повышение мощности на 40 процентов. Это приспособление называется 'компрессор'. Оно станет нашим тайным оружием на следующие 15 лет.
Мы удовлетворённо вслушиваемся в этот вой. Здоровенный Лаутеншлагер кивает мне. Даже на серьёзном римском профиле Кристиана Вернера появляется улыбка. Вернер - лучшая 'лошадка' в нашей конюшне. Через несколько дней ему предстоит впервые испробовать этот мотор на 'Тарга Флорио'. Я поворачиваю рычаг. Мотор замолкает. Внезапная тишина заполняет зал, через стеклянную крышу которого светит яркое июньское солнце.
- Хватит на сегодня, - говорю я, - обеденный перерыв!
- Минуточку, господа! - раздаётся позади меня сильный голос, - Еще успеете добраться до своего супа!
Это директор Грос, шеф отдела продаж. Такого же крепкого телосложения, как и мы. В те времена нужно было быть большим и сильным - как медведь - чтобы справится с тяжелыми машинами. Рядом с директором Гросом стоит паренёк, нежный, почти тщедушный, с приятным юношеским лицом.
- Разрешите вам представить господина Карачиолу из Дрездена, - говорит директор Гросс, - его нам горячо рекомендовал шеф филиала Хертцинг - как нового гонщика.
- Новый гонщик? - растягивая слова, спрашиваю я, не веря тому, что услышал. В конце концов, гонщиков у нас достаточно: Лаутеншлагер, Зальцер, Вернер, Мерц, не говоря уже обо мне самом, Альфреде Нойбауэре. Что, мы уже недостаточно хороши? Зачем нам этот паренек - Карачиола?
При таком критическом отношении Карачиоле нечего ловить. Его приняли продавцом в дрезденский филиал, на оклад в 100 марок ежемесячно. По воскресеньям ему разрешили выступать за нас в маленьких и горных гонках.
Довольно равнодушно мы восприняли новость, что в этих соревнованиях господин Карачиола добывает одну победу за другой. Только понемногу мы снисходим до его уровня, по-отцовски хлопаем по плечу, тем более что он на самом деле производит впечатление неплохого парня. Но у нас, старых бойцов, нет времени на детские игры вроде этих горных испытаний. Нас ожидают другие задачи, как, например, 'Тарга Флорио', самая значительная гонка того времени.
'Тарга Флорио' проводилась 27 апреля 1924 года. Это - гонка полная драматизма, под палящим сицилианским солнцем, по пыльным, плохим дорогам, против элиты гонщиков со всего мира. 'Тарга Флорио' 1924 года стала огромным успехом для нашей фирмы, для доктора Порше и для нового компрессорного мотора.
Кристиан Вернер побеждает, Лаутеншлагер стал десятым, Нойбауэр пятнадцатым в общем зачёте. Но в наших гоночных классах мы заняли все три первых места и выиграли командный приз.
Наш въезд в Штутгарт подобен народному празднику. Флаги и гирлянды украшают улицы, по которым мы проезжаем на наших гоночных машинах. Нам отдают почести как королям. Фердинанд Порше становится почетным доктором высшей технической школы Штутгарта. А некий Нойбауэр ходит с высоко задранным носом - от макушки до пяток настоящий гонщик. Но - 'сатана гордился - с неба свалился...'
Во время гонки в Земмеринге 14 сентября 1924 года я снова забираюсь за руль гоночной машины. Нойбауэр хочет показать своим соотечественникам из Вены, каким классным парнем он все-таки стал.
Трасса имеет длину 10 километров и проходит сквозь бесчисленные узкие повороты в гору. Стартуют поодиночке.
Я прохожу повороты лучше, чем когда бы то ни было, с любовью, почти как кисточкой по бумаге. У цели я настолько устал от этого 'красивого-прохождения-поворотов', что только через 5 минут могу подняться с сидения.
Время: 7:34,4 минуты. - Пусть кто-то попробует это повторить! - думаю я, чувствуя себя уже почти наполовину победителем.
