них представал в сочетании черт Святой Терезы и Изабеллы Католической2. Тем временем архиепископы, епископы, каноники и священники ежедневно взывали к помощи Девы Марии войскам националистов, моля, чтобы она помогла им как можно скорее взять Мадрид. Часть священников даже воевали в рядах националистов. Тем не менее редко можно было встретить столь кровожадного служителя церкви, как священник из Эстремадуры, приказавший похоронить живьем четырех милиционеров и раненую девушку в могилах, которые их заставили выкопать для себя. В Бадахосе священник заметил, что раненый милиционер укрылся в кабинке для исповеди в соборе. Он вытащил пистолет и пристрелил его. Другой священник, столь же фанатичный, как отец Фермин Исурдьяга из Памплоны, стал членом фаланги. Какое-то время Исурдьяга был главой отдела пропаганды в штаб-квартире националистов.
1 Явившись в Испанию, дон Хуан предложил свои услуги Моле, но тот отверг их. Тем не менее другие члены королевской семьи или сражались, или агитировали за националистов.
2 Считалось, что этому образу идеально соответствует Пилар Примо де Ривера, сестра Хосе Антонио.
Глава 22
Когда схлынула первая волна бурных восторгов победы над мятежниками, в Мадриде воцарилось не столько революционное, сколько воинственное и драчливое настроение. Улицы были запружены милиционерами в их синих «монос» – эти рабочие спецовки стали униформой Республиканской армии на Мадридском фронте. В некогда элегантном и даже щеголеватом городе стало опасно появляться в хорошей одежде – был риск, что такого человека могут обвинить в фашизме. На улицах появились сотни девушек из рабочих предместий, собиравших деньги, особенно для международной организации Коминтерна «Красная помощь». Громкоговорители все время вещали о победах на всех фронтах. Иностранные наблюдатели единодушно отмечали отсутствие у испанцев психологического стресса из-за войны. Не в пример странам, участвовавшим в Первой мировой войне, или России с ее Гражданской войной, сексуальная жизнь в Испании бурно функционировала. Браки с величайшей легкостью заключались прямо в штаб-квартирах милиции, а немного погодя партнеры с той же легкостью забывали о них. Позже правительство признало законными любые браки милиционеров, заключенные после 18 июля любым военным комитетом или офицерами. Получил право гражданства и, как говорилось, «брак просто так». В соответствии с ним женщина считалась законной женой мужчины, с которым она прожила десять месяцев или от которого ждала ребенка1. Столь же легко стало и получить развод.
Подлинной исполнительной властью в Мадриде была партия UGT, поскольку она отвечала за снабжение продовольствием и городское хозяйство. Профессиональные чиновники в массе своей не отличались преданностью республике или работали спустя рукава, лишь часть дня – чем, впрочем, не отличались от правительства Хираля. Было предпринято несколько попыток провести чистки на гражданской службе, но многие чиновники различных убеждений так и остались на своих местах. UGT работала в относительном содружестве с CNT, своими старыми противниками, хотя забастовка строителей, которая стала последним поводом для их вражды, тянулась до начала августа. На популярном плакате того времени были изображены двое убитых милиционеров из UGT и CNT, ручейки крови которых сливались в общую лужу.
За UGT в Мадриде просматривалась коммунистическая партия.
Политическая пропаганда и тактическое искусство лидеров коммунистов были главными причинами растущего их влияния, хотя играла роль и старая вражда между фракциями Ларго Кабальеро и Прието в социалистической партии2. Коммунистическая пропаганда, руководимая Хесусом Эрнандесом, основное внимание уделяла двум темам: организации социальной политики и сравнению нынешнего сопротивления с мятежом и восстанием испанского народа против войск Наполеона в 1808 году.
На первом этапе революции, в котором UGT играл заметную роль, сделать удалось немного. Были экспроприированы предприятия и поместья, о владельцах которых точно знали, что они на стороне националистов. Вскрыли тысячи банковских счетов, конфисковали несчетное количество домов, драгоценностей и дорогих вещей3.
