Теперь на доллар можно купить меньше, чем прежде. Здесь-то и обнаруживается связь между Федеральной резервной системой (или каким-либо центральным банком) и экономическим разорением. Бумажные деньги имеют ценность только потому, что они редки. Центральный банк управляет этой редкостью денег. Таким образом, коррумпированный или некомпетентный центральный банк может размыть и даже полностью уничтожить ценность наших денег.
В 1921 г. экземпляр газеты в Германии стоил примерно треть марки; два года спустя он стоил 70 млн марок. За эти два года изменилась не газета; изменилась немецкая марка, которая становилась бесполезной по мере того, как правительство с запредельным безрассудством печатало все новые и новые марки. Действительно, марка обесценилась настолько, что домохозяйкам стало дешевле топить этими деньгами печки, чем покупать на них дрова. В 1980-х годах в Латинской Америке инфляция достигла таких масштабов, что у некоторых стран этого региона самой крупной статьей импорта стал ввоз банкнот [111]. В конце 1990-х годов белорусский рубль стали называть «зайчиком» — не только потому, что на банкноте был изображен заяц, но и по причине удивительной способности «зайчиков» к размножению. В августе 1998 г. покупательная способность белорусского рубля снизилась на 10 % за одну неделю.
Масштабная инфляция сильно уродует экономику. Работники спешат потратить свои заработки, прежде чем они обесценятся. Возникает культура, в которой работники стремятся потратить свои заработки на обед, поскольку к ужину цены обязательно повысятся. Кредиты под фиксированный процент становятся невозможными, потому что в условиях, когда существует риск обесценивания самих денег, ни одно финансовое учреждение не согласится получать фиксированную сумму денег в качестве погашения кредита и процентов по нему. Подумайте о такой ситуации: любой человек, взявший кредит под залог недвижимости и под фиксированный процент в Германии в 1921 г., мог в 1923 г. полностью погасить свою задолженность, потратив на такое погашение меньше марок, чем на покупку газеты. Даже сегодня в большинстве латиноамериканских стран из-за страха перед возвращением необузданной инфляции невозможно получить заем под залог недвижимости и фиксированный процент сроком на 30 лет.
Америка никогда не испытывала гиперинфляции. Да, у нас были приступы умеренной инфляции; издержки были меньше, принимали более скрытые формы, но все равно оставались значительными. На самом первичном, исходном уровне инфляция приводит к обманчивым или неточным сравнениям. Журналисты редко проводят различие между реальными и номинальными величинами, хотя должны бы это делать. Предположим, что доходы американцев за прошлый год выросли на 5 %. До тех пор пока нам неизвестен уровень инфляции, эта цифра бессмысленна. Если цены выросли на 7 %, то в действительности наше материальное положение ухудшилось. Цифры в наших ведомостях на выдачу зарплаты могут казаться более крупными, но на эту зарплату можно купить на 2 % меньше товаров, чем годом ранее. Самым отъявленным надувалой выступает Голливуд, ежегодно возвещающий о том, что какой-то посредственный кинофильм поставил новый рекорд кассовых сборов. Сравнение валовых кассовых сборов 2002 г. с валовыми кассовыми сборами 1970 или 1950 г. — совершенно бессмысленное занятие до тех пор, пока эти величины не откорректированы с учетом инфляции. Билет на «Gone with the Wind» («Унесенные ветром») стоил 19 центов. Билет на «Dude, Where's My Car?» («Пижон, где моя машина?») стоит 10 дол. Конечно, при сравнении валовые сборы 2002 г. выглядят огромными.
Далее, даже умеренная инфляция способна пожирать наши состояния, если мы не управляем активами надлежащим образом. Любое состояние, воплощенное в наличность, со временем будет терять свою стоимость. Даже сберегательные счета и депозитные сертификаты, которые считаются «надежными» инвестициями, поскольку основная сумма депозита застрахована, подвержены пусть менее явному, но риску того, что низкие проценты, начисляемые по ним, могут не угнаться за инфляцией. В том, что неопытные инвесторы избегают «рискованного» фондового рынка только для того, чтобы созерцать, как тают их капиталы, размещенные на другом рынке, есть некая печальная ирония. Действительно, инфляция может быть особенно губительной для людей, ушедших на пенсию или по иным причинам живущих на фиксированные доходы. Если такие доходы не индексируют в соответствии с темпами инфляции, их покупательная способность постепенно исчезает. Ежемесячно получаемая сумма, которая в 1985 г. позволяла жить припеваючи, в 2002 г. недостаточна даже для оплаты самых насущных потребностей.
Кроме того, инфляция произвольно перераспределяет богатства. Предположим, я взял у вас в долг 1000 дол., пообещав вернуть долг и 100 дол. в виде процентов на следующий год. Нам обоим такая договоренность представляется вполне справедливой. А теперь представьте, что некий совершенно безответственный руководитель центрального банка позволил инфляции разогнаться до 100 % в год. Те 1100 дол., которые я выплачу вам в будущем году, будут стоить гораздо меньше, чем кто-либо из нас мог ожидать; покупательная способность этой суммы снизится наполовину. Реально я займу у вас 1100 дол., а верну 550. Неожиданные приступы инфляции хороши для должников и плохи для кредиторов. Это весьма важный момент, к которому мы еще вернемся.
А еще инфляция искажает налоги. Возьмем, например, налог на прирост капитала. Допустим, вы купили акцию и через год продали ее, заработав на этой сделке 10 % прибыли. Если темпы инфляции составляют те же самые 10 % в год, то вы фактически ничего на этом не заработали. Ваша прибыль абсолютно точно нейтрализована тем фактом, что каждый доллар, вложенный вами в портфель ценных бумаг, потерял 10 % своей покупательной способности, «пошел дяде Сэму». А вы еще должны заплатить налог на прирост вашего капитала на 10 %. Налоги неприятны даже тогда, когда вы действительно получили прибыль, но когда вы никакой прибыли не получили, налоги просто омерзительны.
Учитывая все сказанное, надобно заметить, что умеренная инфляция, будь ее темпы постоянны или предсказуемы, оказывала бы весьма незначительный эффект. Предположим, например, что нам известно: темпы инфляции отныне и навсегда будут равны 10 % в год. Не выше и не ниже. О, с этим бы мы совладали. По любому сберегательному счету начислялся бы некий реальный процент и еще 10 %, компенсирующие инфляцию. Наши заработки увеличивались бы на 10 % ежегодно (плюс, будем надеяться, на еще какую-то дополнительную сумму, обусловленную нашими достоинствами и заслугами). Все кредитные соглашения предусматривали бы взимание с заемщика некоторого реального процента за пользование заемными средствами плюс 10 % в год, которые учитывали бы тот факт, что доллары, которые вы берете в долг, не равны долларам, которыми вы будете погашать долг. Правительственные пособия индексировались бы на величину инфляции, то же самое происходило бы и с налогами.
Представляется достаточно очевидным, что правительства и центральные банки должны бы сделать борьбу с инфляцией приоритетной задачей. Даже если они совершили ошибки из самых добрых намерений, пытаясь заставить экономику своих стран развиваться на предельной скорости, нам следует ожидать небольших всплесков инфляции, а не продолжительных периодов роста цен, и уж тем более не гиперинфляции. Однако в действительности мы наблюдаем нечто иное. Правительства как богатых, так и бедных стран разгоняют экономическое развитие не просто до скорости, превышающей предельную, но до
