эквивалентом человеческой задницы.
Когда наступил рассвет, стало ясно, что странники сильно заплутали. Никакого тебе берега озера Горького, лишь темная гуща ельника.
— Ну, давай, связывайся со своим окаянным спутником, — шутейно произнес Антон, — если вместо него не летает уже какой-нибудь демон-асур.
Да, пора было определять координаты и свое местоположение на электронной карте, которую Василий худо-бедно набросал перед тем как тронуться из Верхнекамышинского.
Он встал на какой-то поваленный ствол и стал наводить искательантенну, наблюдая за уровнем сигнала, который выдавал боди-комп.
— Все, наводка точная, канал пробит. Посылаю привет. Ау, орбита…
Но тут Василий сбросил с лица бимоны и грустно выругался. Антон же не преминул заметить с легкой укоризной:
— Зачем ты так, брат? Я же предупреждал, что спутник на космической орбите легко может стать добычей демона.
— Он стал добычей банкира. Код доступа не прошел, потому что… значит жена сняла все деньги с моего счета. Мы оказались не только в информационном вакууме, но и в полной заднице.
— Любовь приведет нас к себе. — заметил Антон.
— Ты это брось. Любовь меж бабой и мужиком приводит их в КВД, а любовь меж мужиками заканчивается в СПИД-лечебнице. Так что, подбирай выражения.
Василий был раздражен и поэтому неправ. Уж что-то, а половая жизнь Антона была вне подозрений.
Однако имелся в его биографии один эпизод, из-за которого странный товарищ собственно и начал бродяжничать. Несмотря на три своих неоконченных высших образования Антон не любил труд, но однажды маманя загнала его работать вахтером в один академический институт. А там, на других дверях, стоял еще один вахтер, семидесятилетний старичок. Однажды ночью два вахтера распили бутылочку портвейна, после чего младший попытался полюбить старшего через задницу. А сыном старшего вахтера был как раз директором этого института… После оправдывался Антон с улыбкой недоумения на полудетском лице — нахлынуло на него что-то вдруг, ведь старичок был «добрый и мудрый, как сама природа»…
Товарищи по постыдному бегству подобрали оставшиеся вещи и стали ориентироваться по солнцу и прочим сомнительным приметам. Полдня было потрачено на усиленное ориентирование, но берег озера так и не обнаружился.
Василий, в отличие от Антона, заметно приуныл, легкий отходняк после экстраморфина тоже усугублял картину. Бич-интеллектуал половину дороги цитировал «Бхагавадгиту» и сказания племени догонов, а еще полдороги «Даодэдзин», добавляя из кое-каких сутр. Казалось, что ему совершенно все равно, куда идти. Повсюду была природапракрити, повсюду был абсолют-брахман. Какая разница, где растворяться.
А Василий чувствовал, что его опять надувают. Он всегда двигался к четко поставленной цели и всегда попадал не туда. В молодости он искал себе красавицу неописуемую, но вместо этого заработал болячку в одном популярном месте. Потом он хотел снискать литературные лавры. Но лавры обернулись березовым веником. И вот коварный военкомат призывает его на офицерскую службу. Человек же, вместо того, чтобы упорхнуть от силков, начинает корчить из себя советского Рембо.
И мозолил малахольный Рембо свою тощую задницу на жестком стуле, страдая от скуки и дубовых указаний начальства.
Итак, не исполнялись помыслы, неустанно страдала жена, дети, родители, бабушки-дедушки, роптали даже собаки и кошки. К середине жизни, если точнее к тридцати восьми годам Василий ощущал себя полным неудачником. Он добился только того, чего не хотел, а чего хотел, того добились другие. А ведь когда-то такие возможности представлялись! Как и всякий нормальный невротик он считал, что жизнь представляет сплошной заговор против него. От чувства огорчения заныло под ложечкой. «Гастрит, — подумал Василий, — организм сам себя съедает. Таков он, кризис тридцативосьмилетних. Однако как не пожрать перченого и не попить горячительного. Всем хорошим в себе я обязан съеденному и выпитому.»
