I, с. 120.
После этого проблеска внимания со стороны Петра Московский Кремль вновь и надолго погрузился в сумерки забвения. И. Е. Забелин сообщает: «Пётр выехал из Москвы 16 июня. ДВОРЕЦ БЫЛ ОСТАВЛЕН ПО-ПРЕЖНЕМУ НА ЗАПУСТЕНИЕ И РАЗРУШЕНИЕ, ЖИТЬ В НЁМ НЕ БЫЛО ВОЗМОЖНОСТИ. Двор, во время приездов в Москву… пребывал обыкновенно в Летнем (Головинском) Дворце на Яузе…
Почти при каждой новой коронации возникала мысль основать пребывание в Кремле… Но как только оканчивались церемонии и пиры, всё уезжало в Петербург – И О МОСКВЕ, И О КРЕМЛЕ ЗАБЫВАЛИ ПО- ПРЕЖНЕМУ ДО НОВОГО ПРИЕЗДА… Здания ветшали с каждым годом. Поправка их стоила дорого и с каждым годом становилась ещё дороже» [55], ч. 1, с. 121. Складывается впечатление, что выжидали подходящего пожара. Наконец, дождались. Или, быть может, сами подожгли. А потом стали лить крокодиловы слёзы.
Сообщается следующее: «В 1737 г., мая 29 (то есть через ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ после коронации Екатерины, в течение которых Кремль и Москва по-прежнему были заброшены –
Напомним здесь, что, согласно нашим исследованиям, именно эти знаменитые кремлёвские сады ордынской Москвы=Иерусалима были широко известны в «античном» мире XVI века как висячие сады Семирамиды, см. [ВВЕД], ХРОН6, гл. 10:4.14 и ХРОН6, гл. 18:21.2. Так что погибли они в 1737 году. А вовсе не «в глубочайшей древности», как стали потом всех уверять скалигеровские и романовские историки.
Далее: «В верхних Теремах (Кремля –
Таким образом, очень удачно для романовской истории, причём как бы сами собой, сгорели ценнейшие русско-ордынские архивы XVI – XVII веков.
И. Е. Забелин справедливо сокрушается: «Утрата невознаградимая для истории царского быта во всех отношениях и особенно для истории древних художеств и ремёсел, деятельность которых, в XVI и XVII ст., с особенною силою приливала ко Дворцу. Кроме того, и в других полатах, вместе с делами с 1700 года, сгорели, без сомнения, весьма любопытные бумаги, принадлежавшие Меншикову и Долгоруким, а также Походной Канцелярии Петра. Сгорело «князей Долгоруких сундуков и ящиков и баулов и коробок с домовыми делами шестнадцать… три ящика с Долгоруковскими крепостьми… четыре сундука с домовыми князя Меншикова книгами и делами».
Хотя после пожара некоторые здания были возобновлены и починены и все покрыты кровлями, однакож многие из них, особенно на заднем дворе, с того времени, ПРИШЛИ В ЕЩЁ БОЛЬШЕЕ ЗАПУСТЕНИЕ И СОВСЕМ БЫЛИ ОСТАВЛЕНЫ.
К новой коронации, при императрице Елисавете, точно также оказалось, что в Московских дворцах, по их неустройству, ЖИТЬ БЫЛО НЕЛЬЗЯ, И НЕ ТОЛЬКО В КРЕМЛЁВСКОМ, НО ДАЖЕ В ГОЛОВИНСКОМ И ЛЕФОРТОВСКОМ» [55], ч. 1, с. 122.
В декабре 1741 года было приказано починить хотя бы часть дворцовых помещений. Начались восстановительные работы. Длились они год. По их окончании, однако, выяснилось, что «Кремлёвский дворец ВСЁ-ТАКИ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ УДОБСТВ ДЛЯ ПОСТОЯННОГО ПРЕБЫВАНИЯ, и императрица вскоре переселилась на Яузу в Зимний Дом, а двор – в Лефортовский дворец» [55], ч. 1, с. 123.