Революционная молодежь устроилась во дворце финансиста Хуана Марча, а Палас-отель стал приютом для трудновоспитуемых подростков. Правые газеты были захвачены их соперниками с левого фланга. Была также реквизирована вся промышленность, выпускавшая военную продукцию, – формально военным министерством, но на деле рабочими комитетами. Позже управляющие других фирм стали организовывать подобные же комитеты, чтобы, разделив с ними ответственность, избежать худшего исхода. Они быстро охватили всю промышленность в Мадриде, а поскольку отвечали за свою деятельность перед профсоюзами, а те, в свою очередь, перед политическими партиями, концерны обрели пусть и не прямое, но косвенное политическое руководство. Тем не менее в августе правительство в Мадриде контролировало всего 30 процентов промышленного потенциала. Банки не были реквизированы, но они работали под неослабным наблюдением министерства финансов. Ввели мораторий на возвращение долгов и ограничения на снятия сумм с текущих счетов, но во всем прочем банки функционировали нормально. Новая финансовая политика сказалась лишь в том, что суммы арендной платы сократили на 50 процентов. Кроме ночных убийств, после которых на Каса-де-Кампо оставались лежать трупы4, самой заметной приметой революции в Мадриде стали общественные рестораны, которые организовывали профсоюзы. Для них поставлялись продукты, получаемые профсоюзами из сельскохозяйственных районов в Леванте. Излюбленное блюдо из риса и картошки с мясом подавалось в этих ресторанах в неограниченном количестве. Хлеба не было, поскольку равнины Северной Кастилии, где росло зерно, оказались в руках мятежников. На этом этапе развития событий они считали, что могут принудить республику к сдаче угрозой голода. В общественных ресторанах, на многих складах и в магазинах чеки, выдаваемые профсоюзами, обменивались на продукты или вещи. Заработная плата во всем Мадриде стала выдаваться в виде таких же клочков бумаги. Деньги начали исчезать, и торговцы закупали лишь то, что они точно могли продать. Этому экономическому хаосу положил конец мадридский муниципалитет, который взял на себя контроль за выдачей чеков и снабжение хоть какой-то пищей семей милиционеров, безработных и мадридских нищих. Тем не менее разорились многие торговцы, принимавшие эти платежные средства, которые так никогда и не были оплачены. Милиционеры стали платить сами себе по 10 песет в день (в одних случаях они изымались из средств предприятий, на которых они работали, в других им платили правительство или профсоюзы), и сумма эта выплачивалась их иждивенцам даже в случае смерти кормильца.
В городах и сельской местности Новой Кастилии, республиканской Эстремадуры и Ламанчи, как и в столице, тон задавали UGT и революционная молодежь, социалисты и коммунисты. Анархисты встречались редко. Тем не менее во всех этих районах революция проходила по образцу Мадрида. Продолжали существовать старые муниципальные власти, работавшие вместе с комитетами Народного фронта. Экспроприации были нечастым явлением. Например, магазины и предприятия в Талавере-де-ла-Рейна могли быть заклеены объявлениями «Здесь работает коллектив». Но это означало, что доходом распоряжается не рабочий контроль, а он делится между хозяином и рабочими. В сельских районах Ламанчи и Новой Кастилии большие поместья все же конфисковали, и ими управляли теперь местные отделения UGT. С материальной точки зрения для рабочих ничего не менялось, они получали то же жалованье. На юге в Сьюдад-Реале, главном городе Ламанчи, было конфисковано только одно предприятие – электростанция. Рынки, кафе и магазины продолжали оставаться теми же, что и прежде. Доктор Франц Боркенау, посетивший эти места в августе, отметил, что коровы на новой коллективной ферме под Сьюдад-Реалем хорошо выглядят, а зерно, для хранения которого приспособлена часовня, убирается вовремя. До коллективизации рабочие жили в Сьюдад-Реале и приезжали на уборку. Теперь они обитали в доме владельца поместья, где сами себе готовили. Пища, хотя ее было и немного, была лучше, чем раньше. До войны эти же рабочие ломали технику, купленную землевладельцем, поскольку считали, что он хочет понизить им жалованье. А теперь сами выписали молотилку из Бильбао.
Революция, центром которой в июле 1936 года стала Барселона, отличалась от событий в центре Испании тем, что там ею руководили анархисты. Подлинным руководящим органом в Барселоне и во всей Каталонии стал Комитет антифашистской милиции, сформированный 23 июля. Возглавили его FAI и CNT. Барселона стала пролетарским городом, которым Мадрид никогда не был. Экспроприации прошли
