подчеркнула тетка.
'Это то что, мне нужно,-подумала Ася и стала выбивать из шефа отпуск.– Кто-то заставляет нас постоянно грызться за место под солнцем. А ведь солнца хватает на всех. Карьера, командный дух, состязательность – все эта лажа, с помощью которой кое-кто нас отлично контролирует. Мне надоела работа локтями, крысиные укусы сослуживцев и медвежий рык начальства. Мне надоели измены и подставы друзей, засады врагов.'
Шеф намекал, что не время, что это может плохо отразиться, но Ася настояла на своем.
И в самом деле в Каляево оказалось неплохо. Тишина, агрессии днем с огнем не сыскать, ни измен, ни засад, ни врагов, ни друзей. Прессы тоже никакой, маленький телевизор, который Ася захватила с собой, показывал только рябь. 'Ну и ладно, чего я там не видела – очередной терракт, что ли.'
Вечером, чтобы не маяться от скуки, она ходила кормить окрестных домашних животных. Кур, кошек, собак, коз. Живности покрупнее в Каляево похоже не водилось.
День на пятый, Ася заметила за собой, что и простое кормление братьев меньших ей изрядно поднадоело, поэтому она стала бросать корм несколько в ограниченном количестве: чтобы собаки погрызлись друг с другом из-за косточки, а куры устроили потасовку из-за хлебной корки.
День седьмой выдался на редкость жарким. Ася до вечера лежала в полудреме, изредка заглядывая в томик Сивокобыльского 'Пузырьковый алгоритм сортировки' и поэтому подошла к курятнику Пахомыча уже в сумерках.
Приоткрыв ветхую ставенку, она заглянула внутрь.
– Цып, цып, здравствуй, куриное царство.
Куриное царство почему-то не откликалось. От кур сейчас остались только темные неподвижные силуэты в дальнем углу развалюхи. И они молчали. Молчали тяжело, насупленно.
Неожиданно Асе показалось что в окошке напротив, выходящем на лес, показался хищный острый профиль. Профиль вдруг сверкнул прямо на нее недобрым глазом и как будто просверлил взгядом.
Волна первостатейного ужаса накатила на Асю и отбросила ее от курятника. Но сзади ее уже что-то поджидало. Наткнувшись спиной на преграду, Ася коротко пискнула, на большое уже не хватило душевных сил, и ее сердце нырнуло куда-то вниз, как пловец с тумбочки.
Тут на столбе зажглась тусклая лампочка Ильича, Ася обернулась и увидела Пахомыча, тощего седого гражданина, немножко похожего на Бельмондо.
– Comment ca va?– непринужденно пошутил Пахомыч, подчеркивая свое сходство с французским актером.
– Что это вы подкрадываетесь аки тать в ночи!– Ася выплеснула накипевший страх на первый попавшийся живой объект.
– Аки-каки. Ну чего ты спужалась?– откликнулся необидчивый селянин. – Я вот тоже сперва подумал – вор подкрался, чтоб пеструшек моих унести.
– А чего они молчат так?
– Спят они поди, поздно уже.
– Да-да, простите меня, я лучше завтра.
Ася спешным шагом пустилась к своему дому, чувствуя что Пахомыч лыбится и охаживает взглядом ее босые ноги.
Ночью ей стало плохо. Асе показалось, что внутри ее, в нижней части живота, растет твердое как камень яйцо, сдавливая все вокруг.
'Что-то с маткой, лишь бы не кровотечение,– думала она, стиснув зубы.– Дотянуть бы утра, утром доберусь до почты и позвоню тетке, чтобы забрала.'
Но до утра было далеко. Ася решила, что непременно умрет, когда 'яйцо' как будто двинулось из нее. Ей даже показалось что у нее разорвалась промежность.
Но потом и боль и прочие неприятные ощущения исчезли. Наоборот пришла легкость и приятная пустота. Ася мигом заснула и наутро у нее не было ни малейшего желания просить помощи у моторизированной тети.
День восьмой выдался на редкость удачным. Ася преодолела робость перед речкой и дала унести себя течением на полкилометра вниз, не побоялась збрести далеко в лес, где нашла и малинное изобилие, и потревожила сонное семейство гадюк. Не просто потревожила, но и пришибла палкой одну из них – и вовсе не от страха, а от чистого озорства. Еще день назад такое себе Ася и вообразить не могла.
Однако вечером женщина ограничилась кормлением кошек и собак, а к курятнику не пошла. Может именно потому, что ее тянуло туда.
Перед сном Ася приняла ответственное решение, не закрывать окно на ночь.
Проснулась она посреди ночи, как ей показалось, от сквозняка.
Ася встала, зажгла керосиновую лампу, сделала шаг к окну и ...
Она едва сумела не обмочиться от ужаса. На подоконнике стояла курица.
– Тьфу, кыш, нечисть.
Курица стояла неподвижно и грозно, как памятник самой себе.
Ася потянулась к старой отцовской двухстволке, которую захватила с собой на всякий случай – для обороны от возможных насильников. Взвела курок.
Курица наконец что-то усекла, и, выйдя из величественной позы, слетела с подоконника.
А женщина взялась рукой за ставню и тут заметила, что перед окном стоит целый взвод пеструшек. Именно слово 'взвод' пришло ей первым делом в голову.
А потом Ася поймала себя на том, что страха сейчас нет, скорее уж какое-то очарование. И, пожалуй, дерзость.
Она бросила двухстволку на кровать и легко взобралась на подоконник, не выпуская лампу из руки.
В этот момент взвод перегруппировался, явно давая ей место в середине.
Ася спрыгнула во двор и побежала к забору. Куры устремились за ней, выдерживая походный порядок в виде клина.
Ася никогда не отличалась особой ловкостью, но сейчас она не ощутила никакой робости перед преодолением высоты, и легко, с одного прыжка, перемахнула через забор. Куры не отстали от нее и на сей раз.
Женщина и куриный клин понесся по темной деревенской улице, храня полное беззвучие, хотя в душе у нее играли трубы. Освобождение. Ничто сейчас не играло для нее роли. Неприятности на работе, неудача в поисках нового места, уход друга, скандалы с родителями, никчемность бегущихв какую-то прорву дней. Всего этого не стало сейчас.
К Асе и ее 'стае' прямо на улице присоединилось несколько собак, кошек, а также одна коза.
Ася почувствовала себя властительницей в этом пространстве, единственным источником и потребителем времени.
Она швырнула керосиновую лампу в какую-то развалюху. Лампа была больше не нужна, теперь Асе хватало луны и пожара.
На мосту через речку женщина вскочила на перила и побежала по ним, ощущая легкость и управляемость своего тела.
Какую-то шавку, что со злобным лаем бросилась на нее, Ася ухватила за хвост и, пару раз крутанув, швырнула с берега в воду.
На еще багровеющем западе проглядывались очертания полуразрушенной птицефабрики, которые всегда вызывали робость у нее. Но не сегодня ночью.
Ася побежала по заросшему бурьяном полю к этим останкам цивилизации. Куры и другие прибившиеся животные, с 'полуслова' уловив ее мысли, лихо устремились следом.
Точно также, как и ей, им хватало сейчас лунного сияния, никто из них не застрял в бурьяновых зарослях и не переломал ноги в дренажных канавах.
Ася и животные пробежали по полуразвалившемуся пандусу, по которому когда-то въезжали грузовики, пересекли цех, слегка напоминавшему древнеримские развалины, и оказались в дизельгенераторном зале...
Вернее там, где был когда-то дизель-генераторный зал.
