внимание к ужасу репрессий легиона. Лерру и радикалы, предвидя печальные последствия, которые повлечет за собой казнь, скажем, Белармино Томаса и Гонсалеса Пеньи (два социалистических депутата от Астурии) или Компаньса, одобрили замену смертных приговоров не столь суровыми наказаниями. Тем не менее CEDA и, соответственно, ее министры поддержали решения о смертной казни. Лерру получил поддержку президента Алькалы Саморы, который вспомнил, как в 1932 году были наказаны генерал Санхурхо и его соратники. Приговоры были пересмотрены. Министры от CEDA подали в отставку. После продолжительного правительственного кризиса Лерру сформировал новый кабинет, в который вошли пять представителей от CEDA, включая Хиля Роблеса на посту военного министра. Но казней больше не было. Компаньс, Ларго Кабальеро и другие лидеры, обвиненные в руководстве восстанием, были приговорены к тридцати годам тюрьмы, но никто ни на мгновение не поверил, что они отсидят этот срок. Асанья был освобожден, и обвинение против него отвергнуто подавляющим большинством кортесов6.
Новое правое, католическое правительство Испании приступило к делу. Было внесено предложение о пересмотре некоторых статей Конституции. Предстояло видоизменить характер региональной автономии, организовать сенат, пересмотреть законы о разводе и браке. Независимый финансист Чапаприета приготовился внести на рассмотрение бюджет, которого не видели в республике с 1932 года. Он хотел положить конец коррупции гражданских служб и засилью бюрократии. Но эти меры, прекрасные сами по себе, могли воспрепятствовать желанию правительства заниматься вопросами образования, хотя жалованье учителей по-прежнему оставалось нищенским. Не удалось добиться соглашения ни по вопросам пересмотра Конституции, ни по бюджету. Во-первых, достаточно сдержанный министр сельского хозяйства от CEDA Хименес Фернандес, ознакомившись с предполагаемыми изменениями аграрного закона, подал в отставку. Чапаприета сам сформировал правительство, в котором Лерру стал министром иностранных дел. Но тут всю радикальную партию потряс внезапный финансовый скандал, последствия которого были непоправимы. Авантюрист из Голландии Даниэль Штраус уговорил кое-кого из министров-радикалов поддержать замысел нового типа рулетки «страперло». Штраус гарантировал солидные доходы в обмен на разрешение ввести «страперло». Когда разразился скандал, выяснилось, что племянник Лерру и его приемный сын поддерживали самые тесные связи со Штраусом. Ясно было, что с ним был связан и сам Лерру, финансовые дела которого всегда оставались запутанными. И ему, и другим радикалам, на которых обрушилось шумное возмущение общества, пришлось уйти в отставку. Для многих испанцев «страперло» – это слово вошло в язык как символ финансового скандала в высших сферах – стало символом неспособности демократов из среднего класса соблюдать достойные стандарты поведения. И наконец через несколько недель премьер-министр Чапаприета поссорился с CEDA из-за предлагаемого бюджета. Хиль Роблес и его друзья подали в отставку.
Это был, как поторопились указать противники демократии, двадцать шестой правительственный кризис республики. За последние четыре с половиной года должности министров в том или ином кабинете занимали семьдесят два человека.
Каждому из них полагалась приличная пенсия, чтобы содержать себя на уровне, достойном бывшего министра. Отношение страны к демократическим процедурам сильно напоминало Францию в мае 1958 года после пятнадцати лет Четвертой республики. Алькала Самора пробовал самые разные сочетания партий, чтобы создать работоспособную администрацию. Раз за разом он терпел поражения. В конце концов Самора решил распустить кортесы и назначить новые выборы. Исходя из того, что хоть какое-то правительство должно заниматься делами до и после выборов, Алькала попросил его составить Портелу Вальядареса, бывшего министра при монархии и неутомимого исследователя присциллианской ереси.
4 января кортесы были распущены. Выборы были назначены на 16 февраля. На выборах доминировал Хиль Роблес. Его фотографии в роли «хефе» с подписями внизу, представлявшими его как «всесильного военного министра», угрожающе смотрели со щитов во всех городах. Тем не менее, по мере того как кампания набирала темпы, лидерам CEDA становилось ясно, что их путь к власти будет далеко не столь прост, как на первых порах казалось. Тем не менее они начали составлять общий список, куда вошли самые разные правые партии. Фалангисты, монархисты и карлисты вместе с аграриями и независимыми во многих местах вступили в альянс, составив вместе с CEDA блок, который они назвали Национальным фронтом. Но промедление с решением его создания, без сомнения, стоило Национальному фронту немалого числа голосов.
