнситиро на два года. Естественно, что теперь, когда Сэйдзюро был убит, а старейшина дома Ёсиока Мибу Гэндзаэмон лежал, сраженный ударом, слова Дзюдзо приобрели особый вес, ведь он был женихом Но.
Что же касается Дэнситиро, то его натуре свойственны были упрямство и горячность. Кроме того, он был уверен в своем мастерстве.
Несомненно, в его сердце сразу нашли отклик слова о том, что, отомстив за брата, он отстоит и честь фехтовальной школы Ёсиока. Убить Мусаси требовали и возмущенные ученики школы Ёсиока, потерявшие своего наставника.
— Господин Дэнситиро, теперь вам непозволительно оставаться в стороне.
Вероятно, эти слова, соскользнувшие с губ Нагано Дзюдзо, добавили огня гневу Дэнситиро, брат которого был повержен в бою. Из сознания Дэнситиро совершенно стерся прощальный наказ брата дорожить честью надвратного полотнища с названием красильни, он совсем не думал о худшем, о том, что если в поединке Мусаси убьет его, у дома Ёсиока не останется наследника.
И уж никак не допускал он мысли, что может оказаться побежденным.
Перед тем как отправиться к храму Рэнгэоин, Дэнситиро, по обыкновению, явился в красильный цех и заглянул в чаны, проверил, в каком состоянии настой индиго.
— Индиго — это живое существо, — так говорил Кэмбо.
За настоем нужен уход и когда в нем красят ткань, и когда его не используют.
А если по лености недосмотреть, индиго умирает за одну ночь и для краски уже не годится.
Удивительное дело, но и ткань, и нитки, стоит их лишь обмакнуть в индиго, не потеряют цвета никогда. Их вынимают из чана и встряхивают на воздухе — так производится первое окрашивание. Но если после замачивания в чане с индиго вынутая ткань или нитки не стали синими, значит, краситель индиго умер.
Чтобы не дать краске индиго умереть, нужно время от времени посыпать ее пеплом соломы.
Не зная о том, что Но смотрит на него из своего укрытия, Дэнситиро не спеша помешивал шестом содержимое чана и сыпал туда золу.
Уж не собирался ли он, вернувшись победителем после поединка с Мусаси, заняться окраской ткани? Во всяком случае, он принес из шкафа в глубине помещения тончайшее полотно сорта мино.
Дэнситиро взял в руки свой большой меч, прислоненный к соседней опорной балке, и неспешно прицепил его к поясу.
После этого не минуло и одной ночной стражи.
Но подумала, что ей следует успокоиться, она опять придвинула к себе чайницу фарфора орибэ[120] и взяла в руки ложечку для чая работы мастера Дзёо.
В саду немного посветлело, но снег падал еще гуще. С заднего двора все еще не было вестей. Но вдруг подумала, что когда брат вернется, можно будет украсить парадную нишу цветущими в саду алыми камелиями.
Голая земля проглядывала только вокруг костров. Тонкий слой снега там был окрашен в алый цвет, отражая дрожащее на ветру пламя в проволочных корзинах.
Полностью окутанные снегом восточные горы постепенно начали одна за другой проступать из жидкой тьмы.
Зазвонили колокола храмов, расположенных в глубине и у подножия гор, дрожащие отзвуки разносились над кварталами Киото. Скопившийся на карнизе снег, словно от их прикосновения, со стуком опадал на землю.
Этот колокольный звон был сигналом к началу боя между Ёсиока Дэнситиро и Миямото Мусаси.
Как только слуха Но коснулся первый звук колокола, ее длинные ресницы вздрогнули. И в тот же миг резко напряглись плечи Нагано Дзюдзо и всех сидящих спиной к огню и устремивших свой взор в небо, в ту сторону, где находился храм Рэнгэоин. Каждый из этих людей, преодолев холодную пустоту небес, какой-то потаенной частицей своего существа остро ощутил, как сверкнули два белых клинка.
Необыкновенный воин Мусаси с пронзительным, горящим взором. И Ёсиока Дэнситиро, набычившийся, неспешно готовящий к удару свой меч, с гардой работы мастера Умэтада и с широкой выпуклой каемкой вдоль тупой стороны лезвия. Отчетливо, словно перед глазами, представились фигуры противников на фоне почерневших зданий, одним из которых был храм Рэнгэоин.
Там, по указанию Нагано Дзюдзо, скрывались за деревьями и зарослями ученики школы Ёсиока, человек десять из тех, на чью руку можно было положиться. В случае, если бы Дэнситиро получил ранение, они должны были немедленно вступить в бой. Разумеется, это противоречило гордой натуре Дэнситиро, и от него это скрывали.
Тогда же проявилось коварство Нагано Дзюдзо: сославшись на необходимость охранять фехтовальный зал, он укрылся в безопасном месте и ждал, пока ученики доставят ему весть об исходе боя. Логика подсказывала, что если Дэнситиро убьют, сам Нагано, как будущий зять Кэмбо, тоже будет вызван на бой с Мусаси, однако никто не знал, как он поведет себя в этом случае.
Его желание по возможности предотвратить падение дома Ёсиока было искренним в той лишь степени, в какой он рассчитывал использовать славное имя этой семьи в собственных интересах.
Если Дэнситиро победит, он, Нагано, объявит, что сам лично дирижировал событиями, чем поднимет свою репутацию в городской управе Киото. После должности стражника его ожидает звание чиновника по надзору за порядком. Такова была его ближайшая цель.