Справедливости ради надо сказать, что при Елизавете время от времени всё-таки начали предприниматься отдельные попытки хоть как-то спасти Кремль от окончательного разрушения. Но попытки были весьма слабыми и через некоторое время снова затухали. В 1749 году Елизавета высказала мысль о постройке деревянного Дома на Набережном саду. «Но вскоре это намерение было оставлено» [55], с. 1, с. 123. Решили выстроить каменный дворец «на месте Средней Золотой, Столовой и Набережных Полат, подле Благовещенского собора. С этой целью упомянутые полаты, в 1752 – 1753 г., БЫЛИ РАЗОБРАНЫ со всякою бережью и затем на сводах и стенах древнего подклетного этажа построено в 1753 г. новое здание в Растреллиевском вкусе и названо Кремлёвским Зимним Дворцом… Между тем другие части дворца ВСЁ БОЛЕЕ И БОЛЕЕ ВЕТШАЛИ. БЕЗ ПОЧИНОК И ПОДДЕРЖКИ. Например, о Рождественском соборе протопоп Аврамий доносил, что 'в 1751 г. на том соборе крест на главе дубовый, обложенный медью позлащённой, бурею переломило и цепи порвало; под главою крышка медная с подзорами от бури повредилась, так что сквозь сводов течёт, внутри подмазка валится и от того падения как бы не учинилось святейшей Евхаристии повреждения'. Такое состояние зданий, особенно тех, которые были ВОВСЕ БРОШЕНЫ, внушало достаточные опасения; следовало, по крайней мере, предупредить их внезапное разрушение» [55], ч. 1, с. 123 – 124.
В 1753 году императрица приказала осмотреть подвальные помещения обветшавшего Кремля. Архитекторы Ухтомский и Евлашев составили подробные планы с указанием обвалов и основных разрушений. Причём было отмечено, что во многие подземные помещения доступ стал невозможен. «Всё это подтвердил и сам обер-архитектор Растрелли, поверявший осмотр Ухтомского и Евлашева» [55], ч. 1, с. 124.
Далее: «Тогда же назначено было разобрать наиболее обветшавший и совсем почти развалившийся корпус, примыкавший к прежнему Патриаршему дворцу и к Троицкому подворью, где были некогда хоромы царевен, также нижние каменные этажи хором царицы Натальи Кирилловны и малолетнего Петра… Эти здания, построенные в конце XVII в., следовательно гораздо позднее других, так потерпели от пожаров 1696 и 1701 г., что не простояли и 60 лет, между тем как другие отделения дворца, именно дворец Теремной и Потешный, уцелели даже до нашего времени, несмотря на переделки и перестройки, весьма часто портившие их своды и стены.
Таким образом С ПОЛОВИНЫ XVIII СТ. СТАРЫЙ КРЕМЛЁВСКИЙ ДВОРЕЦ СТАЛ ПОНЕМНОГУ РАЗБИРАТЬСЯ. Особенному запущению и обветшанию некоторых его частей очень много способствовало и то, что в нём помещены были разные Коллегии, Канцелярии и Комиссии. Ещё при Петре было отдано под эти присутствия 59 полат… ОСТАВИВШИ СОВСЕМ ДВОРЕЦ, Пётр, конечно, ничего лучше не мог придумать, как поместить в опустелых полатах свои новоучреждённые Коллегии и Канцелярии…
Но переведённые таким образом во Дворец Коллегии ПОСЛУЖИЛИ К БОЛЬШЕМУ ЕГО НЕУСТРОЙСТВУ И ЗАПУЩЕНИЮ, по той причине, что почти каждая Коллегия переехала не только со своими архивами, чиновниками, сторожами, разного рода просителями… но перевезла с собою и своих КОЛОДНИКОВ, которые и проживали, без сомнения, по целым месяцам и годам в дворцовых каменных подклетах. Всё это умножало нечистоту, грязь, разрушавшие преждевременно древние здания» [55], ч. 1, с. 125.
Таким образом, в эпоху Петра и после него Московский Кремль фактически использовали, в частности, как ТЮРЬМУ И КОЛОНИЮ для преступников, должников, в общем, для колодников. Уже одно это показывает всю глубину пренебрежения и презрения, которые подчёркнуто демонстрировали Романовы по отношению к древней святыне Москвы=Иерусалима. Идея разместить в самом сердце прежней Великой = «Монгольской» Империи (откуда не так давно управлялся практически весь цивилизованный мир XIV – XVI веков) КОЛОНИИ КОЛОДНИКОВ И КОНЮШНИ (см. ниже), – носила явно идеологический характер. Новый оккупационный порядок на территории завоёванной Руси наглядно показывал её населению – кто теперь хозяин, пачкая грязью и конским навозом прежние ордынские символы и святыни.
Картина, встающая со страниц старинных документов, поразительна. «Так, ещё в 1727 году начальство Казённого Двора, в котором сохранялась ДРЕВНЯЯ ЗОЛОТАЯ И СЕРЕБРЯНАЯ ПОСУДА И ВСЕ ЦАРСКИЕ ДРАГОЦЕННОСТИ, – объясняло, что 'от Стараго (?) и Доимочнаго Приказовъ (находившихся где-то
