достоинств. Один юноша пришел в монастырь и вверил себя покровительству аббата для того, чтобы посвятить свою жизнь господу. Аббат приводил ему много доводов, указывая, как трудно служить богу в этих местах и что он вовсе не в состоянии будет выполнить то, что на него будет возложено. Отрок обещал именем господа все выполнять, и аббат его принял.
Случилось так, что спустя несколько дней, в течение которых он во всем отличался смирением и святостью, монахи вытащили из амбара на солнце для просушки около трех годовых запасов зерна и приказали ему сторожить его. Но в то время, когда другие монахи отдыхали, а он сторожил зерно, внезапно небо заволокло облаками, и вот сильный дождь с завыванием ветра быстро стал приближаться к куче зерна. Видя это, монах не знал, что ему делать. Поразмыслив о том, что если он позовет остальных монахов, то они не смогут спрятать зерно в амбар до дождя, так как его много, он отбросил все эти намерения и обратился к молитве, умоляя господа, чтобы на эту пшеницу не упало ни одной капли дождя. Когда он так, распростершись на земле, молился, облако разъединилось и [101] вокруг кучи хлеба пролился сильный дождь, не замочив, однако, если можно так сказать, ни одного пшеничного зернышка. И когда остальные монахи вместе с аббатом увидели, что идет дождь, они быстро пришли сюда, чтобы собрать зерно, но, заметив это чудо, они стали искать сторожа и нашли его недалеко от кучи зерна распростертым на земле и молящимся. При виде этого аббат пал ниц позади монаха. И когда прошел дождь, аббат, окончив молитву, позвал монаха и велел ему встать. Затем он приказал его схватить и выпороть, говоря при этом: «Следует тебе, сын мой, расти в смирении, страхе и служении господу, а не прославлять себя совершением чудес». Он приказал ему запереться на семь дней в келье и поститься как провинившемуся, чтобы отвратить его от тщеславия и чтобы в душе у него не зародилось какого-либо ропота. Теперь же этот самый монах, как мы узнали от верных людей, предается такой воздержанности, что в сорокадневный пост не ест никакого хлеба, только раз в три дня пьет полную чашу ячменного отвара[111]. Пусть же господь хранит его вашими молитвами до конца жизни, на радость ему.
35. Итак, когда, как мы сказали, в Клермоне умер епископ Каутин[112], очень многие домогались епископства, предлагая много денег, но еше больше обещая. А именно: пресвитер Евфразий, сын покойного сенатора Еводия, скупив у евреев много ценных вещей, послал их через своего родственника Берегизила королю, чтобы таким образом добиться того, чего он не мог достичь своими заслугами. Хотя он был и приятным собеседником, но в делах нечист и очень часто спаивал варваров[113], а голодных редко насыщал. Причина, которая ему помешала добиться этого, я думаю, состояла в том, что он хотел достичь этой чести с помощью людей, а не с помощью бога. Остаются неизменными слова, сказанные господом устами святого Квинциана[114]: «Из рода Гортензия не будет никого, кто руководил бы божьей церковью»[115]. И вот когда клирики собрались в церкви в Клермоне, то грамоту на избрание[116] получил архидиакон Двит, хотя он и не обещал ничего духовенству. Он отправился с нею к королю. Но ему задумал помешать Фирмин, который тогда занимал должность графа в этом городе. Однако сам Фирмин не пошел к королю, но послал своих людей, которые просили короля отложить благословение Авита, по крайней мере, на одно воскресенье; если король это сделает, то они дадут ему тысячу золотых. Король же отказал им. Но блаженный Авит, который, как мы сказали, был архидиаконом, в то время, когда горожане Клермона собрались, был избран клиром и народом и получил епископскую кафедру. Король же так почитал его, что несколько отошел от канонической строгости, приказав благословить его в своем присутствии[117]; при этом он сказал: «Да удостоит он меня принять причастие из его рук». По милости короля посвятили Авита в сан епископа в городе Меце. Приняв епископство, Авит во всем показал себя достойным уважения человеком: к народу относился справедливо, бедным раздавал имущество, вдов утешал, сиротам оказывал большую помощь. А уж если к нему приходил чужестранец, он так его любезно принимал, что тому казалось, будто он нашел отца и отчизну. Так как Авит отличался большими благодеяниями и чистосердечно соблюдал все угодное господу, гася [102] во всех нечестивую страсть к роскоши, то он насаждал святую чистоту господню.