Но потом на старт выходят другие, особенно Кристиан Вернер. Он так заносит машину в повороты, что у нее чуть не отлетают задние колеса. Выглядит это некрасиво. - Нет, - думаю я, - так бы я никогда не ехал.
Время Вернера: 6:55,6 минут... Я не могу поверить. На 40 секунд быстрее меня - новый рекорд.
И старый Отто Зальцер тоже быстрее меня и еще две другие машины. Мне осталось только не очень славное пятое место в общем зачете.
- Это же невозможно! - говорю я Ханзи, которая тогда была еще только моей невестой, - Наверное, что-то не так с часами!
Ханзи искоса смотрит на меня особым образом. - Все верно Фредль, - говорит она, - Только... другие просто едут как дьяволы... а ты - как ночной сторож!
В этот день в груди Альфреда Нойбауэра зародились первые сомнения, действительно ли он рождён великим гонщиком...
[...]
В июле 1926 года в Берлине - огромная сенсация. На АФУСе проводится Гран-при Германии, гонка, каких Берлин еще не видывал. Заявлены 40 гонщиков со всего мира, все, чье имя что-то означает. Только Mercedes, как теперь называется фирма, и его гонщики не появятся, так как Mercedes посылает своих знаменитых 'стариков' в Испанию, где в то же время проходит гонка в Сан-Себастьяне.
[...]
- Итак, господин Карачиола, - приветствует его директор, - что вас ко мне привело?
- Вопреки своему обыкновению Руди пошел напролом.
- Я слышал, что Mercedes не будет стартовать на АФУСе, господин директор?
- Совершенно верно. Гонка в Сан-Себастьяне для нас важнее. Нам нужно увеличить экспорт. Для этого необходима реклама - в виде побед за границей.
- И Вам совсем безразлично что происходит в Германии? Гонка на АФУСе это первый Гран-при за много лет!
Зайлер пожимает плечами. - Я знаю. Но две гонки одновременно - это выше наших сил. А в полсилы мы не играем.
Руди глубоко вздыхает. И выстреливает, - Если Вы дадите мне машину - я справлюсь в одиночку!
Директор поднимает брови, - Вы...? Вы шутите! Молодой, неопытный - против всей мировой элиты?
- Мне всего лишь двадцать пять, господин директор, но я уже все-таки одержал за Mercedes 19 побед. Это не считается?
- 19 побед? Предположим. Но в каких гонках? Через горы Шлезии, Саксонии, Тевтобургский лес и тому подобное. АФУС - это совсем другое. Для этого нужен опыт. А он есть только у наших стариков... Я не сомневаюсь в Вашем таланте, но нам нужно думать об интересах фирмы. Поражение в Берлине было бы огромным позором...
- ...а победа - огромным успехом! Вот что я предложу: разрешите мне стартовать частным образом. Неудача пойдет полностью за мой счет. А победа принесёт пользу нам обоим.
- Хм... Зайлер задумчиво рассматривает пепел своей сигары. Предложение звучит неплохо. Рвение этого Карачиолы чем-то ему импонирует. Того просто не узнать, былую робкость - как рукой сняло. Карачиола, который сейчас стоит перед ним, полон энергии, решимости - это человек, который знает, чего хочет!
- Хорошо. - наконец говорит директор Зайлер. - Если Вы так сильно хотите обжечься... Вы получите вашу машину. Мы несем расходы - Вы риск. Согласны?
- Еще бы! Руди больше не отпускает руку Зайлера. - Благодарю Вас, - говорит он, - Вы не пожалеете. Я обещаю!
Зайлер шумно вздыхает. – Кстати, я передумал. Я не поеду в Испанию. Я буду в Берлине. Он хитро подмигивает, - Само собой, частным образом!
Двумя неделями позже для Карачиолы началась первая тяжелая гонка в жизни. Борьба, какой Германия еще не видела.
