на агарянскую тьму. Сейчас под их кривыми клинками придет смерть и смоет грех и бесчестье. Сегодня он будет в раю.
Когда до передних всадников оставалось меньше десяти шагов, Гетц воздел меч и испустил старинный боевой клич Трабенов.
Но смерть не пришла. Тартары проезжали мимо него как призраки с негромкими смешками. Они не хотели спасать его от стыда и позора. Небо не хотело прощения.
Он остался один на дороге с жалким мечом в дрожащей руке.
...
– Когда его нашли?– спросил главный врач у дежурного.
– Три часа назад. В двух шагах от автозаправочной станции.
Главный врач, высокий холеный субъект, как и все главврачи в объединенной Европе, скользнул глазом по распечатке энцефалограммы.
– Случаем при нем не было страховой карты?
– Случаем была.– отозвался дежурный врач со смешным иностранным акцентом.– Так что в этом отношении полный порядок, он имеет страховку, господин Бонсманн.
– Ну, а что не в порядке?
– Острая форма психоза.
– Это и я знаю,– главный врач строго и справедливо посмотрел на подчиненного.
– Господин Павлов, всегда говорите мне то, что я не знаю.
– Хорошо, господин Бонсманн.– отозвался смущенный доктор Павлов.– Чудак помешался на истории. И у него неплохо получилось. Я узнал немало нового и интересного про Трабен-Трарбахов. В отличие от нас, пациент видит не две ветхие и грязные стены, а замок во всей его красе. Он рассказывает с живописными подробностями, как кочевники камня на камне тут не оставили во временя царя Гороха.
– Царя Гороха?– строго переспросил главврач Бонсманн.
– У нас так говорят про незапамятные времена,– опять смутился дежурный врач Павлов.
– Здесь никогда не было вашего царя Гороха, а также кочевников, если за последних считать турков- османов или монголов. За исключением мировых войн, единственной крупной неприятностью в этих местах была эпидемия чумы в середине четырнадцатого века. Ну, состоялась еще парочка ведьмовских процессов в семнадцатом веке, и все... Похоже, нашему пациенту этого было мало. Ему нужна была катастрофа.
– Сублимация чувства одиночества.– дополнил доктор Павлов мысли шефа.
– Вероятно. Я уверен, что он – одинокий человек.– с каким-то удовлетворением произнес Бонсманн.
– Или нереализовавшийся писатель.– сказал Павлов куда-то в пространство.– Существующее и несуществующее поменялось в его голове местами. А и в самом деле, прогулялись бы монголы по старушке Европе лет восемьсот назад, мы бы тут сегодня не сидели.
– Пожалуй, это вы – нереализовавшийся писатель. Мы бы сидели, только не на стуле, а на ковре,– подытожил Бонсманн.
Восемь утра. И если для главврача только начало трудового дня, то для дежурного конец трудовой ночи. Если точнее ночи, которую он провел с медсестрой Ясмин, небольшой верткой и очень приятной на ощупь ираночкой. Как хорошо, что она – коммунистка и этот чертов фундаментализм для нее просто мусор.
– Ну, я пойду, господин Бонсманн?
– Конечно. Приятного отдыха, господин Павлов.
Доктор Павлов вышел из клиники и, минуту поразмышляв, решил не ждать автобуса, а спуститься в долину пешком. Тишина вокруг, безмятежность, на склонах все покрыто спелым виноградом. Минут пять спустя он уже пожалел о своем решении. По дороге навстречу ему неслась вереница тракторов – из-за стекол выглядывали деловые лица астрийских менеджеров-крестьян, в бочках-прицепах плескались пестициды и гербициды. Безмятежность сменилась повсеместной и всеохватной производственной активностью.
Павлов с тоской оглянулся вверх, где виднелись развалины замка и светлый корпус клиники. Может вернуться? Но тут сверху послышался гул автобуса, значит, и на остановку не успеть.
