Фурман Роман
Первый день эпохи возрождения
— Пора…
— Вы что-то сказали? Вы мне?
— Не вам. Вообще… Говорю, пора…
— Давно пора. Чего они тянут.
— Сверяют со списками. Все должно сойтись.
— Нас тут не так уж и много. Развели канцелярщину. Чушь…
— Порядок есть порядок.
— Все равно, что-нибудь да напутают. Кого-то наверняка забудут.
— Во всяком случае, не должны. Это приказ Администрации — забрать всех до единого. Всех…
— Значит, это последней? А если не хватит мест?
— Они могут в сто раз больше, в тысячу. Разве не видите, какая громадина. Дух захватывает.
— Неужели-таки всех?! А если кто-то не успеет? Или просто решит остаться? Что тогда?
— Остаться? Здесь? Зачем?!
— Мало ли что. Захочет — и все.
— Стало быть, он сумасшедший. Вот вы же не хотите? Или хотите?
— Я?! Что я здесь забыл, в этом проклятом пекле?
— То-то. Все так рассуждают. Никто не хочет пропадать в этом аду. Ничего, скоро мы уже будем _там_ и сможем забыть все, отдохнуть. А потом начнем жить…
— Вот теперь действительно начинают. Видите, впустили первую группу.
— Прямо не верится… Через пару часов очередь дойдет и до нас.
— А я почему-то боюсь. Не знаете, это опасно? Что говорят?
— Не знаю. Лично меня это не волнует. Лишь бы вырваться отсюда. На любых условиях. Терять уже нечего…
— Но все-таки, что они с нами сделают? Что мы почувствуем?
— Я же говорю вам, не знаю. Засушат, заморозят, растворят — какая разница!
— Бррр!.. Ну и юмор у вас. Я же серьезно.
— Да что вы пристаете с пустяками. Спросите у них самих, а меня оставьте в покое. Вон ходят двое — Капитан и первый помощник. Они вам все расскажут. Ну, сбегайте.
— Вы что, смеетесь? Я и так еле на ногах держусь, не то что они… А кто из них Капитан? Коренастый?
— Да. Он уже сделал двенадцать рейсов. А первый помощник, я слышал, впервые здесь. Новичок. Он даже родился _там_.
— Эх, везет людям.
— Это верно, кому как повезет. Его родители попали в первые рейсы. Вас-то еще и на свете не было.
— Меня? Возможно. Кстати, я в своем роде знаменитость.
— Вы? Вот уж не сказал бы, глядя на вас. Ну и чем же?
— Моложе меня никого здесь нет, хотя мне уже сорок два. Я последний, кому позволено было родиться. Последний, понимаете. Потом Администрация приняла решение — больше ни единой души.
— Ну и правильно. Надо было еще раньше. Иначе бы они еще и через десять лет не увезли всех отсюда. Все-таки мы живем в самую гнусную эпоху. Эпоху бегства от самих себя.
— Это вы в точку попали. Гнуснее и не придумаешь… Еще одну группу впустили. Дело движется. Медленно, но верно.
— Моя очередь движется уже четырнадцать лет. Так что я привык. К движению…
— Что же вы раньше не записались?
— Раньше… Все мы жертвы, как говорится, стадного чувства. Сначала никто не хотел, первых отправляли в принудительном порядке. Конечно, были добровольцы, но они не в счет. Масса, толпа… Глупцы, и я такой же… Мне уже пятьдесят девять. Кто знает, сколько еще осталось. Но хоть год-два, хоть сколько-нибудь пожить по-человечески, а не так, как мы сейчас. Или умереть, все равно…
— Нет-нет, я не согласен умирать. Жизнь — это чудо, даже здесь. Величайшее чудо, которое еще осталось у человека.
— Хм, да вы философ! Поэт! Стишки сочиняете?
— Оставьте… Лучше посмотрите, что это там виднеется.
— Где?
— Почти у горизонта. Непривычный зеленый цвет. Правее тех барханов, видите?
— Ну и что? Камень, наверное. Какая разница. Подвиньтесь, теперь можно стать под навесом. Пожалуй, они стали работать быстрее.
— Странно, очень странно.
— Вы о чем?
— Да вот это зеленое. Вчера, кажется, там ничего не было. Вы не заметили?
— Мне все равно. Считайте, это мираж.
— Я бы не сказал.
— Тогда сбегайте и узнайте. Потом расскажете всем нам.
— Мне что, больше всех нужно? Просто к слову…
— Вот она, типичная философия потребителя.
— Будто вы не потребитель. Созидатель нашелся. Именно такие, как вы, и довели до всего этого кошмара!
— Слушайте, мне надоели ваши праздные разговоры. Давайте помолчим лучше, чем попусту молоть языком.
— Пожалуйста. Только, по-моему, вы начали первый. Да, вы. Вы сказали…
— Что я сказал? Какой вы все-таки нудный.
— Ну, знаете ли… Я попрошу вас выбирать выражения!
— Да идите вы…
— Что-что?!
— …!
— …!!
И они замолчали.
Да и о чем говорить?.. Через час-другой их, да и всю эту вереницу людей в прозрачных оболочках, ожидает глубокий сон едва ли не по ту сторону бытия — долгосрочная теплохимическая консервация организма. И какая разница — что они думают друг о друге и обо всем остальном.
Каждые семь минут горстка пассажиров входила в камеру шлюзования огромного космического корабля. Там они принимали снотворное и располагались в пластиковых капсулах. Дальнейшее от них уже не зависело. И они засыпали с надеждой, что через шесть лет — световых лет — они вернутся к жизни, но уже _там_, на четвертой планете звезды Бертольда.
Эта планета, которую переселенцы назвали Младшей Землей, М-Землей, а в разговорной речи Эм- землей, имела вполне приемлемые условия для жизни, почти такие же, какие были на покинутой Земле в мезозойскую эру. Так Человек, Венец Творения, выбрался, наконец, из своей земной колыбели, и зашагал по этажам мироздания с видом победителя, бесцеремонно заглядывая во все его комнаты, обшаривая закоулки и опустошая кладовые. Ибо что ему еще оставалось делать? Только побеждать. И пожинать плоды своих побед…
А пока последние люди покидали Землю. Очередь уже сократилась на треть — вереница странных фигур в прозрачных оболочках под палящими лучами солнца на стартовой площадке. Люди уезжали без багажа и в камере шлюзования оставляли все, что было на них, вплоть до контактных линз-очков. Одна старушка пыталась пронести под своей оболочкой кота. Через минуту рука робота вышвырнула кота прочь.