Слева к нему примкнули несколько независимых партий центра. Они включали Лерру и его радикалов, «Лигу» (партию каталонских бизнесменов), «прогрессивистов» (сторонников Саморы) и партию центра, которую в последнюю минуту успел сформировать премьер-министр Портела Вальядарес. Среди центристских партий числились Баскская националистическая партия, которая, хотя с 1934 года и находилась в очень плохих отношениях с правыми и их католическими коллегами из CEDA, по-прежнему решительно не хотела заключать союз с левыми. Так же она относилась и к альянсу с правыми.
На выборах 1936 года левые партии объединились в блок, названный Народным фронтом. Название было предложено коммунистической партией. Предыдущим августом на 7-м конгрессе Коминтерна в Москве Димитров, болгарский коммунист, ставший генеральным секретарем Коминтерна благодаря своему мужественному поведению на процессе, где его обвинили в поджоге рейхстага, определил политические цели всемирного коммунистического движения перед лицом угрозы, которую представлял приход Гитлера к власти. «Образование единого Народного фронта, – сказал он, – говорит, что совместные действия с социал-демократами стали необходимостью. Разве мы не можем объединить в едином строю коммунистов, социал-демократов, католиков и других рабочих? Товарищи, вы должны помнить древнюю легенду о взятии Трои. Атакующая армия была неспособна добиться победы, пока с помощью троянского коня не проникла во вражеский лагерь. Мы, революционные рабочие, не должны стесняться такой тактики»7. Это слова и определили политику Народного фронта. В прошлом коммунистов осуждали за то, что они считали фашистскими все «буржуазные» партии. Теперь они решили хранить верность «буржуазной» парламентской демократии, пока не придет черед заменить ее «пролетарской». Конечно, политика этого Народного фронта пошла значительно дальше, чем действия так называемого Народного фронта 20-х годов XX века. Коммунистические партии (как в Восточной Европе в 1945 году) получили инструкции проводить общие мероприятия с другими рабочими партиями, в том числе и среднего класса. Для Советского Союза и его наиболее преданных сторонников из исполнительного комитета Коминтерна такая политика была в лучшем случае компромиссом, продиктованным необходимостью сохранить долгосрочную цель коммунистов: свергнуть капиталистическое буржуазное общество. Советскому правительству нужны союзники даже из буржуазных стран, прежде всего из Франции и Англии, для противостояния гитлеровской Германии.
В Испании создание Народного фронта имело куда более серьезные последствия. Но с течением времени стало ясно, что коммунисты вряд ли могут дать ему что-то большее, чем имя. Ибо в Испании условия сотрудничества между партиями рабочего класса (в том числе левой республиканской Асаньи и, как ни странно, бывшими радикалами Мартинеса Баррио из Объединенной республиканской партии) существовали и без давления коммунистов. Такие условия сохранялись во время существования республики. Разница была в том, что в 1936 году сторонники Асаньи и Мартинеса Баррио были готовы к сотрудничеству с социалистами, пусть даже те, не в пример своей сдержанности в 1931 году, поддерживали революционную Астурию. Но обе эти крупные партии все еще продолжали считать Испанскую коммунистическую партию слишком маленькой, чтобы она могла представлять для них угрозу. (Хотя во Франции немалая численность коммунистической партии значительно осложнила ее сотрудничество с Леоном Блюмом.) Полутроцкистский Альянс рабочих и крестьян вскоре после кое-каких внутренних перестановок был переименован в POUM (Partido Obrero de Unificacion Marxista) и тоже поддержал Народный фронт на выборах в феврале 1936 года. Но анархисты из FAI и CNT продолжали держаться в стороне. Тем не менее в последнюю минуту они разрешили своим членам в некоторых районах заявлять во время избирательной кампании, что они поддерживают тот союз, о котором впервые шла речь во время астурийского восстания. Дело было в том, что одним из основных пунктов в программе Народного фронта называлась амнистия всем политическим заключенным8.
Другие пункты в программе Народного фронта снова возвращают нас к событиям в Астурии. Должны быть устранены все препятствия, связанные с потерей работы по политическим мотивам, – откровенное предупреждение тем предпринимателям, которые наняли новых рабочих вместо тех, кто сидел в тюрьме
