Сказал это Рютин и поежился, опять дерзковато получилось.
— Ничего, ничего, юмор я оценил. И не бойся, что нас кто-нибудь услышит, — капитан как-то по звериному улыбнулся-ощерился. — Один ты слышишь и никому, конечно, не передашь. Понимаешь, мой командир не псих какой-нибудь, у него голова Ньютона, а кулак… ну как у Рэмбо. Если генерал говорит, что это важно, значит, важно.
Василий пытался собрать свои мысли. Наконец появилось какое-то соображение.
— Магия, может быть?
— А мне пофиг. — беспечно отозвался капитан по этому поводу. — Если надо, значит надо.
Василий с огорчением подумал, что ЭТО требуется какому-то генералуминералу, ну может быть еще капитану-шизику, но отнюдь не разведгруппе, даже если там поголовно дуболомы. И песня у Лялина все та же: пятилетку за три года, собаку Лайку в космос, красный флаг на Луну, пятьдесят олимпийских побед на одну страну. Надо, понимаешь, надо, хоть под ногами кто-то хрустит и пищит, а задница — голая.
— Что же все-таки это, товарищ командир?
— Еще увидишь… Ты ведь вместе со мной за ней пойдешь — на тебя звезды указали, ха-ха.
Действительно забавно, к тому же одна минута смеха заменяет стакан морковного сока. Пустить Рютина повоевать — это так же смешно, как заставить бабку-пенсионерку прыгать через забор.
Товарищ командир удалился, а Василий впервые пожалел, что не родился на свет лет на сто попозже, когда генералы и капитаны будут дубасить друг друга лишь с помощью компьютерной игровой приставки, не привлекая к этому делу никого и ничего, кроме программного обеспечения фирмы «Нинтендо».
Когда от солнца остался только нежно-светящийся призрак возле какого-то утеса, командир легким птичьим посвистом подозвал всех и начал повторять то, что уже растолковал каждому в течение дня.
— Косарев и Тупило спустятся вон по той тропе, далее вдоль обрыва прошмыгнут к двухэтажному домику под большим каштаном и спрячутся за сараем… Мухаметшин и Кальнишевский доберутся до противоселевой стенки на повороте дороги и заминируют ее… Рютин со мной пойдет… После всего мы будем отходить по канаве, что тянется левее дороги. Если начнется пальба, Косарев и Тупило работают по огневым точкам противника; а когда я дам отбой по радиоканалу, отваливают в рощу, начинающуюся у северной окраины села. Мухаметшин и Кальнишевский сидят тихо, затем взрывают свою стенку — или по команде, или спустя сорок пять минут. Встречаемся через три часа возле рухнувшего мостика… Тупило, закрой рот, работай носом… Василий, тронулись.
И добавил:
— Говорят, израильтяне — хорошие бойцы. Сейчас одного проверим, не обосрется ли.
И поди объясни, что ты такой же израильский боец, как и Чебурашка. Но уже надо защищать честь родни по папе.
Тепловизоры окрашивали пейзаж в мрачные багровые тона, придавая ему немного марсианский вид. Однако Василий с удивлением отметил, что по мере спуска по склону мандраж убывает и даже не расслабон приходит ему на смену, а охотничий азарт. Еще на склоне начался яблоневый сад. Плоды были здоровенные, налитые. Василий едва удержался, чтобы не впиться в один из них.
— А ну-ка фу, — прошипел Лялин как на собаку. — Помнишь, чем обернулся кусочек яблочка для товарища по имени Адам?
— Выходим на точку «один», — приуныв, произнес Василий.
Это был приземистый измученный жизнью глинобитный сарай. На компьютерной карте за ним показан был большой террасчатый двор.
Капитан подсадил Василия на крышу сарая, а потом забрался сам — легко и непринужденно. Здесь он прицелился из короткоствольного АК-74УБ с глушаком и мигом уложил собаку, которая не успела как следует залаять метрах в двадцати от них.
Они спрыгнули во двор и пошли на полусогнутых вдоль грядки со спелыми томатами. Лазерный дальномер выдавал на контактные мониторы уменьшающиеся расстояния до грубой каменной кладки.
— Выходим на точку «два», — озабоченно рапортовал Василий, который все хотел утратить мужество и сдрейфить, но всякий раз заряжался уверенностью от моторного капитана.
