стали жить дольше. Это означает, что каждого пенсионера теперь содержит меньшее число работников. Намного меньшее. В 1960 г. на каждого пенсионера приходилось пять работников. Сегодня — только три. К 2032 г. на каждого пенсионера будет приходиться по два работника. Представьте социальное обеспечение (или медицинское обслуживание) в виде качелей: на одной их стороне — платежи работников, на другой — выплаты пенсионерам. Программа платежеспособна до тех пор, пока качели находятся в состоянии равновесия. По мере того как количество работников на одной стороне сокращается, а число пенсионеров на другой стороне увеличивается, равновесие начинает нарушаться. Теоретически проблему решить нетрудно. Можно больше вычитать из заработков ныне работающих — либо увеличив налог на заработную плату, либо сделав их более производительными и увеличив их доходы (тогда прежний налог принесет большие поступления). Или же можно меньше выплачивать пенсионерам — либо урезав их пособия, либо повысив возраст ухода на пенсию. Такова очень простая экономическая суть проблемы. Разумеется, если вы думаете, что любое из предложенных выше решений политически привлекательно, то вернитесь, пожалуйста, назад и перечитайте главу 8.
Позвольте сказать несколько слов о создании Доверительного фонда социального обеспечения, о деньгах, которые Эл Гор хотел положить в этом фонде «под замок». При всех долгосрочных угрозах социальному обеспечению данная система в настоящее время привлекает средств больше, чем выплачивает. Причиной этого является то, что люди, которые родились в период с 1945 по начало 1960-х годов, и являются демографическим аналогом «свиньи, проглоченной питоном», все еще продолжают трудиться. Когда они начнут уходить на пенсию, финансовая картина претерпит существенные изменения. Избытки средств, привлекаемых системой социального обеспечения сегодня, — это первоначальный взнос за то, что мы будем должны этому поколению тогда, когда его представители начнут получать пособия. Представьте деньги в виде мешков с балластом, которые можно положить на сторону работников для того, чтобы помочь сбалансировать качели через 20 или 30 лет. Если избавиться от этих мешков сегодня, то уравновесить качели в будущем будет гораздо более трудным делом.
Рональд Рейган называл экономистов людьми, которые видят, как что-то работает в действительности, и интересуются, может ли это работать теоретически. Его наблюдение, несомненно, вызвано раздражением по поводу того, что слишком многое из происходящего в мировой экономике все еще, по всей вероятности, остается вне нашего контроля или даже вне нашего понимания. В конце концов мир по-прежнему сказочно сложен и непредсказуем. После атаки на Центр мировой торговли, после того, как Уолл-стрит поразил обморок, а американцы стали опасаться экономического спада, один из работающих на Уолл-стрит экономистов позволил себе удивиться вслух: «В каком экономическом прогнозе могло быть предсказано все это?» [108].
Ни в каком. Но мы научились составлять целостные картины из фрагментов лучше, чем когда-либо в прошлом. Спустя всего лишь несколько часов после атаки террористов, когда американцы все еще не знали, где находится их президент, Алан Гринспен сделал простое, но в высшей степени действенное заявление о том, что Федеральная резервная система открыта для предпринимателей и сделает все, что необходимо, для предотвращения еще большего экономического бедствия. Подобный находчивый шаг, будь он сделан в 1929 г., мог бы спасти США от Великой депрессии.
Глава 10. Федеральная резервная система:
почему доллар в вашем кармане не просто клочок бумаги
Простые заявления порой звучат весьма громко. 11 сентября 2001 г., через несколько часов после ударов, нанесенных террористами по США, Федеральная резервная система сделала следующее заявление: «Федеральная резервная система открыта и работает. К услугам нуждающихся в ликвидности — кассовый отдел выдачи кредитов с дисконтом».
На мировые рынки эти два сухих, сугубо технических по смыслу предложения оказали успокоительное воздействие. В следующий понедельник, когда американские рынки открылись для первой после нападения торговой сессии, Федеральная резервная система снизила процентные ставки на полпроцента, тем самым совершив еще один акт, умеривший финансовые и экономические последствия террористических ударов.