36. А епископ лионский Сацердот умер в Париже после того церковного собора[118], который отстранил Саффарака. Епископскую кафедру принял святой Ницетий[119], избранный самим Сацердотом, как мы рассказали в книге его жития; был он человеком исключительной святости и целомудрия. Ницетий велел по возможности выказывать ко всем любовь, в которой наставляет нас апостол[120] и сам он по возможности обходился со всеми с такой любовью, что, казалось, в его душе живет сам господь, который и есть истинная любовь. Действительно, если он был сердит на кого-нибудь за неуважение, то, если только тот исправлялся, он принимал его с такой любезностью, как будто бы тот его и не обижал. Он порицал виновных, имел снисхождение к раскаивающимся, был щедрым в раздаче милостыни и проворным в работе; он проявлял очень большую заботу о постройке церквей, возведении домов, о засеве полей и возделывании виноградников. Но все эти дела не отвлекли его от молитвы. Прослужив 22 года епископом, он отошел в царствие небесное[121]. Теперь он являет у своей могилы всем, кто молит его о помощи, великие чудеса. В самом деле, он возвращает слепым зрение маслом из лампады, которую зажигают ежедневно у его могилы, изгоняет злых духов из одержимых, исцеляет увечье ног и рук, и всем больным оказывалась в это время большая помощь.
И вот епископ Приск, его преемник, вместе со своей супругой Сусанной начал без всякой вины преследовать и убивать многих из верных людей человека божия, не за преступления и не за кражу, а лишь из-за разгоревшейся в нем злости и зависти, что они остались верны Ницетию. Сам он вместе с женой часто злословил по поводу святого божия, и хотя с давних времен прежними епископами было установлено, что ни одна женщина не должна входить в епископский дом[122], Сусанна вместе с девушками входила даже в келью, где почивал блаженный муж. Но наконец могущественный господь разгневался на них и совершил возмездие семье епископа Приска. А именно: его жена, охваченная злым духом, металась с распущенными волосами по всему городу в безумии и громко просила святого божия, кого в здравом уме она отвергла, а теперь признавала другом Христовым, пощадить ее. На самого же епископа напала четырехдневная лихорадка и трясла его. Когда же эта лихорадка отступила, то он все время трясся и оставался слабоумным. Его сын и все домочадцы казались бледными и слабоумными, так что ни у кого не было сомнения в том, что их поразила сила святого мужа. Но епископ Приск и все его домашние продолжали ругать святого безбожными словами и считали своим другом всякого, кто поносил его.
Ницетий же в начале своего епископства приказал построить церковный дом. А диакон, которого святой божий еще при жизни своей не только отлучал от церкви из-за его распутного поведения, но даже часто приказывал его бить, однако никак не мог его исправить, взобрался на крышу этого дома, начал снимать кровлю, при этом говоря: «Благодарю тебя, Иисусе Христе, что после смерти гнуснейшего Ницетия я сподобился [103] попирать ногами эту крышу». И не успел он это сказать, как тотчас же балка, на которой он стоял, выскользнула из-под его ног, он упал на землю, расшибся и умер.
В то время как епископ и его жена совершали много безрассудных дел, одному человеку явился во сне святой и сказал: «Иди и скажи Приску, чтобы он исправился, прекратил дурные дела и творил добро. Скажи также пресвитеру Мартину: „Так как ты одобряешь эти дела, ты будешь наказан; и если ты не захочешь исправить свое дурное поведение, ты умрешь“». Когда этот человек проснулся, он сказал одному диакону: «Иди, прошу тебя, ведь ты свой человек в доме епископа, и расскажи мой сон епископу и пресвитеру Мартину». Диакон обещал рассказать, но, поразмыслив, не захотел этого говорить. А ночью, как только он заснул, ему явился святой и молвил: «Почему ты не рассказал о том, что тебе сказал аббат?». И, сжав кулаки, святой начал его бить по шее. Утром пришел диакон с распухшим горлом и острой болью к епископу и пресвитеру и рассказал им все, услышанное во сне. Но они не обратили внимания на то, о чем узнали, назвав это выдумкой спящих. Пресвитер же Мартин сразу заболел лихорадкой и, переболев, выздоровел, но