Из-за высоты выглянуло солнце и на мгновение оно не только ослепило, но и как будто оглушило Павлова. Ему даже показалось, что там, наверху, неподалеку от развалин маячит фигура всадника, а с руки у него слетает сокол...
Тут вереница тракторов, с менеджерами в виде начинки, обдала его выхлопными газами и все встало на место.
Все более раздражаясь, доктор Павлов спускался в долину. Почему полчаса назад он подумал, что этот психопат с татаро-монголами и комплексом одиночества в голове так уж далек от него?
Второй год, как он завербовался к австриякам и работает на Бонсманна. А зарплата в два раза меньше, чем у самого зеленого лекаришки из местных. Хотя ему уже сорок с гаком. Жена с малышом остались в Киришах. Конечно, деньги на машину теперь есть, только он уже третий раз сдает на права и все без толку. Инструктор считает его русским алкашом, а он просто нервничает на этих предгорных дорогах.
И Ясмин не дает ему. Мол, братья прознают, отлупят, побьют каменьями – 'в них еще сильна мелкобуржуазность' и они хотят получить за нее хороший калым, как за девственницу. Может, она просто ждет от него лихого наскока? Чтоб все всерьез выглядело: страстный, красный. А он на самом деле боится поднажать, словно эники-беники со студенткой способны нанести страшный вред его киришской семейке.
У всех в этой долине есть цель. Главврач Бонсманн хочет, чтобы на него пахал Павлов, тогда он сможет спокойно проводить время с двумя-тремя негритянками на своей вилле, менеджеры-крестьяне хотят выжать все соки из этих благодатных склонов, братья желают поскорее продать Ясмин и заработать на мерседес, ее бородатый женишок хочет добыть из ее неиспорченного лона кучу таких же бородатых ребятишек, которые рано или поздно отнимут эти склоны у очкастых австрийских крестьян...
Только у Павлова нет цели. Есть одиночество и бессмысленность как у былинки, которую крестьяне старательно поливают ядом, чтобы не мешала расти их деньгам.
Чтобы их всех забрала чума, татаро-монголов на них нет...
Неожиданно Павлов удивился, что так до сих и не вышел на федеральную автотрассу B53. Уже видны прибрежные ивы, а трассы нет. Вот только что-то похожее на грунтовку. Как он ее раньше-то не замечал? Или это не грунтовка?
У этой дороги твердая каменная основа, но сверху она покрыта землей. Он как раз намедни читал, что автобан B53 имеет фундаментом дорогу, проложенную римлянам при императоре Траяне. Так может это и есть B53, только со снятыми слоями щебня и асфальта?
Что тут черт возьми происходит – ремонтные работы, археологические раскопки? Почему об этом ничего не чиркнули в местной газете, которую он читает во время ночных дежурств, чтобы не заснуть.
И тут до него донесся шум. Странный, ни на что не похожий. Из-за поворота который проделала дорога, следуя за изгибами реки, появился ряд всадников, потом еще ряд. Их было невероятно много. Нет, это не съемки фильма. Павлов никогда не видел таких лиц, такой одежды, таких лошадей, никогда еще не чувствовал такой вони, не предполагал, что она может исходить от людей...
У всадников – странные изогнутые мечи с зубцами, кони с хищными большими зубами и роговыми наростами на лбу.
Это не были татаро-монголы далекого прошлого, это были варвары настоящего времени.
И он, Павлов, лично выпустил этих гогов-магогов из запечатанных тайников своей злобой, своим одиночеством...
С секунду он пытался разобраться, что же он не смог защитить, родовой замок Трабен-Трарбахов, домик в Киришах, а затем понял, что разницы нет.
И, подняв какую-то палку с земли, доктор Павлов замахнулся на переднего всадника. Уж ты-то у меня не отвертишься.
Всадник умело и с показной ленцой увернулся от удара, словно нехотя потащил из ножен саблю, но рубанул ею уже без всякой лени. Конь его на мгновение остановился и коснулся уха у рассеченного почти напополам человека.
...