Но вскоре настроение поднялось. Во-первых, от новой дозы экстраморфина. Во-вторых, прямо в лесу, когда вроде бы ничто не предвещало хорошего, путники вдруг наткнулись на колючую проволоку. Колючка, создавая забор, тянулась с запада на восток настолько, насколько хватало силы обозревающему глазу. Правда, стоял за ней точно такой же лес, что и перед ней. И все же, если ее протянули, значит она огораживает не только деревья, кусты и заячьи какашки.
Антон обрадовался забору гораздо меньше, чем Василий. Колючка сразу уколола его душу своей явной нерастворенностью в природе. Однако он послушно отправился вслед за напарником вдоль забора — ему по-прежнему было все равно, куда брести. Путь оказался неблизким, колючка тянулась и тянулась, как будто представляла собой земную параллель. В конце концов это надоело и Василию. Впрочем, на сей раз он унывать не стал, а выбрал место, где забор накренился под воздействием упавшего дерева. Лапы упавшей ели качались прямо над его головой. Если не бояться иголок, можно без особых затруднений переползти на ту сторону. Что Василий с Антоном и проделали.
Пока они перебирались, трухлявый ствол скрипел и чмокал. А под конец даже треснул и сломался. На оголившейся гнилой древесине заползали и личинки, и жуки, и прочие сапрофиты, сгрызающие покойную ель. Теперь путь назад был отрезан, по крайней мере символически. Но назад, собственно, и некуда было возвращаться — разве что на обед к лесным чудовищам, дабы торжественно превратиться в огромную кучу дерьма. Возможно, Антон и не сильно возражал против такого слияния с природой, однако Василий был против категорически.
Оба лесных скитальца направились вглубь огороженной зоны. И прошли не менее километра, прежде чем лес разредился, а потом и вовсе превратился в какую-то чахлую изможденную поросль, состоящую в основном из чахоточных низкорослых березок. На фоне этой скудной растительности все чаще стали попадаться предметы техногенного происхождения, хотя и непонятного назначения. Балки и прочий стальной прокат, прямой и изогнутый, кронштейны, катушки изоляторов, поваленные столбы, обрывки проводов, барабаны из-под кабелей, а также что-то напоминающее большие тарелки.
— Заброшенная обитель дьявола, — подытожил Антон свои первые впечатления.
— Дьявола по имени Министерство обороны. Здесь то ли ракетная база, то ли вещевой склад. — прикинул Василий, поворошив свои армейские вспоминания.
— Здесь давно никого нет, кроме мелких демонов, копошащихся во прахе.
— Похоже, что это базу законсервировали лет десять назад, — согласился Василий. — Но, скорее всего, где-нибудь меж развалин ютятся десятка два солдатиков во главе с вечно пьяным лейтенантом. Сидят сейчас в неком неприметном сарайчике и варят суп из старой американской курицы. Варят уже пятый час на керосинке, а курица только лишь пукнула слегка. Может у бойцов и вездеход имеется, на котором нас вывезут к автобусной остановке.
Человек, смертельно уставший от тушенки в саморазогревающихся банках, даже потянул носом воздух.
— Суп — это хорошо, — согласился Антон, — если только не из убоины.
— Для тебя там найдется бульон из кирзового сапога и борщ из портянок.
Антон действительно не ел убитых, зарезанных, растрелянных млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев — ну если не считать эпизода, когда он поймал и живьем загрыз какого-то зайчонка. Как объяснил напарник: «Эта тварь слишком злобно грызла морковку.»
Двое лесных странников двинулись дальше вглубь зоны, стараясь придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Полчаса топанья и лазанья среди всякого металлического хлама, но не обнаружились ни суп, ни солдатики.
Зато мусора стало не меньше, а больше. И этот мусор был каким-то агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных юнцов.
— Ай! — вдруг вскричал Антон, — эта штука вступает с нами в контакт.
Василий и в самом деле чуть было не наступил на какое-то ячеистое изогнутое изделие размером с хоккейную площадку, которое немного напоминало глаз насекомого, тем более, что не лежало на земле, а
