Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны

Скотоводы

В том-то и заключалась оригинальность микенских сельчан. Скорее пастухи и кочевники, нежели привязанные к месту земледельцы, они отличались от своих эгейских предшественников тем, что владели табунами лошадей и стадами быков. Скотоводы эпохи неолита и начала бронзового века завезли на Балканы различные породы баранов и коз. На Пелопоннесе основным покровителем овчаров и козопасов считался Гермес. Но на протяжении второй половины III тысячелетия на травянистых равнинах Македонии и Фессалии появилось многочисленное поголовье рогатого скота. Своим первопредком и заступником эти пастухи стали называть бога-предводителя крупных стад, которого письменные источники много позже назовут Аплуном, Апеллоном и, наконец, Аполлоном. Мифология повествует о том, как младенец Гермес отправился красть коров у старшего брата Аполлона на север Греции — в Пиерию, чтобы ночью загнать стадо, ведя его задом наперед, в пещеру на юго-западе Пелопоннеса: образцовый угон, впоследствии вдохновивший и оправдавший множество других. Действия пилосского царя Нестора в двух шагах от этой пещеры лишь повторяли аналогичные захваты у северных соседей.

Коневоды же вручали свою судьбу Посейдону. То, что этот бог — повелитель источников — взял в супруги Деметру, богиню земледелия, — факт столь же символичный и необходимый, как союз коня и степи. Но по всей земле — с севера на юг, и особенно в Беотии — постоянно вспыхивали конфликты между пастухами, поклонявшимися разным богам. Скотоводы считали себя солью земли. Царевичи вроде Ганимеда, Париса, Анхиза, Пердикки и его братьев, более того, даже боги, такие, как Аполлон, Гермес, Силен или сатиры, гордились тем, что в юности были пастырями стад, poimenes. Став царями, первые назовутся «пастырями народа (или войск)» — poimenes laon, словно нет никакой разницы между войском и стадом, между теми, кто умеет понимать животных, управляться с ними, и предводителями людей. Уже древние возводили имя Апеллона-Аполлона к слову, на дорийском языке означавшему и «собрание», и «загон», — apella. Быть может, это пастушеское божество, подобное индийскому Савитару, и его имя следует толковать как «тот, кто подталкивает и ведет вперед»? Со своим посохом в форме жезла, кадуцеем, похожим на посох прорицателя и жезл полководца, пастух чувствовал себя царем, волшебником и вершителем правосудия. Иногда он также носил с собой метательное оружие, короткую дубинку, закаленную на огне рогатину. Подобно начинающему воину, подобно богу-победителю дракона, он должен был стать охотником хотя бы для того, чтобы добыть пропитание и уберечь стадо от хищников, змей и другой живности, что ему вечно угрожала. Приходилось также сражаться с разбойниками и соперниками, пуская в ход холодное оружие и лук. Кража скота бесчестила не более, чем война, и бывала столь же кровопролитна. Вынужденный искать новые пастбища, когда старые истощались или пересыхали, хозяин стад навязывал свое присутствие на чужих территориях либо дипломатией, либо силой. Грецию не обошли представления, распространенные в Азии и Африке: только владение скотом и забота о нем делают человека знатным и благородным. Пастух — всегда в движении, он в ответе за каждого из своих подопечных, он — вожак скота и людей и, хочешь не хочешь, обязан проявлять изобретательность. Однажды он мог превратиться и в разбойника, однако именно в его обществе воспитывались юные аристократы и будущие герои.

Глиняные таблички микенских городов, где скотоводы и их бессловесные подопечные рассматриваются исключительно с фискальной точки зрения, выделяют стада, принадлежащие царю, сановникам, жрецам и частным лицам. Они также различают ipopoqo — «тех, кто пасет лошадей», quokora — «пастырей крупного рогатого скота», aikipata — «козопасов», ротепе — «овчаров», suqota — «свинопасов». За ними признавали право брать в пользование, сдавать в наем и обрабатывать земли, но вменяли в обязанность выплачивать определенный налог натурой, как и любому другому работнику, занятому индивидуальным трудом.

