— Мадам, — сказал он, — раз уж никто из присутствующих не представил вас мне, можно я сам представлюсь вам?
— Конечно, можно, — сказала Жанна. — Хотите присоединиться к нам?
— Мадам весьма любезна, — сказал Луи.
— А чего тут такого? — удивилась Жанна. — Одним больше, одним меньше — невелика разница.
Она с удовольствием разглядывала Луи. Перед ней стоял хотя и пожилой но еще очень красивый мужчина. Все остальные мужчины вокруг нее в сравнении с ним проигрывали. А как он смотрел на нее! О, Жанна хорошо знала, что значит этот взгляд. Сколько раз уже ловила она на себе такие взгляды мужчин!
— Мадам дю Барри, перед вами Его Величество король, — пролепетал Ле Бель.
— Да ну! — крикнула Жанна и весело засмеялась. — То-то я смотрю, лицо мне ваше как будто знакомо.
Настала благоговейная тишина, нарушил которую Луи, тоже не удержавшийся от смеха.
— Я так рад, — сказал он. — Мы как будто стали от этого не такие чужие друг другу, верно? — О, да вы шутите! — сказала Жанна, — Никогда не думала, что я и мой король — чужие друг другу.
— Эта мысль не дает мне покоя, заставляет чувствовать себя одиноким, — сказал Луи. — Ну да не будем придавать этому значения, а лучше станем друзьями.
— Вы такой приятный человек, Ваше... — она обернулась к Ле Белю и Жану Батисту, — как мне называть его? — спросила она их, как будто не замечая, что от смущения они готовы провалиться сквозь землю.
В ответ Ле Бель промямлил что-то невразумительное, но тут король взял ее за руку.
— Называйте его вашим другом,— сказал он,— ему это будет приятнее, чем любое другое обращение.
Жанна устремила взгляд своих красивых глаз в потолок и сказала, словно обращаясь к кому-то, кого увидела там:
— Король — мой друг. Надо же, никогда не думала, что доживу до такого дня...
— И я не думал, что встречу ту, видеть и слышать которую доставит мне такое наслаждение.
Жанна обернулась к гостям, словно призывая их в свидетели только что прозвучавших слов.
Но сказать она ничего не успела. Луи взмахнул рукой.
— Мадам дю Барри и я хотели бы остаться одни, — сказал он.
— У короля новая гризетка,— сказал Шуазель своей сестре. — Какая-то девица низкого происхождения. Думаю, задержится недолго, до конца недели, не больше.
— Тогда нам обоим не о чем беспокоиться.
— Конечно, — буркнул герцог. — С годами вкус короля не улучшился, а она особа самого низкого пошиба.
— Однако я заметила,— сказала герцогиня, — что Луи давно не казался таким счастливым, как сейчас. Сегодня на прогулке он был очень весел, а вид имел такой, будто спешит на какое-то рандеву, то и дело поглядывал на часы.
— Надо бы послать за Ле Белем и расспросить его об этой женщине,— сказал герцог.
— Тогда сделайте это прямо сейчас. Я настроена не так благодушно, как вы. Наверное, оттого, что видела, какое у Луи счастливое выражение лица.
Шуазель выполнил просьбу сестры и послал за камердинером короля.
— Вот что, Ле Бель, — сказал он, — кто эта новая маленькая пташка, что так весело поет в королевских силках.
— Вы спрашиваете, монсеньор герцог, о мадам дю Барри?
— Мадам дю Барри! Она что — жена того малопочтенного типа, который когда-то надоедал мне своими просьбами?
— Она жена его брата, монсеньор герцог,
— И вы привели ее к королю?
— Монсеньор герцог, таковы мои обязанности.
— Не в сточных же канавах Парижа вести вам свои поиски. Могли бы взглянуть и повыше.
— Монсеньор, она невестка графа дю Барри.
— Графа? Никакой он не граф. Надо заставить его отказаться от титула, на который он не имеет права. Мне известно, что эта женщина низкого происхождения... из самых низов...
— Да, монсеньор герцог, из самых низов.
— Что может дать королю такая женщина? Одна — две ночи — и все?
— И все, монсеньор герцог.
— Очень хорошо. Но прежде чем приводить к королю всяких безродных и вообще сомнительных девиц, ставьте меня в известность об этом, Ле Бель. — Шуазель наклонил голову, давая понять Ле Белю, что разговор окончен.
— Впредь, монсеньор герцог, я только так и буду поступать.
Ле Бель удалился, испытывая немалое облегчение. Ему очень не хотелось, чтобы Шуазель с сестрой заметили, как он волнуется. Все дело было в том, что Жанна привела короля в такой восторг, какого он давно уже не испытывал ни с одной женщиной.
Появление Жанны дю Барри огорчило не только Шуазеля. Ришелье, испытавший на себе чары Жанны, тоже думал, что она недолго пребудет утешительницей короля и вскоре разочарует его. Он не возразил бы, если бы ему сказали, что пребывание Жанны в тайных апартаментах Версаля продлится не больше недели.
Казалось невероятным, чтобы Луи мог до такой степени потерять голову. Никто не спорил, что эта женщина обладает редкой красотой, но ее манеры, ее речь выдавали в ней обитательницу парижских предместий. И что же? Когда эти словечки слетали с очаровательных губ Жанны, король, казалось, находил их вполне сравнимыми с остротами Ришелье или Вольтера.
Восхищение короля Жанной не знало границ. Он уже успел одарить ее множеством драгоценностей, и весь двор гадал, что еще сделает Луи, чтобы возвысить Жанну. Пока что она появлялась в малых апартаментах во время интимных ужинов в узком кругу гостей, но, конечно, не будучи никому представлена, не могла показаться в официальных апартаментах. Вечерами в малых апартаментах король бывал так же весел, как в те дни, когда мадам де Помпадур угадывала все его желания и ублажала его, устраивая изысканные и остроумные развлечения.
Произошло нечто удивительное: пятидесятивосьмилетний Луи влюбился, как мальчишка.
Мадам де Помпадур была для Луи дорогим другом, но она не обладала таким завидным здоровьем; как мадам дю Барри, не была такой чувственной, такой темпераментной, какой была Жанна. Было очевидно, что в делах любви эта молодая, полная сил женщина небывалой красоты столь же опытна, как и сам Луи.
Ришелье пытался обратить внимание короля — самым почтительным образом, разумеется, — на то, что он ведет себя как зеленый юнец.
— Не могу понять, сир, — сказал герцог, — как этой женщине удалось так вскружить вам голову. Спору нет, она красива, но одна ли она?
— Вы, наверное, ослепли, Ришелье, если сравниваете ее красоту с чьей-то еще, — сказал король.
— Говорят, однако, это любовь делает нас слепыми, — рискнул возразить Ришелье.
Король был слишком счастлив, чтобы сердиться, и это придало Ришелье смелости.
— Что вы нашли в ней такого, — продолжал он, — чего нет в других женщинах?
— Она владеет тайным умением заставить меня забыть, что я уже не молод. Она, такая молодая, научила меня многому, чего я до сих пор не знал.
