Химия чувств

шансы.

Но прежде чем я смогла из себя это выдавить, он добавил со смехом:

— А Тристен Хайд вообще не работает! — Он сунул листовку в сумку, в которую он, видимо, так же небрежно запихнул и лабораторное руководство, о котором уже позабыл. — По крайней мере, так тяжело пахать он не готов!

Потом и Дарси Грей и Тристен Хайд развернулись и направились на следующий урок. И я снова осталась в стороне.

— Жаль, — протянул мистер Мессершмидт, качая своей стремительно лысеющей головой. — Вы были бы сильной парой.

— Э-э… в смысле!? — поинтересовалась я, аккуратно сворачивая листовку, потом засунула ее в папку с другими бумагами по химии и убрала в рюкзак. Почему учитель пожалел нас, и… кого — нас? Меня с Дарси или Тристеном?

— Я, честно говоря, считал, что Джекел и Хайду было бы интересно поработать в команде, вдвоем бы у вас хорошо получилось, — пояснил он. — Жаль, что Тристена не заинтересовало это предложение.

Я даже не смогла застегнуть рюкзак до конца и вскинула голову.

Джекели Хайд.

Я, разумеется, поставила наши имена рядом не впервые. В прошлом году, когда Тристен только пришел в нашу школу, ребята начали шутить, будто мы родственные души. Во-первых, это было неприятно, а во-вторых, похоже, никто толком не помнил содержания этого старого романа Роберта Льюиса Стивенсона, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», который мы когда-то читали на литературе. По сюжету добродушный доктор Генри Джекил изобрел вещество, которое превращало его в злого «мистера Хайда» — бессердечного убийцу. То есть совсем не любовный роман. К счастью, поскольку мы с Тристеном особо не общались, шутка быстро потеряла свою актуальность и утратила смысл, и вскоре я, как и все остальные, перестала видеть какую-либо связь в наших именах.

Так что, когда мистер Мессершмидт сказал о том, что мы могли бы принять участие в этом конкурсе на пару, я впервые за долгое время подумала о том, что Джекел и Хайд снова встречаются — представила нас обоих, в закрытом кабинете отца и подумала про ящик с замком.

Я вдруг вспомнила, что так и не закрыла рюкзак, — мысли мои были далеко-предалеко.

Это когда-нибудь закончится? Лет хотя бы через сто?

Я, Тристен и этот ящик… К которому мне велели даже не прикасаться.

И уж тем более ни в коем случае не открывать.

Джилл, и не думай об этом, — приказала себе я, повесила на плечо рюкзак и действительно забыла обо всем почти так же быстро, как и подумала. Мне сказали не лезть к ящику, и я буду слушаться родителей.

По крайней мере, именно так я и думала до тех пор, пока два дня спустя мама не позвала меня на семейное собрание — хотя от семьи остались мы вдвоем — и не рассказала мне этот неприятный секрет, который до сих пор она от меня скрывала.

Глава 3 Тристен

— Тристен, слушай.

Я как раз убирал учебники в шкафчик и резко повернулся, почувствовав, что кто-то осмелился дотронуться до моей руки. К своему удивлению — и немалому неудовольствию, — я обнаружил, что это Дарси Грей.

— Я тут размышляла насчет этого конкурса по химии, — продолжала Дарси, так и не убрав руку. — и передумала работать одна.

Губы мои искривились в улыбке, а брови взмыли вверх.

— Дарси, неужели?

Но мне, к сожалению, не удалось известить Дарси о том, что я ничего в отношении этого конкурса не передумывал — в том числе насчет работы в паре, которую она собиралась предложить мне, — потому что в нашу беседу вмещался кто-то еще, неблагоразумно положив руку на мое плечо.

Я резко обернулся и увидел маленькие обезьяньи глазки Тодда Флика. Он посмотрел на меня с подозрением и требовательно спросил:

— Ты какого черта мою девушку лапаешь, Хайд?

Совершенно забыв про Дарси, я посмотрел на Флика.

— Убери руку, — посоветовал ему я, — сейчас же.

Хотя и говорят, что защитники — самые умные игроки в американском футболе, у Флика мозгов не хватило меня послушаться. Вместо этого он прорычал мне свой ультиматум:

— Объясни, что происходит, даю тебе две секунды, или я надеру тебе задницу.

И я в который раз забыл обо всем, что произошло. Случилось то, о чем предупреждал мой дед.

Глава 4 Тристен

В своей восхитительной Пятой симфонии Людвиг ван Бетховен использовал лишь четыре ноты — три коротких соль и ми-бемоль, — которыми он передал всю неотвратимость судьбы.

А моему отцу, доктору Хайду, выдающемуся психоаналитику, удалось — что неудивительно — превзойти даже этого великого немецкого композитора. Мы сидели в забегаловке, он всего лишь испустил рычащий вздох на одной ноте, как у меня в жилах застыла кровь.

Разделывая огромную порцию ребрышек с кровью, он покачал головой:

— Я и не знаю что сказать, Тристен.

— Прошу прощения, сэр, — в который раз извинился я, взял кусочек картофеля фри и повозил им в луже кетчупа. — Я понимаю, что вы разочарованы.

— Разочарован — не то слово, — сказал отец, поднимая на меня взгляд. — Тристен, ты избил одноклассника. Теперь он лежит в больнице со сломанной рукой, так что в этом сезоне ему в футбол уже не поиграть. Я куда более чем разочарован.

— Да, сэр. — Я совсем ссутулился. — Простите.

— Тристен, пожалуйста, сядь ровно, — приказал отец и показал ножом на картошку, которую я держал в руке. — И пользуйся приборами. Мы, конечно, сейчас не в высшем обществе, но и не в хлеву, так что не надо есть, как животное.

— Простите, — в который раз повторил я, распрямив спину и прекратив есть вообще.

Отец промокнул салфеткой свою бородку а-ля Фрейд и дальше ел уже в полной тишине, которая в то же время красноречиво говорила о том, что он недоволен мной, а я смотрел в окно, наблюдая за прохожими, спешащими куда-то по Маркет-стрит. Наверняка сейчас в нескольких кварталах отсюда Тодд Флик выходил из больницы с только что вправленной рукой. Я дотронулся до синяка на лице и поморщился.

Черт!

Но все могло быть и куда хуже. По крайней мере, Флик поправится.

Но все же ситуация меня пугала. По всей видимости, справиться со мной удалось только с помощью двоих ребят из команды Флика. Как я мог такое забыть?

Я снова провел пальцами по багровой припухлости под глазом.

— Болит? — поинтересовался отец.

Я поднял на него взгляд и увидел, что он уже все доел и сложил приборы на тарелке.