— Иди же, наконец, копуша! — гнал его Станек. — Все в штабе сочувствуют, что мне достался такой экземпляр, как ты!
Экземпляр! Только эта явная неблагодарность вытолкнула Леоша за дверь. «Вот и старайся! Я ему спас жизнь, не будь меня, ночевать бы нам с сегодняшнего дня на том свете, а он — „экземпляр“! Офицеры в штабе должны завидовать вам из-за меня, вы, неблагодарный!» Но но пути к саперам он то и дело оглядывался назад, на домик. Не дай бог!.. Не должен он взлететь на воздух вместе с надпоручиком.
Станек тоже наконец покинул подозрительную хату. Немного пройдя, он остановился. Нет, не было слышно привычной перестрелки, которую беспрестанно вели обе стороны, проверяя друг друга. Тишина раскинулась над всем передним краем и грозила, как предсказывал Рабас, каждое мгновение взорваться.
Станек зашагал дальше. Спешил. Скорее к Яне. На условленном месте ее не оказалось. Он побежал к пункту связи. Вдоль стены проскочил, не отдав чести, солдат. Он тащил какой-то резко дребезжавший предмет. В тишине казалось, будто целая рота щелкнула затворами.
Яна снова была в солдатской форме. Узкая полоска желтого свитера выглядывала из-под воротника воинской блузы, но волосы почти закрывали ее.
Станек хотел было извиниться за опоздание, но, увидев Яну у коммутатора, разочарованно произнес:
— Ты опять у этого ящика? Я же ведь сделал так, чтобы наше с тобой свободное время совпадало.
Она рассказала ему о Запе.
— Ах ты сестра милосердия… — Ему припомнились рассуждения Леоша, вспомнилась Павла. — О Запе ты заботишься, а как же мы?
— Я сама как на иголках: папа сказал, что скоро вернется, а сам где-то задержался.
Она благодарно улыбнулась Станеку: он пришел к ней сюда, пока она занята.
Он запрокинул ее голову и жадно поцеловал в губы. Она слизнула с губы крохотную капельку крови и снова потянулась к нему для поцелуя.
Он сунул ей что-то в карман:
— Угадай, что я тебе принес?
Это было не впервые, поэтому она, не раздумывая, спросила:
— «Богатырей»?
Он молча взял одну из конфет, на обертке которой был изображен добрый молодец, побеждающий нечистую силу, развернул и сунул Яне в рот. Потом присел рядом.
Машинально протянул руку к забытой Махатом отвертке. Увидел на рукоятке инициалы З. М. и вспомнил солдата, который крался вдоль стены, стараясь остаться незамеченным.
— Что надо было здесь Махату?
Яна напряженно ответила:
— Проверял слышимость на линии «Кармен».
«Кармен» все время была в исправности. Станек сам не раз выходил с ней на связь. Он вспомнил вчерашний разговор у колодца: не Махата ли она выгораживала, защищает же его сейчас?
— Вернее, проверял свои шансы у тебя. Ему было недостаточно позывных «Яна»?
— Достаточно…
— И он не сделал никакого вывода?
— Сделал. Все сделали.
Станек осмотрелся по сторонам. У него было ощущение, что все тут стоит не на своем месте, что все как-то передвинуто.
Яна склонилась над коммутатором. Волосы упали ей на лицо. Сзади на шее выглянул желтый свитер.
Взгляд Станека зацепился за эту полоску. С каждой секундой, сокращавшей их общее свободное время, он становился все нетерпеливее. Яна продолжала соединять абонентов. Он сел к столу, курил и молча смотрел на девушку.
У него вдруг возникло ощущение, что не один он смотрит на нее. Ему казалось, двери то и дело открываются и закрываются, кто-то уходит, его сменяет другой и пристально смотрит на Яну, как это только что делал ушедший.
Армейская жизнь сводит вместе массу людей. Они постоянно вместе, никто не может остаться наедине с собой или уйти к другим. На службе и в часы отдыха Станек видел всюду одни и те же лица. И все те, кто обслуживает; основной пункт связи, кто тянет линии связи, кто устраняет повреждения, видят Яну каждый день, хотят они этого или нет. Скорее всего — хотят. И хотят, безусловно, большего. Каждый имеет право попытать счастья. И Махат! Отважный. Смелый. Где только проявится эта его смелость?
Тишина разорвалась орудийными залпами. Станек бросился к окну. Вдали, там, где рвались снаряды, над землей поднимались клочковатые зарницы.
Станек был уже весь захвачен разгоравшимся боем: артиллерийский огонь грозил уничтожить его телефонные линии, быть может, не только грозил, но и…
Он подбежал к коммутатору, чтобы составить хотя бы приблизительное представление о масштабах атаки противника. С первым и танковым батальонами связь была. Оба сообщили, что на их участках все спокойно. Второй батальон не отзывался. Вот где! Батальон Рабаса в глубине «картины», нарисованной самим Рабасом. Где-то там снаряды повредили кабель. Не везет Карелу! Он опять без связи, как в Киеве.
Послышался зуммер коммутатора. Станек снял трубку. Говорил Галирж:
— Ирка? Как хорошо, что я попал на тебя.
— Что ты хочешь?
— Я не могу соединиться с «Кармен». Мне необходимо…
— Знаю.
— Это будет нелегкое дело, — сказал торопливо Галирж.
Станек прервал его:
— О моих делах не беспокойся!
— Я беспокоюсь о своих! — Галирж крикнул так, что в трубке что-то треснуло. — Ты должен послать на линию самого надежного…
— Я знаю, что я должен. Ты получишь связь, пусть для этого мне придется идти самому. Все.
— Погоди…
— Все! — Станек бросил трубку.
Галирж нерешительно опустил трубку. «Ну и лезь в пекло, бешеный! В той долине погибли два моих человека — а связистам ничуть не безопаснее, чем разведчикам. Противник, проникая на чужую территорию, бывает, специально перерезает кабель, потом ждет в засаде тех, кто направляется устранять повреждение. — Он отчаянно крутил ручку аппарата. — Занято! Это ужасно! Если со Станеком что-нибудь случится, скажут, что я его не предупредил».
Он услышал вдруг испуганный голос:
— Джони, почему же ты не сказал ему, что в долине немцы?
— Он бросил трубку! Не дал мне договорить. Все время занято!
Он снова и снова пытался связаться с пунктом связи. Когда ему наконец удалось дозвониться, Яна ответила, что Станек ушел к связистам.
— Соедините меня.
— Там нет телефона. Но пан надпоручик вернется. Он оставил полушубок…
— Как только вернется, пусть позвонит мне! Это очень-очень важно! Не забудьте!
Станек стремительно вошел в помещение связистов. Калаш скомандовал «смирно». Ребята поспешно набрасывали на себя невысохшее обмундирование, наматывали портянки, натягивали сапоги, которые еще сохраняли немного тепла от печки, и строились в шеренгу. Зрелище было мало привлекательным. Кто-то держал в руке гимнастерку, кто-то — одна нога в сапоге, вторая босая — стоял, скособочившись, Зап неуклюже надевал высохшую рубашку, словно тонущий махая руками.