Каким образом заявление, которое состоит из двух не отличающихся красотой слога предложений, оказывает столь глубокое воздействие на экономику, оцениваемую в 10 трлн. дол., и даже на экономику всего мира? Откуда черпает такую мощь Федеральная резервная система, учреждение, которое напрямую неподотчетно избирателям? И как эта мощь влияет на повседневную жизнь американцев? На все эти вопросы ответ один: Федеральная резервная система управляет предложением денег и, таким образом, является источником кредита для экономики. Если «кран открыт полностью», процентные ставки падают, и мы легче тратим деньги на покупки, которые нельзя сделать, не заимствуя денег, — на все, начиная от новых автомобилей и заканчивая новыми промышленными предприятиями. Итак, Федеральная резервная система может использовать валютно-финансовую политику для противодействия экономическим спадам (или прежде всего для их предотвращения). А еще Федеральная резервная система может закачивать деньги в финансовую систему после внезапных потрясений вроде обвала фондового рынка, приключившегося в 1987 г., или атак террористов 11 сентября, в моменты, когда потребители и компании могли бы в отсутствие действий Федеральной резервной системы замереть и прекратить тратить деньги. Или же Федеральная резервная система может «прикрутить кран», повысив процентные ставки. Когда стоимость заимствуемых средств растет, мы начинаем меньше тратить. Власть Федеральной резервной системы внушает благоговейный страх и трепет. Как пишет Пол Кругман, «если вы хотите получить простую модель для прогнозирования уровня безработицы в США в течение нескольких следующих лет, то вот она: уровень безработицы в США будет таким, каким его пожелает видеть Гринспен, плюс-минус некая произвольная величина, отражающая тот факт, что Гринспен все же не совсем Бог».
Богу не надо управлять коллегиально, а Гринспену приходится управлять именно так. Федеральная резервная система состоит из 12 входящих в нее банков, которые разбросаны по стране, и совета управляющих из семи членов, который находится в Вашингтоне. Алан Гринспен — председатель совета управляющих. Он — «председатель Федеральной резервной системы». Федеральная резервная система регулирует деятельность коммерческих банков, поддерживает банковскую инфраструктуру и вообще занимается текущим ремонтом финансовой системы. Выполнение этих задач требует не гениальности или великой проницательности, а компетентности. Иное дело — валютно-финансовая политика, являющаяся еще одной сферой ответственности Федеральной резервной системы. Валютно-финансовую политику с полным основанием можно было бы описать как экономический эквивалент нейрохирургии. Среди экономистов нет согласия относительно того, как Федеральной резервной системе следует управлять предложением денег. Среди экономистов нет согласия даже относительно того, каким образом или почему изменения предложения денег оказывают то воздействие, какое они действительно оказывают. И все же экономисты согласны с тем, что эффективная валютная политика имеет значение; Федеральная резервная система должна предоставлять экономике кредит как раз в том размере, какой позволяет экономике устойчиво расти. Неправильные действия в этой сфере могут обернуться катастрофическими последствиями. Роберт Манделл, лауреат Нобелевской премии по экономике 1999 г., утверждает, что ошибочная валютно-финансовая политика 1920–1930-х годов вызвала хроническую дефляцию, которая дестабилизировала мир. Как говорит Манделл, «если бы в конце 1920-х годов цена на золото возросла или же, что то же самое, если бы центральные банки основных стран проводили политику стабильности цен, а не цеплялись за золотой стандарт, то не было бы ни Великой депрессии, ни нацистской революции, ни Второй мировой войны» [109].
Пожалуй, конкретная задача выглядит не столь уж сложной. Если Федеральная резервная система способна заставить экономику расти быстрее, снижая для этого процентные ставки, то, надо полагать, чем ниже эти ставки, тем лучше. В самом деле, зачем устанавливать какие-либо пределы темпам экономического роста? Если люди начинают легче расставаться с деньгами при снижении ставок с 7 до 5 %, то зачем на этом останавливаться? В США все еще есть безработные, а сколько людей не могут позволить себе покупку новой машины? Давайте-ка ужмем ставку до 3 %, а то и до 1 %. И вот новые деньги