Чтобы представить себе жизнь микенских пастухов, надо обратиться к литературе и социологии. Геродот («История», VIII, 137) рассказывает, как возникла династия царей Македонии: «Три брата, ведущих род от Темена, бежали из Аргоса (ныне Кастория) в страну иллирийцев: Гаван, Аэроп и Пердикка. А из Иллирии, преодолев горы, они пришли в верхнюю Македонию и добрались до Лебеи. Там они служили за плату царю. Один пас лошадей, второй — коров, а наиболее юный, Пердикка, — мелкий скот. Еду им готовила сама царская супруга. Но всякий раз, когда она пекла хлеб для юного поденщика Пердикки, то хлеб по непонятным причинам оказывался в два раза пышнее, чем обычно. Женщина предупредила царя, а тот хотел было прогнать трех братьев, не заплатив жалованья. В насмешку он предложил им забрать круг света, падавший в дом сквозь отверстие дымохода. Но младший брат, у которого случайно оказался с собой нож, сказал: «Мы согласны, о царь, принять то, что ты нам даешь», — и вырезал пятно солнечного света на полу царского жилища. Потом, трижды зачерпнув солнечных лучей, положил их за пазуху и удалился вместе с братьями». В этой легенде есть нечто большее, чем описание чуда или история о Мальчике-с-Пальчик, большее, чем намек на три талисмана власти (хлеб, золотой кубок, меч). Тут ухвачен кусок грубой деревенской жизни с ее товариществом, перегонами овец, иерархией, внешней бедностью и реальным богатством, лукавой усмешкой и вечной склонностью к магии и поэзии.

Коневоды

Чем жили эти пастухи, которых в микенских государствах были тысячи? Те, кого дворцовые чиновники заботливо кормили и одевали, те, что на крупнейших равнинах Фессалии, Беотии и Арголиды пасли и обихаживали коней (пастухи, конюхи, грумы, служители и тренеры), кто был занят на этой исключительной царской службе и жил при табуне, рядом с подопечными?

В отличие от своих соседей скифов, ахейцы не ели конины и не пили молока кобылиц. Обычный рацион, состоявший из ячменного или пшеничного хлеба, они разнообразили сушеными фруктами или оливками, порой — небольшим количеством добытой на охоте дичи, сорванными с куста ягодами, съедобными кореньями и плодами с огородов, неподалеку разбитых женщинами. Пили они воду.

За лошадьми с «мощными копытами», хотя и без подков, резвившимися почти на свободе, приходилось приглядывать днем и ночью. В особо ненастную погоду — дождь или холод — лошадей возвращали в конюшни и кормили из яслей и кормушек. Пастухи заботились о том, чтобы кобылиц покрывали самые лучшие жеребцы, даже если чистокровного скакуна для случки приходилось заимствовать у соседа (как с согласия последнего, так и без). Они знали толк в скрещивании пород. Лошаков и мулов тщательно учитывали в архивах дворца. Что касается воспитания коня, то микенцы поступали в точности так же, как все коневоды Малой Азии той эпохи, используя наиболее распространенные методы хеттских конюшен. Едва мать переставала кормить жеребенка, как малыша начинали обучать вместе с нею — не бояться человека, шума, пыли и есть с ладони. Коней ласкали, но и наказывали, используя кнут и стрекало. Сначала их тренировали всех вместе с простым недоуздком, потом — в полной сбруе, запрягая под ярмо в паре с уже подготовленным животным и пуская то галопом, то шагом. Наконец молодые кони допускались к соревнованиям. Главная цель коневодов — поставить царю и его офицерам быстрые и надежные упряжки.

Пастухи крупного рогатого скота

Должно быть, приятно было смотреть на белые стада коров и быков, посвященных Солнцу, — огромные, медленно движущиеся стада царей Адмета и Авгия — на этих великолепных животных с длинными рогами в форме лиры. Архивные документы ласково именуют коров Рыжухами, Чернушками, Пеструшками, Белоногими… «Коровы (в Элиде, возле Олимпа) тысячами идут друг за другом, словно тучи,