Точка «два» была оградой, которая отделяла один двор от другого. Причем с нее разведчики сразу попали на наклонную крышу какой-то сакли. С крыши они спрыгнули на веранду второго этажа. Внизу шумел довольно густой сад, а на нее выходили темные окна просторной комнаты. Тепловизоры отмечали, что там кое-кто есть — на низком топчане лежало явно человеческое тело небольших габаритов.
— Старичок или подросток. Как же нам выйти выйти на точку «три», если он в тылу останется? — сказал Василий, не в силах разрешить проблему.
Однако та была решена легко, хотя и не старлеем Рютиным.
— А вот так.
Капитан Лялин просунул дуло в открытую форточку, нажал на спусковой крючок, отчего тело на топчане коротко дрогнуло и замерло. Из-за этого «окончательного решения» Василий почувствовал вкус желчи во рту и испарину на спине. Командир тем временем просунул руку в форточку и, дернув задвижку, открыл окно изнутри, после чего влез в комнату. За ним последовал и взмокший Василий, каждое мгновение ожидая, что с жутким воплем тело восстанет с лежанки и стиснет его в своих кровавых объятиях-тисках.
Капитан, впрочем, открыл лицо застреленного человека. Абсолютно мертвая старуха. Василий со стыдом осознал, что ему полегчало и он вполне одобряет слова командира: «Ну, этой-то жаловаться не на что. Все равно помирать пора.»
Василий хотел еще прикрыть труп ковриком, но тут капитан нашел лестницу, ведущую вниз, и нетерпеливо поманил.
Ступеньки проявили свою враждебность громким скрипом. Однако враг по-прежнему дремал. Разведчики спустились на первый этаж и оказались в просторной безлюдной комнате, залепленной коврами. Чего тут только не было: на стенах сплошняком висели сабли, щиты, колчаны, даже хоругви с вышитыми сурами, на полках стояли густыми рядами кувшины, кубки, блюда, кальяны и шкатулки.
— Вот она, — произнес капитан Лялин. Василий уже понял, о чем идет речь.
Одна из сабель выглядела не такой, как все. Без эфеса, головка не украшена самоцветами, а рукоять не инкрустирована золотом, но… Клинок был необычайной для Кавказа формы и расширялся книзу. Во-вторых, он источал какое-то пульсирующее, почти неуловимое сияние. Из-за этого призрачного сияния немножко плыли очертания комнаты и ближайших предметов. К тому же и лазерный дальномер давал переменную ошибку при определении расстояния до сабли. В третьих, помимо сияния чувствовалось и какое-то напряжение, исходящее от чудо— клинка, и, кстати, не только от него.
— Это вещь так вещь, «меч-кладенец», прекрасно понимаю генерала,отметил капитан Лялин и уверенно направился к реликвии.
— Стойте, тут херня какая-то проклевывается, — Василий заметил, что различимые в инфракрасном диапазоне струи тепла потянулись из разных углов комнаты и даже из подпола к товарищу капитану. В тоже время расстояние до клинка увеличилось, это показал и лазерный дальномер. Реликвия словно поплыла в сторону от советского офицера.
Еще мгновение — и сабля оказалась в руках у какого-то человека, который словно вышел из стены. Василий увидел в своих бимонах, что его лицо разукрашено сеточкой прожилок, которые были градусов на пять холоднее тела.
Командир чуть попятился, наводя свой бесшумный автомат на третьего лишнего. Но за мгновение до выстрела человек словно бы растекся, исчез в одном месте и появился в другом — сбоку от капитана Лялина. Василий выпустил во врага очередь из своего АК-74 именно в тот момент, когда сабля опускалась на сибиряка. Человек замерцал и снова исчез, но по тяжелому сдавленному дыханию командира стало ясно, что он ранен.
— Все, Рютин, хрен с саблей, — произнес он еле слышно, — Двинулись на точку четыре.
Василий подхватил капитана Лялина и потащил из дома. Тот, судя по всему, мог орудовать только правой рукой. Но орудовал он ей отменно. Когда разведчики оказались в саду, по ним стали стрелять с обоих этажей. Из дальнего угла сада тоже. И тогда сибиряк засадил в дом гранату.
Граната была мощной. Под действием горячей и плотной ударной волны голова Василия сильно зазвенела и перестала здраво рассуждать. Он видел возникающие там и сям фигуры, быстро брал прицел,
