— Завтра придут меня арестовывать, — объявил отец. — Мы бежим.
— Вам не удастся.
— Посмотрим.
— А сейчас мы приехали попрощаться.
Эдди покачал головой.
— Тебе лучше поехать с нами.
Его слова показались мне достаточно веским основанием, чтобы самому покачать головой. Я так и сделал, а затем спросил:
— И куда же вы, безумцы, бежите? В Таиланд?
— Тим Ланг пообещал на некоторое время приютить нас.
— Тим Ланг! — вскричал я и добавил шепотом: — Господи.
Вслед за тем меня посетила нелепая и опасная мысль — мне показалось, что, когда она проникла в голову, я услышал хлопок. Я любил Каланчу, стиснув кулаки, и с тою же силой ненавидел Тима Ланга с распростертыми объятиями.
И теперь подумал: я его убью. Убью безликой пулей в голову.
— С тобой все в порядке? — спросил отец.
В этот момент я понял, что не прочь осуществить кровожадные фантазии. В течение многих месяцев я вынашивал по поводу людей гнусные идеи (мечтал забить им рты телячьими потрохами), и теперь мне стало ясно: насилие — следующий логический шаг. Наблюдая у отца год за годом периодически повторяющиеся приступы распада личности, я тысячу раз решал всеми силами избегать напряженных размышлений. И уход в убийство показался мне на этом пути закономерным. Тьма рассеялась, я больше не шел ощупью сквозь вереницу дней. Впервые за долгое время я увидел впереди хорошо освещенную, ясную тропинку.
И когда отец, так и не уронив ни единой слезы, в последний раз сказал: «До свидания», я ответил:
— Я еду с вами.
II
Могу подтвердить: возбуждение и опасение в связи с предстоящей дорогой сливаются воедино, если приходится путешествовать по поддельному паспорту. Мы летели на частном самолете. Вывезти из Австралии без щедрой взятки известное всем лицо отца не было ни малейшего шанса. Приехав в аэропорт, мы спрятались за полями шляп и темными очками и, миновав контроль безопасности, сразу вышли на площадку перед ангаром. Эдди сообщил, что самолет принадлежит «другу друга», и передал конверты с наличными бесстыжим таможенникам. Те должны были поделиться с наземным персоналом и грузчиками. Никого из тех, кого мы встречали, сделка не смущала.
Ожидая, пока Эдди распределит взятки и закончится оформление липовых документов, Кэролайн растирала отцу плечи. Он в это время разглаживал у себя на лбу морщины. Никто не разговаривал с Эдди и не смотрел в его сторону. Мне невольно стало жаль его. Я понимал: он заслуживал и ярости, и холодного презрения, но мягкая полуулыбка делала его настолько несчастным и отнюдь не коварным, что это могло подвигнуть меня встать на защиту недостойного защиты человека, только чтобы присяжные не вынесли вердикт: «Обезглавить».
— Поднимемся в воздух, тогда все будет в порядке, — пробормотал отец, успокаивая самого себя. И его сюрреалистическая фраза отпечаталась в моей голове: «Поднимемся в воздух». Никто не ответил. Каждый был погружен в свои мысли, и, наверное, все думали одно и то же. И уж тем более мы избегали говорить о будущем, которое нам не дано было знать.
На борт самолета мы поднялись без всяких происшествий (если не считать того, что отец безбожно потел), боясь даже кашлянуть, чтобы не нарушить конспирацию. Я оттолкнул Эдди и занял место у окна, ибо Австралию покидал впервые и хотел помахать континенту рукой. Завели двигатели. Мы с ревом оторвались от взлетной полосы и набрали высоту. Затем самолет выпрямился — мы поднялись в воздух, и теперь все было в порядке.
— Еле спаслись, — проговорил я.
Эдди удивленно поднял на меня глаза, словно забыл, что я тоже здесь. Его взгляд скользнул мимо меня в иллюминатор, и он довольно мерзким тоном произнес:
— Прощай, Австралия.
И был прав. Мы драпали из страны и стали беженцами. Нам всем, кроме Кэролайн, наверное, придется отрастить бороды, а она перекрасит волосы. Мы выучим новые языки и будем маскироваться, куда бы ни собрались: в темно-зеленое для джунглей и сияющее-медное для вестибюлей гостиниц. Придется еще хлебнуть трудностей.
Я покосился на отца. Кэролайн положила голову ему на плечо. А он каждый раз, когда перехватывал мой взгляд, также взглядом отвечал: «Ну разве не увлекательно»! — словно вез меня на семейный отдых. Успел забыть, что мы, как заключенные, уже были скованы одной цепью. За иллюминатором матовое небо было пустым и строгим. Я проводил глазами Сидней и почувствовал грусть.
Через пять часов мы все еще летели над Австралией — внизу расстилался невообразимо унылый, непривлекательный пейзаж нашей свихнутой родины. Трудно было поверить, что она все тянулась и тянулась. Чтобы оценить душераздирающую красоту внутренних районов, следует очутиться посреди них, но при этом иметь под рукой экипированный для спасения автомобиль. Топографически все здесь запутано и пугающе. Но таково сердце нашей страны. Не Эдем.
Дальше мы полетели над водой. Ну вот, подумал я. Это та сцена, на которой наши растраченные жизни могут угаснуть под покровом облаков. Мысль укоренилась в сознании и не давала покоя, пока не померкла и я не почувствовал облегчения. Все остальное затмили заботы о будущем. Оно тревожило — мне казалось, что это будущее ненадолго.
— Зачем мы ему нужны? — неожиданно спросил я у Эдди.
— Кому?
— Тиму Лангу.
— Понятия не имею. Он пригласил вас в гости.
— Почему?
— Не знаю.
— Надолго?
— Тоже не знаю.
— А что ты знаешь?
— Он ждет встречи с вами.
— Почему?
— Не знаю.
— Господи, Эдди!
Мы отдавали себя на милость таинственного Тима Ланга. Который воспользовался отцом, чтобы обобрать австралийский народ на миллионы долларов. И что теперь? Он хочет поблагодарить отца за то, что тот так любезно подставился? Или ему любопытно посмотреть, какие бывают на свете идиоты? Или его намерения еще коварнее, но мы о них даже не подозреваем?
В салоне погасили свет, и пока мы летели во тьме над планетой, я думал о человеке, которого готовился убить. Из газет я знал, что таиландская полиция сбилась с ног, но не могла его обнаружить, что он — воплощение зла, настоящий монстр. Вполне очевидно, что мир без него только станет лучше. Но несмотря ни на что, я был подавлен, сознавая, что убийство — единственная здравая идея, которая пришла мне в голову.
